Генрих I де Гиз

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Генрих (Анри) I Меченый Лотарингский
фр. Henri I le Balafré de Lorraine<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет Генриха I Лотарингского, герцога де Гиза (ок. 1588)</td></tr>

герцог де Гиз
24 февраля 1563 — 23 декабря 1588
Предшественник: Франсуа де Гиз
Преемник: Карл I де Гиз
принц де Жуанвиль
31 декабря 1550 — 1571
Предшественник: Франсуа де Гиз
Преемник: Карл I де Гиз
граф д'Э
4 октября 1570 — 23 декабря 1588
Соправитель: Екатерина Клевская (1570 — 1588)
Предшественник: Екатерина Клевская
Преемник: Екатерина Клевская
 
Рождение: 31 декабря 1550(1550-12-31)
Смерть: 23 декабря 1588(1588-12-23) (37 лет)
замок Блуа
Род: Лотарингский дом, Гизы
Отец: Франсуа де Гиз
Мать: Анна д’Эсте
Супруга: Екатерина Клевская
Дети: сыновья: Карл I, Генрих, Людовик, Карл, Клод, Франсуа, Франсуа Александр
дочери: Екатерина, Мария, Екатерина, Кристина, Рене, Жанна, Луиза Маргарита

Генрих I де Лоррен, по прозвищу Меченый или Рубленый (фр. Henri I le Balafré de Lorraine, duc de Guise; 31 декабря 1550 — 23 декабря 1588, замок Блуа), 3-й герцог де Гиз (15631588), принц де Жуанвиль, пэр Франции (15631588), кавалер ордена Святого Духа (1579). Французский военный и государственный деятель времён Религиозных войн во Франции. Глава Католической лиги. Старший сын Франсуа Лотарингского, герцога де Гиза.





Биография

Воспитывался при дворе короля Генриха II. Уже в 1563 году принял участие в осаде Орлеана, где был убит его отец, и с тех пор стал непримиримым врагом протестантов. Едва достигнув 16 лет, отправился в Венгрию воевать с турками; по возвращении отличился в сражении при Жарнаке и победоносно защищал Пуатье против Колиньи.

В 1572 году Гиз был одним из зачинщиков Варфоломеевской ночи и, чтобы отомстить за смерть отца, принял на себя убийство адмирала Колиньи.

В битве с протестантами (гугенотами) при Дормансе в 1575 году получил серьезную рану копьем в лицо, вследствие которой у него на всю жизнь остались серьезные шрамы, за которые ему и было дано прозвище «Меченый» (или «Рубленый», le Balafré). По некоторым данным, подобное прозвище было и у его отца, Франсуа Лотарингского, но его происхождение неясно, так как на портретах старшего Гиза мы не наблюдаем шрамов, в отличие от портретов сына.

Когда, по восшествии на престол Генриха III, протестантам были сделаны некоторые уступки, де Гиз образовал в 1576 году так называемую «священную лигу», в члены которой скоро вступил и сам король, пытаясь сделать её для себя неопасной. Затем началась новая междоусобная война, окончившаяся в 1580 году неблагоприятным для протестантов Перигорским миром.

Слабость короля побудила герцога возобновить Лигу, в надежде проложить себе дорогу к престолу. Он вступил в союз с Филиппом II Испанским и с папой, наводнил в 1585 году города южной и восточной Франции войсками своей партии, принудил короля к договору, согласно которому во Франции, кроме католического вероисповедания, не должно быть терпимо никакое другое, и дал, таким образом, повод к так называемой войне трёх Генрихов (см. Генрих III).

В 1588 году де Гиз вызвал восстание католиков в Париже с целью захватить в плен короля, которого он держал в осаде в Лувре. Король спасся бегством; королева-мать, под давлением де Гиза, обнародовала эдикт, очень неблагоприятный для протестантов; де Гизу был дан титул коннетабля Франции. Для упрочения такого положения дел были созваны Генеральные штаты в Блуа.

Могущество де Гиза достигло своего апогея и побудило короля Генриха III решиться на преступление. По приказанию короля де Гиз был убит в замке Блуа. С ним пало могущество дома де Гизов.

Заговор с целью восшествия на престол

Александр Дюма в романе «Графиня де Монсоро» описывает заговор (подлинный или мнимый), составленный в 1578 году группой влиятельных французских дворян, имевший целью низложение Генриха III и восшествие на престол Генриха Гиза. Для обоснования прав Гиза на престол Франции, лотарингскими легистами была составлена родословная герцога, которая возводила его происхождение к предпоследнему герцогу Лотарингии из рода Каролингов Карлу Лотарингскому (правил в 977—991 гг.), младшему брату предпоследнего французского короля-Каролинга Лотаря (954—986). Данная родословная, будь она подлинной, ставила бы под вопрос легитимность не только династии Валуа, но и всех Капетингов в целом (впрочем в романе упоминается нелегитимной только династия Валуа), что создавало бы опасный прецедент. Как известно, избрание на трон Гуго Капета в 987 году свершилось после смерти последнего короля из дома Каролингов Людовика V, умершего бездетным. Родословная герцога Гиза гласила, что Карл Лотарингский являлся законным наследником трона при пресечении потомства своего брата Лотаря, следовательно его прямые потомки также имели право на престол. В действительности родословная, составленная лотарингскими легистами, не давала Гизу никакого права на престол Франции по следующим двум веским основаниями:

  • Дед Генриха, Клод Лотарингский, 1-й герцог де Гиз был вторым сыном герцога Лотарингии Рене II (1473—1508), таким образом, он и его потомки не могли считаться герцогами Лотарингскими (линия была продолжена старшим сыном Рене II, Антуаном Лотарингским).
  • По позднейшим исследованиям, герцоги Лотарингии из Эльзасского дома, к которому принадлежал Рене II ни по одной линии не восходили к Карлу Лотарингскому. С момента смерти Оттона II (бездетного сына Карла) в 1012 году, в Лотарингии сменилось несколько правящих домов, причем не по праву кровного родства, а по указу императора Священной Римской империи, чьими вассалами являлись герцоги. Дом, к которому принадлежал Рене и все его потомки, утвердился в Лотарингии только в 1047 году, причем даже в нем титул дважды переходил по женской линии, хоть и той же мужской линии. Таким образом, Генрих не являлся потомком Карла Лотарингского, следовательно, не мог претендовать на родство и с последними Каролингами на французском троне.

Но даже если бы родословная герцога была подлинной, и Генрих являлся бы прямым потомком Карла Лотарингского, его право на престол было бы ничтожным в силу того, что сам Карл Лотарингский дважды отрешался своим братом Лотарем от наследования трона. В первый раз, в 977 году он безосновательно обвинил жену своего брата в супружеской неверности, за что был лишен права наследования и изгнан из Франции. Во второй раз, развязав в 978 году совместно с императором Оттоном II войну против старшего брата, он был обвинен в измене и окончательно отрешен от наследования, а в 990 году в попытке отвоевать французский трон, разбит Гуго Капетом, схвачен и заключен в темницу, где и умер.

Семья Генриха I де Гиза

Жена: (с 4 октября 1570, Париж) Екатерина Клевская (1548 — 11 мая 1633), графиня д’Э, наследница княжества Шато-Реньо. Имели 14 детей:

Генрих де Гиз в культуре

Напишите отзыв о статье "Генрих I де Гиз"

Литература

  • Rénauld, «Henri de Lorraine, duc de Guise».

Родословная

Предки Генриха де Гиза
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
16. Ферри II де Водемон
 
 
 
 
 
 
 
8. Рене II (герцог Лотарингии)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
17. Иоланда Анжуйская (герцогиня Лотарингии)
 
 
 
 
 
 
 
4. Клод де Гиз
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
9. Филиппа д’Эгмонт
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
2. Франсуа де Гиз
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
20. Жан II де Бурбон-Вандом
 
 
 
 
 
 
 
10. Франсуа де Бурбон-Вандом
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
21. Изабель де Бове
 
 
 
 
 
 
 
5. Антуанетта де Бурбон-Вандом
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
22. Пьер II де Люксембург-Сен-Поль
 
 
 
 
 
 
 
11. Мария де Люксембург
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
23. Маргарита Савойская
 
 
 
 
 
 
 
1. Генрих де Гиз
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
24. Эрколе I д’Эсте
 
 
 
 
 
 
 
12. Альфонсо I д’Эсте
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
25. Элеонора Арагонская
 
 
 
 
 
 
 
6. Эрколе II д’Эсте
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
26. папа Римский Александр VI
 
 
 
 
 
 
 
13. Лукреция Борджиа
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
27. Ванноцца деи Каттанеи
 
 
 
 
 
 
 
3. Анна д’Эсте
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
28. Карл (герцог Орлеанский)
 
 
 
 
 
 
 
14. Людовик XII
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
29. Мария Клевская
 
 
 
 
 
 
 
7. Рене Французская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
30. Франциск II (герцог Бретани)
 
 
 
 
 
 
 
15. Анна Бретонская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
31. Маргарита Фуа
 
 
 
 
 
 
</center>

См. также

Отрывок, характеризующий Генрих I де Гиз

Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.