Аболиньш, Таливалдис
Таливалдис Аболиньш | |
Tālivaldis Āboliņš | |
Имя при рождении: |
Таливалдис Аболиньш |
---|---|
Дата рождения: | |
Место рождения: | |
Дата смерти: | |
Место смерти: | |
Профессия: | |
Гражданство: | |
Театр: | |
IMDb: |
Таливалдис Аболиньш (латыш. Tālivaldis Āboliņš; 11 февраля 1932 — 18 мая 1991) — советский и латвийский театральный актёр и режиссёр.
Содержание
Биография
Родился 11 февраля 1932 года в Риге, в семье служащих. Отец — Петерис Аболиньш был офицером Латвийской армии, мать работала бухгалтером.
После школы окончил Рижский индустриальный политехникум и Всесоюзный государственный институт кинематографии (мастерская Ольги Пыжовой и Бориса Бибикова, 1955).
С 1955 года до выхода на пенсию был одним из ведущих актёров Государственного театра юного зрителя Латвийской ССР. В восьмидесятые годы предпринял постановки театрализованных литературных программ, в которых принимала участие его артистическая семья. Супруга — актриса Вера Сингаевская и дети — сыновья Гундарс и Марис.[1]
Ушёл из жизни 18 мая 1991 года, похоронен на рижском Лесном кладбище.
Признание и награды
Творчество
Роли в театре
Государственный театр юного зрителя Латвийской ССР
- 1956 — «Золотой конь» (латыш. "Zelta zirgs") Райниса — Антиньш
- 1957 — «Эмиль и берлинские мальчики» (латыш. "Emīls un Berlīnes zēni") Эриха Кестнера — Эмиль Тишбейн
- 1957 — «Поросль» (латыш. "Jaunaudze") Казиса Бинкиса — Барзджус
- 1957 — «В поисках радости» (латыш. "Prieku meklējot") Виктора Розова — Геннадий
- 1958 — «Республика Вороньей улицы» (латыш. "Vārnu ielas republika") Яниса Гризиня — Лурих
- 1958 — «Когда пылает сердце» (латыш. "Kad liesmo sirds") Яниса Анерауда — Янис Смилтанс
- 1959 — «Ноль за поведение» (латыш. "Nulle uzvedībā") Стоянеску и Саввы — Штефан Нардь
- 1959 — «И так и этак, всё ничего» (латыш. "Šis un tas itnekas") Яниса Акуратера — Уточка
- 1961 — «Принцесса Гундега и король Брусубарда» (латыш. "Princese Gundega un karalis Brusubārda") Анны Бригадере — Марис
- 1962 — «Внуки Колумба» (латыш. "Kolumba mazdēli") Зигмунда Скуиня — Тилценс
- 1964 — «Ореховый мостик» (латыш. "Lazdu laipa") Илзе Индране — Паулис
- 1965 — «Индулис и Ария» (латыш. "Indulis un Ārija") Райниса — Минтаутс
- 1966 — «Легенда об Уленшпигеле» (латыш. "Leģenda par Pūcesspieģeli") по роману Шарля де Костера — Майгум
- 1967 — «Майя и Пайя» (латыш. "Maija un Paija") Анны Бригадере — Варис
- 1968 — «Мамаша Кураж и её дети» (латыш. "Kuražas māte un viņas bērni") Бертольта Брехта — Эйлиф
- 1969 — «Хоро» (латыш. "Kāzas") Антона Страшимирова — Нако
- 1969 — «Шурум Бурум» (латыш. "Šurumburums") - Учитель и отец
- 1970 — «Зелёная птичка» (латыш. "Zaļais putniņš") Карло Гоцци — Бригелла
- 1972 — «Костёр внизу у станции» (латыш. "Ugunskurs lejā pie stacijas") Гунара Приеде — Дедушка
- 1975 — «Иванов» (латыш. "Ivanovs") А. П. Чехова — Боркин
- 1978 — «Капля солнечной росы» (латыш. "Saule rasas pilienā") Яниса Яунсудрабиня — Писатель
- 1978 — «Бастард» (латыш. "Bastards") Петериса Петерсона — Профессор
- 1979 — «Пер Гюнт» (латыш. "Pērs Gints") Генрика Ибсена — Учитель
- 1986 — «Заснеженные горы» (латыш. "Sniegotie kalni") Гунара Приеде — Бывший директор
- 1988 — «Запах грибов» (латыш. "Smaržo sēnes") Гунара Приеде — Карлис Раубенс
Фильмография
- 1958 — Чужая в посёлке — Бернатс
- 1979 — Незаконченный ужин — эпизод
- 1981 — Помнить или забыть — Антон
- 1981 — Лимузин цвета белой ночи — сосед тётушки
- 1982 — Таран — пьяница
- 1984 — Фронт в отчем доме — Стабулниекс
- 1984 — Когда сдают тормоза — барыга
- 1985 — Двойной капкан — Генрих Карлович Фрайман
- 1989 — Фа минор — музыкант
Напишите отзыв о статье "Аболиньш, Таливалдис"
Примечания
- ↑ Teātris un kino biogrāfijās : enciklopēdija / sast. un galv. red. Māra Niedra; māksl. Aleksandrs Busse. — Rīga : Preses nams, 1999-. — (Latvija un latvieši). 1.sēj. A-J. — 1999. — 462 lpp. : il. ISBN 9984-00-331-0 (латыш.)
Ссылки
Отрывок, характеризующий Аболиньш, Таливалдис
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
- Родившиеся 11 февраля
- Родившиеся в 1932 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Риге
- Умершие 18 мая
- Умершие в 1991 году
- Умершие в Риге
- Актёры по алфавиту
- Актёры СССР
- Актёры Латвии
- Актёры XX века
- Выпускники ВГИКа
- Заслуженные артисты Латвийской ССР
- Персоналии:Государственный театр юного зрителя Латвийской ССР
- Похороненные на Лесном кладбище