Антиохийский собор (330)

Антиохийский собор — поместный собор, состоявшийся вскоре после Никейского собора 325 года, стал одним из первых проявлений антиникейской реакции после возвращения осуждённых вместе с Арием епископов. Основным результатом собора стало осуждение и ссылка одного из лидеров сторонников Никейского собора, архиепископа Антиохии Евстафия, который разорвал всякое общение с арианами и вёл с ними, в частности с Евсевием Кесарийским, энергичную полемику.

Вскоре после того, как основная цель Никейского собора — осуждение учения Ария — была достигнута, мобилизованное угрозой догматическим основам христианства большинство восточных епископов начали испытывать опасение, что введённое в Никейский Символ веры понятие единосущный (др.-греч. ομοούσιοσ), не является вполне православным. Это понятие, впервые введённое гностиками, не встречающееся в Библии, не гарантировало, с учётом не достаточной терминологической ясности в богословии того времени, «ни единства, ни равночестности соотносящихся предметов». В результате, в учении старших никейцев консервативные восточные епископы видели скрытое савеллианство. Взгляды самого кесарийского епископа некоторыми (Сократ Схоластик, Феодорит Кирский, Геласием Кизикским) признавались православными, другими же (Петавиусом, Баронием, Монфоконом, Леклерком, братьями Баллерини и др.) — арианскими но, по крайней мере, сам Евсевий себя к арианам не причислял.

После того, как в 328 году из ссылки были возвращены лидеры ариан — епископы Евсевий Никомедийский и Феогнис Никейский, полемика между сторонниками и противниками Никейского Символа обострилась. О полемике между Евсевием Кесарийским и Евстафием Антиохийским сообщает Сократ Схоластик. Группа богословов, объединившихся вокруг возвратившегося из ссылки Евсевия Никомедийского, в которую вошли ученики Лукиана Антиохийского, называемая обычно «евсевиане», отвергали как арианство в строгом смысле этого слова, так и учение Никейского собора.

В ходе конфликта Евстафий Антиохийский был обвинён в савеллианстве, и для разбора его дела был созван собор в Антиохии. Согласно различным хронологическим подсчётам, это произошло в 331 году (Тиллемон), 330 году (Х. Й. Ветцер, К. Й. фон Хефеле, Спасский А. А.), или 327 году (Т. Д. Барнс). Обвинителем был епископ Кир Беррийский, впоследствии сам обвинённый в савеллианстве. Феодорит Кирский, умалчивая об этом обвинении, сообщает, что евсевиане подкупили одну женщину объявить Евставия отцом её ребёнка, хотя та и не смогла предоставить для этого никаких доказательств. Об ещё одном обвинении против Евстафия, связанном с оскорблением матери императора, сообщают Афанасий Великий и Феодорит. В конечном счёте, детали всех этих обвинений спорны.

В результате Евстафий был низложен и сослан в Иллирию, куда за ним последовали его сторонники. На его место был сначала вскоре умерший Евлалий, затем этот пост предлагался Евсевию Кесарийскому, который от этой чести отказался, и наконец его занял Павлин Тирский. В результате Антиохия до 360 или 361 года находилась под контролем ариан. Вместе с Евстафием был низложен и ряд других епископов.

Литература

Источники

• Афанасий Великий. Творения. — Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1902. — Т. II. — 494 с.
• Сократ Схоластик. Церковная история / Пер. СПбДА под ред. И. В. Кривушина. — М.: Росспэн, 1996. — 368 с. — (Классики античности и средневековья). — 2000 экз.

Исследования

• Barnes T. D. [books.google.ru/books?id=IjqCjU8GevAC Athanasius and Constantius: Theology and Politics in the Constantinian Empire]. — Harvard University Press, 2001. — 343 p. — ISBN 0-674-05067-3.
• Karl Joseph von Hefele. A History of the Counsils of the Church / trans. by H. N. Oxenham. — Edinburg, 1876. — Т. II. — 503 p.
• Tillemont L.-S. Mémoires pour servir à l'histoire ecclésiastique des six premiers siècles, justifiés par les citations des auteurs originaux avec une chronologie où l'on fait un abrégé de l'histoire ecclésiastique et avec des notes pour éclaircir les difficultés des faits et de la chronologie. — Paris, 1706. — Т. VII. — 832 p.
• Wetzer H. J. [books.google.ru/books?id=y_I5AAAAcAAJ Restitutio verae chronologiae rerum ex controversiis Arianis inde ab anno 325 usque ad annum 350 exortarum contra chronologiam hodie receptam exhibita]. — 1827.
• Спасский А. А. История догматических движений в эпоху Вселенских соборов (в связи с философскими учениями того времени). Тринитарный вопрос (История учения о св. Троице). — Сергиев Посад, 1914.

Отрывок, характеризующий Антиохийский собор (330)

– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.