Афгано-индийские отношения

Афгано-индийские отношения

Афганистан	Индия

Афгано-индийские отношения — двусторонние отношения между Афганистаном и Индией. Дипломатические отношения между странами были установлены в 1978 году.

История

В 1980-х годах Республика Индия стала единственной страной в Южной Азии признавшей про-советскую Демократическую Республику Афганистан. В 1990-х годах отношения между странами были испорчены из-за пришедших к власти в результате гражданской войны в Афганистане талибов (Исламский Эмират Афганистан). Индия участвовала в свержении режима талибов и стала крупнейшим региональным поставщиком гуманитарной помощи Афганистану. Индийцы участвуют в различных строительных проектах в рамках программы по восстановлению Афганистана. Пакистан обвиняет индийскую спецслужбу RAW в том, что она способствует созданию негативного образа Пакистана и участвует в подготовке повстанцев. Эти обвинения опровергли Индия и Соединённые Штаты Америки, при том, что США является историческим союзником Пакистана. 7 июля 2008 года произошёл террористический акт в Кабуле, целью атаки стало посольство Индии. В результате атаки погибло 58 человек, ещё свыше 100 получили ранения различной степени тяжести. 8 октября 2009 году террористы вновь атаковали посольство Индии в Кабуле. В результате атаки погибло 17 человек, ещё 63 получили ранения различной степени тяжести. Ответственность за оба теракта взяла на себя радикальная суннитская группировка Талибан. После этих событий министерство иностранных дел Афганистана сделало заявление, что Индия является братской страной и ни один враг не сможет испортить отношения между ними. В 2011 году отношения между Афганистаном и Индией получили мощный импульс развития в связи с подписанием Соглашения о стратегическом партнёрстве, это стало первым двусторонним соглашением Афганистана со времён советского вторжения в 1979 году. В 2010 году Институт Гэллапа опубликовал данные, что 75 % афганцев относятся к Индии лучше, чем к США и Китаю, а 50 % афганцев выражают полное удовлетворение политикой Индии, что является самым положительным рейтингом Индии среди всех Азиатско-тихоокеанских стран.

Отрывок, характеризующий Афгано-индийские отношения

Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.