Аргенида

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Аргенида
Argenis

Титульный лист «Аргениды» в издании 1664 года
Жанр:

роман

Автор:

Джон Беркли

Язык оригинала:

латинский

Дата написания:

1617—1620

Дата первой публикации:

1621

«Аргени́да» (лат. Argenis) — аллегорический роман шотландского поэта Джона Беркли (в России его называли «Барклай»), написанный на латинском языке. Опубликован в 1621 году, до конца XVII века выдержал не менее 50 изданий, вплоть до конца XVIII века регулярно переиздавался, был переведён практически на все европейские языки, включая польский (Вацлав Потоцкий, 1697) и русский (Василий Тредиаковский, 1751).





Сюжет

Аллегорический роман эпохи барокко имел сложный сюжет, основная фабула которого, хотя и помещённая в Античность, была основана на событиях реальной истории Франции XVI века — борьбы короля, гугенотов и Лиги. Роман был выстроен по авантюрной схеме с огромным числом вставных эпизодов, осложняющих действие. Схема сюжета сводится к следующему: сицилийский царь Мелеандр после трудной борьбы победил могущественного мятежного вельможу Ликогена, к партии которого примкнули гиперефаняне (то есть кальвинисты); придворный учёный Никопомп (alter ego автора) непрерывно даёт советы Мелеандру и проповедует ему правоту монархического принципа. Ликогену удалось удалить от двора верного царю вельможу Полиарха; после поражения Ликогена Полиарх, давно влюблённый в Аргениду, дочь Мелеандра, получает её руку, и роман заканчивается торжеством верной любви, с которым сливается торжество царя над мятежными феодалами[1].

Идеологическая подоплёка

По мнению авторов «Кембриджской истории английской литературы», персонажам-маскам соответствовали: Ликоген — герцог де Гиз; Мелеандр — король Генрих III; царевна Аргенида — французский престол (её домогаются четыре кандидата) в лице Маргариты Валуа; Полиарх — Генрих Наваррский. Своих узнаваемых прототипов имели и второстепенные персонажи: например, Ибурранес — кардинал Барберини — папа римский. В письме королю Франции Беркли лично указывал, что в образе Никопомпа, всегда готового написать стихотворение по любому случаю, вывел самого себя.

То же относится и к географическим реалиям: Сицилия обозначает Францию, Мавритания — Англию, а Сардиния — Испанию. Испанский король Филипп III выведен под именем Гиппофила, а отсылки к политическим реалиям эпохи доведены до времени написания романа, то есть 1617 года.

Поскольку автор с самого начала писал политическую аллегорию, а не художественное произведение, он злоупотреблял с использованием deus ex machina. Показывая свою образованность, он перенасытил роман классическими цитатами, ряд которых, по словам «Кембриджской истории английской литературы» — «был почти бесконечным». Огромную популярность роману придало совершенство латинского стиля, который хвалили все современники и потомки, от Гуго Гроция до Кольриджа. Беркли показал гибкость и богатство латинского языка, пригодного как для написания больших прозаических текстов, так и для отображения современных политических реалий[2].

История создания. Переводы

Джон Беркли родился во Франции и его матерью была француженка, но считал себя шотландцем и унаследовал от отца[en] приверженность абсолютной монархии. Замыслив изложить свою апологию, он выполнил её в форме аллегорического романа, который своими идеями и лёгкостью латинского стиля и совершенством стихов завоевал огромную популярность[1]. История создания романа достаточно хорошо документирована письмами самого Беркли, который приступил к написанию в Риме в 1617 году. Роман был посвящён французскому королю Людовику XIII, которому автор отправил копию рукописи с личным письмом[2].

Первое латинское издание вышло в 1621 году — в год смерти автора — после чего роман переиздавался только на латинском языке не менее 50 раз, не считая переводов на все европейские языке в XVII—XVIII веках. Первый английский перевод выполнил по заказу короля Якова Бен Джонсон, но рукопись погибла в пожаре, взамен в 1625 году был опубликован перевод Кингсмилла Лонга. Первый польский перевод в 1697 году осуществил Вацлав Потоцкий. В числе поклонников романа были крупнейшие писатели Франции, Германии, Англии; «Аргенида» была настольной книгой кардинала Ришелье и любимой книгой Лейбница[1].

Популярность романа начала спадать к XVIII веку после выхода в свет «Приключений Телемака» Фенелона (1717), и к середине века он стал восприниматься как памятник минувшей эпохи. Только в 2004 году было подготовлено двуязычное научное издание латинского текста и английского перевода Лонга под редакцией М. Рили и Д. Причард Губер (Нидерланды — США). Латинский текст, сверенный по авторской рукописи и двум первым изданиям, был снабжён современной пунктуацией; была исправлена орфография, разделение на книги, главы и части было сделано по французскому переводу 1623 года[3].

В России

В России роман распространялся в рукописном виде в Киево-Могилянской академии, а со времени Феофана Прокоповича «Аргенида» регулярно встречается в рукописных курсах пиитики в качестве рекомендуемого образца и оказывала влияние на идеологическое обоснование реформ. В 1725 году к переводу его на русский язык впервые обратился Василий Тредиаковский, полный перевод был опубликован в 1751 году. По словам Г. Гуковского:

Через весь роман проходит одна мысль: нет зла страшнее государства в государстве, будь это партия сильного вельможи либо религиозная секта. Но Барклай, ставя так высоко идеал абсолютной монархии, осуждает тиранию; в речах Никопомпа развернута целая программа правительственной деятельности монарха; он должен управлять сообразно потребностям страны. Поклонники «Аргениды» находили в ней поэтому и оправдание абсолютной монархии, и столь традиционный в XVII веке и в первую половину XVIII века урок царям; а на русской почве идеальный образ барклаева монарха естественно сливался с образом Петра, благодаря чему перевод Тредиаковского получил в условиях 1750-х годов совершенно несомненный граждански-прогрессивный смысл. Барклаев образ царя морально обязывал, внушал программу национальной политики; в последнем счете, «Аргенида» Тредиаковского была в истории русской политической мысли 1750-х годов параллельным явлением, внушающим просветительскую программу одам Ломоносова[1].

Напишите отзыв о статье "Аргенида"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Гуковский Г. [istlit.ru/txt/ruslit18/20.htm «Аргенида»]. Русская литература XVIII века. Книжное обозрение (1939). Проверено 13 июля 2016.
  2. 1 2 [www.bartleby.com/214/1307.html XIII. Robert Burton, John Barclay and John Owen. § 7. Argenis]. The Cambridge History of English and American Literature in 18 Volumes (1907–21). Volume IV. Prose and Poetry: Sir Thomas North to Michael Drayton. Bartleby.com. Проверено 13 июля 2016.
  3. Watanabe Akihiko. [www.jstor.org/stable/25433987 Reviewed Work: John Barclay: «Argenis» by Mark Riley, Dorothy Pritchard Huber] // The Classical World. — 2006. — Vol. 100, no. 1. — P. 74—76. — DOI:10.2307/25433987.</span>
  4. </ol>

Издания

  • Jo. Barclaius. [archive.org/details/ned-kbn-all-00001636-001 Jo. Barclaii Argenis nunc primum illustata] : [лат.]. — Batavia et Roterod : Hackius, Jacobus, 1664. — 689 p.</span>
  • Io. Barclaius. [archive.org/details/ned-kbn-all-00003494-001 Io. Barclaii Argenis] : [лат.]. — Editio novissima, cum clave. — Amsterdam : Elzevir, 1671. — 590 p.</span>
  • [archive.org/details/ita-bnc-mag-00002947-001 L'Argenide di Giouanni Barclaio] : [итал.] / tradotta da Francesco Pona. — Venetia : Paolo Frambotti, 1629. — 729 p.</span>
  • [archive.org/details/bub_gb_V7xCAQAAMAAJ Johann Barklays Argenis; ein poltischer Roman, mit beygefügten Erklärungeungen aus der Gerschichte seiner Zeit] : [нем.] / Aus dem Lateinischen übers V. Engelshofen. — Augsburg : Veith, 1770. — 615 S.</span>

Отрывок, характеризующий Аргенида



В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10 ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. – «Переймешь что нибудь, можешь попросить о чем нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
Берг улыбнулся с сознанием своего превосходства над слабой женщиной и замолчал, подумав, что всё таки эта милая жена его есть слабая женщина, которая не может постигнуть всего того, что составляет достоинство мужчины, – ein Mann zu sein [быть мужчиной]. Вера в то же время также улыбнулась с сознанием своего превосходства над добродетельным, хорошим мужем, но который всё таки ошибочно, как и все мужчины, по понятию Веры, понимал жизнь. Берг, судя по своей жене, считал всех женщин слабыми и глупыми. Вера, судя по одному своему мужу и распространяя это замечание, полагала, что все мужчины приписывают только себе разум, а вместе с тем ничего не понимают, горды и эгоисты.
Берг встал и, обняв свою жену осторожно, чтобы не измять кружевную пелеринку, за которую он дорого заплатил, поцеловал ее в середину губ.
– Одно только, чтобы у нас не было так скоро детей, – сказал он по бессознательной для себя филиации идей.
– Да, – отвечала Вера, – я совсем этого не желаю. Надо жить для общества.
– Точно такая была на княгине Юсуповой, – сказал Берг, с счастливой и доброй улыбкой, указывая на пелеринку.
В это время доложили о приезде графа Безухого. Оба супруга переглянулись самодовольной улыбкой, каждый себе приписывая честь этого посещения.
«Вот что значит уметь делать знакомства, подумал Берг, вот что значит уметь держать себя!»
– Только пожалуйста, когда я занимаю гостей, – сказала Вера, – ты не перебивай меня, потому что я знаю чем занять каждого, и в каком обществе что надо говорить.
Берг тоже улыбнулся.
– Нельзя же: иногда с мужчинами мужской разговор должен быть, – сказал он.
Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии, чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла, или дивана для дорогого гостя, и видимо находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предложил решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул, и тотчас же Берг и Вера начали вечер, перебивая один другого и занимая гостя.
Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
Вскоре приехал Борис, старый товарищ Берга. Он с некоторым оттенком превосходства и покровительства обращался с Бергом и Верой. За Борисом приехала дама с полковником, потом сам генерал, потом Ростовы, и вечер уже совершенно, несомненно стал похож на все вечера. Берг с Верой не могли удерживать радостной улыбки при виде этого движения по гостиной, при звуке этого бессвязного говора, шуршанья платьев и поклонов. Всё было, как и у всех, особенно похож был генерал, похваливший квартиру, потрепавший по плечу Берга, и с отеческим самоуправством распорядившийся постановкой бостонного стола. Генерал подсел к графу Илье Андреичу, как к самому знатному из гостей после себя. Старички с старичками, молодые с молодыми, хозяйка у чайного стола, на котором были точно такие же печенья в серебряной корзинке, какие были у Паниных на вечере, всё было совершенно так же, как у других.


Пьер, как один из почетнейших гостей, должен был сесть в бостон с Ильей Андреичем, генералом и полковником. Пьеру за бостонным столом пришлось сидеть против Наташи и странная перемена, происшедшая в ней со дня бала, поразила его. Наташа была молчалива, и не только не была так хороша, как она была на бале, но она была бы дурна, ежели бы она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида.
«Что с ней?» подумал Пьер, взглянув на нее. Она сидела подле сестры у чайного стола и неохотно, не глядя на него, отвечала что то подсевшему к ней Борису. Отходив целую масть и забрав к удовольствию своего партнера пять взяток, Пьер, слышавший говор приветствий и звук чьих то шагов, вошедших в комнату во время сбора взяток, опять взглянул на нее.
«Что с ней сделалось?» еще удивленнее сказал он сам себе.
Князь Андрей с бережливо нежным выражением стоял перед нею и говорил ей что то. Она, подняв голову, разрумянившись и видимо стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого то внутреннего, прежде потушенного огня, опять горел в ней. Она вся преобразилась. Из дурной опять сделалась такою же, какою она была на бале.
Князь Андрей подошел к Пьеру и Пьер заметил новое, молодое выражение и в лице своего друга.
Пьер несколько раз пересаживался во время игры, то спиной, то лицом к Наташе, и во всё продолжение 6 ти роберов делал наблюдения над ней и своим другом.
«Что то очень важное происходит между ними», думал Пьер, и радостное и вместе горькое чувство заставляло его волноваться и забывать об игре.
После 6 ти роберов генерал встал, сказав, что эдак невозможно играть, и Пьер получил свободу. Наташа в одной стороне говорила с Соней и Борисом, Вера о чем то с тонкой улыбкой говорила с князем Андреем. Пьер подошел к своему другу и спросив не тайна ли то, что говорится, сел подле них. Вера, заметив внимание князя Андрея к Наташе, нашла, что на вечере, на настоящем вечере, необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства, и улучив время, когда князь Андрей был один, начала с ним разговор о чувствах вообще и о своей сестре. Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство.