Ависский орден

Ависский Военный орден
Оригинальное название	порт. Ordem de Avis, Ordem Militar de Avis
Страна	Португалия Португалия
Тип	Орден
Статус	Вручается
Статистика
Дата учреждения	1146

Орден Святого Беннета Ависского — католический военный орден, существовавший в XII — XIX веках в Португалии. Подобно другим португальским военным орденам — Сантьяго и Томарскому — в 1789 секуляризован, в 1834 году его владения подверглись национализации, в 1910 году распущен, в 1917 восстановлен в качестве республиканского (как военная награда) во главе с президентом Португалии.

История

С момента основания Португальского королевства (1128) короли были заинтересованы в усилении реконкисты профессиональными воинами-крестоносцами, которые согласно данному обету должны были пожизненно бороться с неверными. Уже в 1128 году в Португалии, первой из стран Западной Европы, обосновались тамплиеры (позднее эволюционировавшие в Томарский орден), а примерно 20 лет спустя был основан и первый местный военный орден — «братство Девы Марии из Эворы».

В 1166 году братия, ставившая перед собой задачу отвоевания Эворы у мавров, преуспела в своём начинании. В награду король передал им город в управление. Первым великим магистром ордена был Педру Афонсу (или Педру Энрикеш) (1130—1169) — внебрачный сын первого португальского короля; тогда же они приняли бенедиктинский устав. Главной резиденцией рыцарей стал Ависский замок (современный город Авиш), по которому они и получили своё современное название — бенедиктинцев из Авиша.

Конец XIV — начало XV века были ознаменованы в истории ордена затяжным диспутом с кастильским орденом Калатравы, который чуть ли не с момента основания видел в Ависском ордене свою западную ветвь и требовал подчинения португальского магистра кастильскому. На Базельском соборе (1431) обоснованность притязаний кастильцев признал сам папа римский.

Окончание реконкисты оставило многочисленных (и бессемейных) рыцарей без постоянного занятия. В 1385 году Великий магистр Ависского ордена Жуан I стал королём Португалии и основателем Ависской династии (1385—1580). Короли этой династии повели ависских рыцарей на новые «крестовые походы» в Африку. В 1415 году они взяли Сеуту, в 1437 осадили Танжер. Томарским и Ависским орденами в те годы руководили братья короля Дуарте I, Энрике Мореплаватель и Фернанду, причём последний окончил свою жизнь в марокканском плену.

С ростом Португальской империи ависские рыцари из воинов-монахов превратились в колонизаторов-землевладельцев. В эпоху ренессанса орден подвергся обмирщению. Папа Александр VI Борджиа освободил рыцарей от обета безбрачия (1502), а в 1551 году было объявлено, что впредь главой ордена будет считаться сам португальский монарх.

Степени

• Большой крест (Grã-Cruz - GCCA)
• Гранд-офицер (Grande-Oficial - GOA)
• Командор (Comendador - ComA)
• Офицер (Oficial - OA)
• Кавалер / Дама (Cavaleiro / Dama - CavA / DamA)

Источники

• «Иллюстрированная энциклопедия „Руссика“. История Средних веков». — Москва: ОЛМА-ПРЕСС, 2004. — С. 640. — ISBN 5-94849-552-3.

См. также

• Ависская династия
• Кавалеры Ависского ордена

Ссылки

• [www.ordens.presidencia.pt/?idc=183 Ависский орден на сайте Президента Португалии]
• Ависов орден // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Ависский орден

И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.