Аросев, Александр Яковлевич

Александр Яковлевич Аросев
Род деятельности:	революционер, дипломат, писатель
Место рождения:	Казань, Российская империя
Дети:	Наталья (1919—1990) Елена (1923—2016) Ольга (1925—2013)

Алекса́ндр Я́ковлевич Аро́сев (25 мая (6 июня) 1890, Казань — 10 февраля 1938) — русский революционер, советский партийный деятель, чекист и дипломат, писатель. Отец актрисы Ольги Аросевой.

Биография

Родился одним из семерых детей в семье портного Якова Михайловича Аросева (1865—1913) и швеи Марии Августовны Гольдшмидт (в первом браке Аросевой, во втором — Вертынской; 1873—1918). Мать происходила из Митавы, была дочерью народовольца Августа Иоганна Гольдшмидта (из прибалтийских немцев), сосланного вместе с семьёй в Пермь и осевшего впоследствии в Нижнем Новгороде. Я. М. Аросев происходил из семьи крепостного, владел в Казани швейной мастерской и магазином готового платья на Воскресенской улице.

Родители поженились в 1889 году. Брат — Авив Яковлевич Аросев (1896—1938), экономист, автор монографии «Издательское планирование» (1935).

С 1905 г. — в партии эсеров. Под влиянием друга Вячеслава Скрябина в 1907 вступил в РСДРП, во фракцию большевиков. Неоднократно подвергался арестам, был в ссылке в Вологодской губернии, откуда бежал за границу (1909).

Учился на философском факультете в Льежском университете (1910—1911) и в Петроградском психоневрологическом институте, но курса не окончил. В 1911 году вернулся в Москву и снова подвергался преследованиям (тюрьма и ссылки в Архангельскую (1911) и в Пермскую губернии (1913). Был прапорщиком царской армии, и под его руководством войска перешли на сторону восставших большевиков.

Во время Октябрьской революции был членом Военно-революционного комитета в Москве и командовал большевистским отрядами. Именно по его приказу был произведён артобстрел Кремля, находившегося в руках юнкеров. В 1918 году — комиссар Главвоздухфлота. 18 сентября того же года в Спасске Казанской губернии была расстреляна белочехами его мать, эсерка Мария Августовна Вертынская.

В 1920 году — председатель Верховного революционного трибунала Украины. С 1921 года работал в Институте по истории партии и революции. До 1927 года работал в ВЧК.

С 1927 до 1928 годы — полпред СССР в Литве, в 1929—1933 годах — полпред в Чехословакии, затем на дипломатической работе во Франции. C 1934 по 1937 годы — председатель ВОКС. В 1935 году выступал переводчиком на встрече Ромена Роллана с И. Сталиным во время посещения писателем СССР.

Аросев жил в знаменитом «доме на набережной». Арестован во время большого террора 3 июля 1937 года, после того, как пошёл на приём к Николаю Ежову, с которым был знаком со времён Гражданской войны. Во время следствия, дабы избежать пыток, подписал все признания, которые требовали от него следователи, однако во время суда отказался от них, заявив, что дал признательные показания под давлением.

В 1938 году приговорён ВКВС к расстрелу. 10 февраля 1938 года был расстрелян вместе с В. А. Антоновым-Овсеенко.

Потомство и память

Отец актрис Елены (1923-2016) и Ольги (1925—2013) Аросевых. Старшая дочь — Наталья Аросева (1919—1990) — один из ведущих переводчиков СССР с чешского языка, автор романа «След на земле», посвящённого отцу.

В своей последней книге «Прожившая дважды», выпущенной незадолго до смерти, актриса Ольга Аросева опубликовала дневники своего отца.

На Головинском кладбище в Москве А. Я. Аросеву устроен кенотаф. Именем Александра Аросева были названы улицы в Донецке и Кривом Роге (Украина).

Литературная деятельность

Писать начал в ссылке в Тотьме. Как писатель дебютировал в 1916 рассказом «Плотники» и поэмой «Белошвейка». В 1917 несколько рассказов напечатал журнал «Творчество». В 1919 стал редактором губернской газеты «Знамя революции»; печатал в газете свои очерки и рассказы. Первый сборник рассказов издал в Харькове в 1920. В 1927 принял участие в коллективном романе «Большие пожары», публиковавшемся в журнале «Огонёк».

Основные темы — революционная борьба подпольщиков при царизме и героическая деятельность большевиков во время гражданской войны. Писал рассказы для детей («Первая звёздочка», «Свинья и Петька»). Аросев считался одним из главных пролетарских писателей, его книги изучались в советских школах. Однако после реабилитации в 1956 была издана только одна его книга — «Белая лестница» (роман, повести, рассказы) — М.: Современник, 1989.

Сочинения

• «Белая лестница» (сборник рассказов, 1923).
• «Как это произошло. (Октябрьские дни в Москве)». Воспоминания. Материалы. М., «Красная Новь», 1923. 62 с. 7 000 экз.
• «Недавние дни» (повесть, 1924; 2-е издание 1927).
• «Никита Шорнев» (повесть, 1924)
• «На перекрёстке» (пьеса, 1924).
• «Москва-Париж» (очерки, 1925)
• «По следам Ленина» (1924)
• «Материалы к биографии В. И. Ленина» (1925)
• «Октябрьские рассказы». М., Изд-во «Огонек», 1925. 63 с. 50 000 экз.
• «О Владимире Ильиче» (1926)
• «От жёлтой реки» (1927).
• «Московский Совет в 1917 году». М., Изд. «Огонек», 1927. 38 с. 16 000 экз.
• "Барабанщик рыжий. Рассказы". М.: Б-ка "Огонёк" №311, 1927.
• «На земле под солнцем» (сборник рассказов, 1928)
• «Корни» (1933).
• «Сенские берега» (роман, 1928).
• «Страда. Записки Терентия Забытого», повесть (1929).
• «Корни» (роман, 1933).

Литература

• Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>
• Русские писатели, XX век. Биобиблиографический словарь: В 2 ч. Ч. 1: А—Л. — М.: Просвещение, 1998. — ISBN 5-09-006995-6(2), ISBN 5-09-006994-8 (общ.) — С. 84—86.
• Наталья Аросева. [www.ozon.ru/context/detail/id/5807046/ След на земле. Биографический роман.] — М.: Политиздат, 1987.
• Аросева О.А. «Прожившая дважды». — М.: Астрель, 2012. — 381 с., ил., 3000 экз., ISBN 978-5-271-41103-8

Отрывок, характеризующий Аросев, Александр Яковлевич

Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.