Алчевская, Христина Алексеевна

Христина Алексеевна Алчевская
укр. Христина Олексіївна Алчевська
украинская поэтесса и писательница
Имя при рождении:	Христина Алексеевна Алчевская
Дата рождения:	16 марта 1882(1882-03-16)
Место рождения:	Харьков, Российская империя
Дата смерти:	1 августа 1931(1931-08-01) (49 лет)
Место смерти:	Харьков, СССР
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Род деятельности:	писательница, поэтесса,публицист
Годы творчества:	1902—1931
Язык произведений:	украинский язык русский язык

Христина Алексеевна Алчевская (укр. Христина Олексіївна Алчевська; 16 марта 1882, Харьков — 27 октября 1931, там же) — украинская поэтесса, прозаик, драматург, литературный критик, публицист, переводчик и педагог конца ХІХ-начала ХХ ст.

Биография

Родилась в семье известного российского предпринимателя и мецената А. К. Алчевского и его жены — педагога-просветителя Х. Д. Алчевской. Начальное образование получила в домашней школе, затем в харьковской Мариинской женской гимназии. Продолжила учёбу на высших педагогических курсах в Париже в 1900—1902 годах. Постоянной наставницей для неё всегда была мать Христина Даниловна, основавшая женскую воскресную школу в Харькове.

Начиная с 1905 года, Х. А. Алчевская занималась педагогической деятельностью. В это время она написала ряд произведений, сначала на русском, потом на украинском языке, в которых отразились настроения и чаяния демократической интеллигенции, осуждались социальное неравенство и национальный гнет.

Как и вся передовая молодёжь того времени, Христина увлекалась произведениями украинской, русской, других славянских и западноевропейских литератур. Незабываемым для молодой Алчевского стало личное знакомство с украинскими писателями: М. Коцюбинским, Лесей Украинкой, В. Стефаником, М. Старицким.

При советской власти печаталась в газетах и журналах «Комунарка Украины», «Червоний шлях», «Всесвіт», «Зоря».

Творчество

Свои первые стихотворения и рассказы на русском языке десятилетняя Христина поместила в рукописном журнале «Товарищ».

С 1902 года Х. А. Алчевская начала печататься в периодических изданиях, литературно-художественных альманахах. В 1907 году в Москве был издан первый сборник её произведений «Туга за сонцем», который положительно оценил И. Франко.

Стихи поэтессы публиковались почти во всех украинских периодических изданиях того времени: «Хлібороб», «Рідний край», «Громадська думка», «Літературно-науковий вісник» и др. На протяжении 1907—1917 г. в разных издательствах вышли 12 поэтических сборников Х. А. Алчевской («Туга за сонцем» (1907), «Сонце з-за хмар» (1910), «Пісня життя» (1910), «Вишневий цвіт» (1912), «Пісні серця і просторів», «Моєму краю» (1914), «Сльози», «Спомини» (1915), «Встань, сонце!», «Мандрівець», «Грезы» (1916), «Пробудження» (1917)). Последний, двенадцатый сборник вышел в 1922 году в Калише (Польша). Из двенадцати её сборников только один, десятый «Грезы», был издан на русском языке.

На формирование мировоззрения юной поэтессы оказали влияние встречи и беседы с Б. Гринченко, Н. Михновским, Н. Вороным, Г. Хоткевичем, увлечение произведениями Т. Шевченко, О. Кобылянской, более поздние контакты и переписка с И. Франко, Л. Украинкой, Н. Коцюбинским, П. Грабовским, В. Стефаником, М. Павликом и другими прогрессивными украинскими писателями и общественными деятелями.

Всплеск творческих сил Х. Алчевской приходится на вторую половину 1920-х годов во время дружбы с французским писателем А. Барбюсом. Под влиянием его творчества писательница создала драматические поэмы историко-революционной тематики: «Луїза Мішель» (1926) и «Загибель юнака» (1931).

Х. А. Алчевская — автор ряда литературно-критических статей, посвященных творчеству Т. Г. Шевченко, В. Стефаника, украинских и российских демократов конца XIX-начала XX в. («З поля двох письменств», «Майстри слова», «Пам’яті Шевченка», «Дух велетня», «Селянська дитина- Василь Стефаник» и др.)

Талантливая переводчица. Переводила с украинского на русский, французский, немецкий, польский и наоборот. Так, на украинский язык перевела стихи А. Пушкина, К. Рылеева, Беранже, произведения Вольтера, А. Толстого, Н. Огарева Гюго, Ж. Верна. Особую ценность среди переводов имеют произведений И. Франко в переводах на русский язык, на французский язык — стихов Т. Шевченко, И. Франко, П. Тычины.

Активно занималась культурно-просветительской деятельностью. Была членом Украинского товарищества драматургов, композиторов и сценаристов.

Сборники стихов

• «Туга за сонцем» (1907)
• «Сонце з-за хмар» (1910)
• «Пісня життя» (1910)
• «Моєму краю» (1914)
• «Пробудження» (1917)

Память

В 1982 году в связи со 100 летием со дня рождения Х. А. Алчевской – в честь признания её заслуг и таланта ЮНЕСКО внесла её имя в календарь знаменательных дат.

Литература

• Костенко В. В. Христя Алчевська. «Радянське літературознавство», 1982, № 3
• Христина Даниловна Алчевская. Полувековой юбилей (1862-1912). - М.: Т-ва И. Д. Сытина, 1912

Ссылки

• [lislib.at.ua/index/alchevskaja_khristina_alekseevna/0-72 Алчевская Христина Алексеевна]

Отрывок, характеризующий Алчевская, Христина Алексеевна

– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.