Адамова, Полина
Поделись знанием:
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
| Полина Адамова |
Полина Адамова (род. 1970) — израильский художник книги, сценограф и художник по костюму. Родилась и выросла в Москве. Отец Е. Б. Адамов (1924—2004) — профессор, зав. кафедрой книжного дизайна в Московской Академии печати. Мать Е. М. Омельяновская — главный художник издательства «Мысль». Полина Адамова закончила МПИ (Московская Академия печати) с дипломом «Художник книги». Работает как театральный художник с 1995 года в театрах России, Украины и Израиля. Оформляет книги, журналы и сайты для Москвы и Тель-Авива. Работала в издательствах «Коммерсантъ», «Иван-пресс», «Россмэн», «Мысль», «Гешарим», «Едиот Ахронот», «Сифрият Маарив», «Иностранка» и др. Была гл. художником в журналах «Занавес», «Медведь», «Архидом» и в изд-ве МХАТ в Москве, в журналах «Салон» и «Кино-театр» и Киеве, в журнале «Тайм аут» на русском языке в Израиле. Работает дизайнером в театрах Гешер (Тель-Авив), Камерный (Тель-Авив), Габима (Тель-Авив), Маленький (Тель-Авив), Хан (Иерусалим). Замужем за израильским писателем Рои Хеном.
Театральные работы (сценогафия и костюмы):
- Россия
- «Таня-Таня» О. Мухина. Московский театр «Мастерская П. Фоменко». 1995
- «Жизнь есть сон» П. Кальдерон. Театр им. Вахтангова. 1997
- «Главное забыл» по Шолом-Алейхему. Такой театр. 2011
- Украина
- «Шельменко-денщик» Квитка-Основьяненко. Молодой театр. 1999
- «Уветюра до свидания» И. Франко. Театр Сузирье 2000
- «Маркиза де Сад» Ю. Мисима. Театр им. Франко. 2000
- Израиль
- «Старуха и чудотворец» Д. Хармс. Театр Маленький. 2003
- «Женщина в песках» К. Абе. Театрон арави-иври. 2003
- «Кабаре» — проект для фильма «Сцена». Театр Габима — Хейнекен клуб. 2004
- «Посторонний» А. Камю. Театр Маленький. 2004
- «Сара Бернар» Д. Марел. Театр Габима 2005
- «Роза Ерихона» Р. Хен. Театр Маленький. 2005
- «Приключения Ционы». Театр ха-Симта. 2005
- «Игра везения» Опера С. Бараб. Театр КамерОпера. 2006
- «Войцек» Г. Бюхнер. Театр Маленький. 2006
- «Забыть Герострата» Г. Горин. Театр Гиватайм. 2006
- «Это великое море» Й. Бар-Йосеф. Камерный театр. 2007
- «О преступлении» Ф. Достоевский. Театр Маленький. 2007
- «Главное забыл» Шолом-Алейхем. Театр Тмуна. 2007
- «Превращение» Ф. Кафка. Опера-фринж. 2008
- «Кто-то за мной» — моноспектакль Довале Гликмана. Театр Цавта. 2008
- «Эмигранты» С. Мрожек. Театр Маленький. 2008
- «Маленькие трагедии» А. Пушкин. Театр Маленький. 2008
- «Орфей в метро» Х. Кортасар. Театр Маленький. 2009
- «Стулья» Э. Ионеско. Театр Контекст. 2010
- «Новый мровой порядок» Пинтер. Театр Хан. 2010
- «Иов» Й. Рот. Театр Маленький. 2011
- «Двенадцатая ночь» У. Шекспир. Театр Хан. 2010
- «Миреле Эфрат» Я. Гордин. Театр Контекст. 2011
- «Стемпеню» Шолом-Алейхем. Театр Идишпиль. 2011
- «Молли Суини» Б. Фрил. Театр Хан. 2011
- «Кнопка» Й.Бар-Йосеф. Театр Контекст. 2011
- «Женщина. Сатана». Театр ха-Симта. 2011
- «Попер» Ханох Левин. Театр Камери
- «Ананоца» Модерн-балет для детей. Ноа Дар. 2012
- «Игра любви и случая» Мариво. Театр Хан. 2012
- «Ифигения» Еврипид. Театр Беэр-Шевы. 2012
- «Маленький человек. Что теперь?» Фаллада. Театр Камери. 2013
- «2 коротких пьесы и кот» по А. Чехову. Театр Хан. 2013
- «Шинель» по Н. Гоголю. Театр Хан. 2013
- «Наш класс» Костюмы. Театр Камери. 2014
- «Странствия Одиссея» по Рои Хэну. Костюмы. Театр Гешер. 2014
- «Электра» Софокл. Театр Камери. 2014
- «Эдип» Софокл. Костюмы. Театр Габима. 2015
- «Остановленный в сумерках» Хайхурст. Костюмы. Театр Габима. 2015
- «Царапины»[1] Раджиф Джозеф. Сценография и костюмы. Театр Гешер. 2015
- «Убегающая от страха»[2] Гросман. Костюмы. Театр Габима/Камери. 2016
- «Мефисто»[3] по Манну. Костюмы. Театр Камери. 2016
Напишите отзыв о статье "Адамова, Полина"
Примечания
Отрывок, характеризующий Адамова, Полина
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
