Э (графство)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Э (фр. Eu) — небольшое графство на крайнем северо-востоке Нормандии в Средние века. Графство было образовано в конце X века с целью организации защиты нормандской границы со стороны Фландрии. Административным центром являлся город Э. На ранних этапах существования графства его правители являлись вассалами герцогов Нормандии, позднее — королей Франции. Остатки автономии графства Э были ликвидированы к XVI веку, тем не менее титул графа д’Э продолжал существовать до XX века.





География

Графство Э располагалось на левом берегу реки Бресль, игравшей в Средние века роль границы между Нормандией и Пикардией. На севере территория графства доходила до Ла-Манша, а на юге ограничивалась графством Омаль и областью Бре. Административным центром являлся замок Э недалеко от устья Бресля. В настоящее время территория бывшего графства относится к департаменту Сена Приморская.

История

Первое свидетельство о существовании графства Э относится к 996 году, когда нормандский герцог Ричард I передал замок Э и окружающие его земли с титулом графа своему незаконнорождённому сыну Годфриду де Брионну. Графство создавалось как пограничная марка, защищающая Нормандию с северо-востока, со стороны Фландрии и владений пикардийских баронов. Сын Годфрида де Брионна Гилберт выполнял функции правителя Нормандии в период несовершеннолетия Вильгельма Завоевателя, однако в 1040 года был убит, после чего графство было передано другому побочному сыну Ричарда I Вильгельму. Потомки Гилберта де Брионна нашли убежище во Фландрии, а позднее перебрались в Англию, где стали основателями дома де Клер, игравшего одну из центральных ролей в истории Англии, Уэльса и Ирландии в XIIXIII веках.

В графстве Э тем временем установилось правление рода Вильгельма д’Э. Его представители неоднократно участвовали в восстаниях против королей Англии, в результате чего владения графов д’Э по обоим берегам Ла-Манша существенно сократились. В 1202 году графство Э было захвачено французским королём Филиппом II Августом и перешло под контроль Франции. С 1260 года в графстве установилось правление династии Бриеннов, которые являлись также наследными коннетаблями Франции. Однако в 1350 году Рауль II де Бриенн был казнён королём Иоанном II по подозрению в измене и графство было передано Жану д’Артуа — сыну знаменитого Робера III д’Артуа, одного из главных действующих лиц французской политической сцены эпохи кануна и начала Столетней войны. Сын Жана Филипп д’Артуа, граф д’Э, прославился как выдающийся полководец и один из последних крестоносцев: он участвовал в походах в Палестину, Египет, Тунис и был пленён турками в битве при Никополе в 1396 году.

С пресечением мужской линии дома Артуа в 1472 году графство Э перешло к племяннику последнего графа Жану Бургундскому, графу Неверскому. В 1477 году права на Э были проданы Карлу Смелому, герцогу Бургундии. После смерти последнего началась длительная борьба за бургундское наследство между Габсбургами и королями Франции. Графство Э, а также Пикардию и собственно герцогство Бургундское захватил Людовик XI, что было признано Аррасским договором 1482 года, позднее территория графства была включена в состав Руанского генералитета. Титул графа д’Э сохранился и с 1492 по 1633 годы принадлежал представителям Клевского дома, после чего перешёл к Гизам. В частности графом д’Э являлся Генрих II де Гиз, лидер Неаполитанской революции 16471648 годов.

В 1660 году замок и титул графа д’Э были проданы Анне де Монпансье, «Великой мадмуазель», одной из руководительниц Фронды и известной мемуаристке. Но уже в 1681 году она перепродала Э Луи-Огюсту де Бурбону, незаконнорождённому сыну Людовика XIV и мадам де Монтеспан. После прекращения линии прямых потомков Луи-Огюста титул графа д’Э в 1775 году получил Луи-Жан-Мари де Бурбон, герцог де Пентьевр, адмирал Франции, чья дочь и наследница вышла замуж за Филиппа Эгалите, герцога Орлеанского. Это дало возможность после Великой французской революции претендовать на титул графа д’Э представителям Орлеанской ветви династии Бурбонов. Так, графом д’Э именовался Гастон Орлеанский, внук короля Луи-Филиппа, женившейся на наследнице престола Бразильской империи, потомки которого до настоящего времени сохраняют претензии на бразильскую корону.

См. также

Напишите отзыв о статье "Э (графство)"

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/NORMAN%20NOBILITY.htm#_Toc160529790 Генеалогия ранних графов д’Э]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Э (графство)

Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.