Алкуин

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алкуин
Дата рождения:

около 735[1]

Дата смерти:

19 мая 804[2]

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

А́лкуин (англ. Alcuin; Флакк Альбин (лат. Flaccus Albinus); около 735[1]19 мая 804[2]) — учёный, богослов и поэт, важнейший из вдохновителей Каролингского Возрождения, учитель Ангильберта и Амалария. Академическое прозвище Алкуина — Гораций Флакк, в честь римского Горация.





Биография

Англосакс по происхождению, Алкуин получил образование в Йорке и достиг огромной для своего времени эрудиции.

В 781 году отправился с церковно-дипломатическим поручением в Италию и встретился там с Карлом Великим, который приблизил его к себе: в 782 году Алкуин переехал в Ахен и возглавил там Дворцовую академию. Академия в Ахене, руководимая Алкуином, стала крупным центром распространения классических знаний в Европе. Организованный Алкуином кружок, куда входили Карл Великий, поэт Ангильберт и биограф Карла Великого Эйнгард, стал центром каролингского возрождения — периода расцвета культуры и искусств в Западной Европе в конце VIII — середине IX века. Алкуин был одним из ближайших советников Карла Великого в реформах образования и богослужения. Идеал академии Алкуина — соединение античной формы с христианским духом. Иногда Алкуина называют учеником Беата Лиебанского[3]. В 796 году стал аббатом монастыря св. Мартина в Туре (Сен-Мартен-де-Тур), где также основал школу и крупнейший скрипторий эпохи Карла Великого[4].

По инициативе Алкуина в Туре была предпринята фундаментальная ревизия латинского перевода Библии бл. Иеронима (Вульгаты), так называемая Библия Алкуина (рукопись утрачена; в XX в. предпринимались попытки её восстановления и издания). Среди теологических сочинений Алкуина — «De fide sanctae et individuae Trinitatis», труд, который некоторые медиевисты считают основополагающим для средневековой теологии. Алкуин является автором ряда агиографий (жития св. Мартина Турского, св. Виллиброрда, и других)[4].

Алкуин — автор множества (около 380[4]) латинских поучительных, панегирических, агиографических и литургических стихотворений (среди наиболее известных — «О кукушке» (лат. De cuculo) и «О предстоятелях и святых Йоркской Церкви» (лат. De pontificibus et sanctis Ecclesiae Eboracensis)). Алкуин сочинял также загадки в стихах и прозе. Алкуин вёл обширную переписку (с Карлом Великим, Ангильбертом, папой Римским Львом III и многими другими, всего 232 письма к разным лицам[4]); письма Алкуина — важный источник по истории общества каролингской эпохи. В Дворцовой академии Алкуин преподавал тривий и элементы квадривия; в своём труде «Об истинной философии» он восстановил схему семи свободных искусств, проведя следом за Кассиодором параллель между семью искусствами и семью столпами храма Премудрости Соломона. он составил учебники по разным предметам (некоторые в диалогической форме). Большую известность получили «Искусство грамматики» (лат. Ars grammatica) и «Словопрение высокороднейшего юноши Пипина с Альбином Схоластиком» (лат. Disputatio regalis et nobilissimi juvenis Pippini cum Albino scholastico). Известны также учебники Алкуина по диалектике, догматике, риторике, литургике. Значение Алкуина и Академии для развития художественной литературы и народного просвещения на Западе — огромно. Можно сказать, что с Алкуина начинается непрерывная эволюция новоевропейской (в отличие от античной) поэзии[5]. Некоторые сочинения Алкуина свидетельствуют о его интересе к музыке, однако трактат «О музыке» (лат. De musica), который долгое время приписывали Алкуину, принадлежит перу Аврелиана из Реоме[4].

Позднейшие упоминания

В XVIII веке англичанин Джейкоб Айлив опубликовал собственную работу, подделку под перевод Книги Праведного, выдавая её за обнаруженный перевод древнееврейской книги, выполненный Алкуином.

Сочинения

  • Opera// Migne. PL. Vol. 100—101;
  • Сагmina // Poetae latini aevi Carolini. B., 1881 (Monumenta Germaniae Historica)
  • Epistolae // Epistolae, IV. B., 1895 (Monumenta Germaniae Historica. Epistolae Caroli aevi)
  • Clavis Gerberti / Von M. Bernhard. Munch., 1989. Bd 1;
  • De orthographia. Firenze, 1997

См. также

Напишите отзыв о статье "Алкуин"

Примечания

  1. 1 2 Алкуин // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. 1 2 Лебедев С. Н. [www.pravenc.ru/text/Алкуин.html Алкуин] // Православная энциклопедия. Том II. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2001. — С. 25—27. — 752 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-89572-007-2
  3. Воскобойников О. С., Зайцев Д. В. [www.pravenc.ru/text/77748.html Беат Лиебанский] // Православная энциклопедия. Том IV. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2002. — С. 411—412. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-009-9
  4. 1 2 3 4 5 Лебедев С. Н., Ненарокова М. Р., Петрова П. И. Алкуин // Большая российская энциклопедия / С. Л. Кравец. — М: Большая Российская энциклопедия, 2005. — Т. 1. — С. 503. — 768 с. — 65 000 экз. — ISBN 5-85270-329-X.
  5. [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le1/le1-6627.htm Алкуин] // Литературная энциклопедия. — М.: Издательство Коммунистической Академии, 1930. — Т. I. — С. 662—663.

Литература

  • Allott S. Alcuin of York: his life and letters. — York, 1974.
  • Bullough D.A. Alcuin: achievement and reputation. — Leiden; Boston, 2003.
  • Duckett E.S. Alkuin, friend of Charlemagne. — N. Y., 1951
  • Ellard G. Master Alkuin, liturgist a partner of our piety. — Chi., 1956.
  • Manitius, Geschichte d. Lat. Literatur d. Mittelalters, I. — Münch., 1911.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Алкуин


Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»