Ашанти (государство)

Ашанти
Asanteman
←   ← 1670 — 1902 →
Флаг Герб
Карта империи Ашанти в XIX веке
Столица	Кумаси
Площадь	259 000 км²
Население	3 000 000 чел. (1874)
Форма правления	Абсолютная монархия
Династия	Туту
Король, ашантихене
- 1670—1717 (первый)	Осей-Туту
- 1888-1896 (последний в период независимого государства)	Премпе I
- 1999-н.в. (наднациональный, в Гане)	Осей-Туту II
История
-  1670	Основание
-  1701	Независимость от Денкиры
-  1896	Британский протекторат
-  1902	Прекратило существование
-  1957	Включение в Гану

К:Появились в 1670 годуК:Исчезли в 1902 году

Аша́нти, или Федера́ция Аша́нти (Асанте Нкабом), Эджису — раннефеодальное государство, находившееся на территории современной Республики Гана, в Африке, с конца XVII по XIX век. Включало в себя часть населения Западной Африки — народы ашанти и аканы, проживавшие на его территории.

Основание

Государство Ашанти появилось как военный союз (само слово «асанте»/«ашанти» означает «люди, объединившиеся для войны») нескольких территориально-потестарных образований (оманов) после победы народа ашанти над проживавшими к юго-востоку от них племенами Денчьира, в 1697—1701 годах. Традиция закрепляла заслугу основания конфедерации её первому правителю Осею-Туту I (ок. 1670—1717) и его советнику Окомфо Аноче, а ключевым событием считала битву при Фейясе в 1701 году.

Впрочем, британский консул Жозеф Дюпюи утверждал, что небольшая, но мощная в военном плане, способная вооружить 60 тысяч воинов луками и даже отчасти мушкетами, монархия Ашанти существовала уже к 1640 году. В этот период происходило массовое переселение и военная экспансия аканских групп под началом кваманхене Оти Акентена (ок. 1631—1662) в регион Кваман, который позднее и стал известен как страна Ашанти.

Строй

В экономике страны большое место занимали земледелие и домашние промыслы — резьба по дереву, ткачество, гончарный, обработка металлов и другие. Широко велась работорговля и торговля золотом.

Во главе государства стоял верховный вождь — ашантихене (асантехене), резиденцией которого был город Кумаси, — а также его соправительница (ашантехема, «королева-мать») и совет старейшин, в который входили вожди оманов (оманхене) и военные вожди (ашафохене). Отдельными же областями управляли местные вожди — оманхене.

Структура конфедерации включала собственно ашантийские вождества-оманы (аманто, число которых колебалось от 8 до 12) и столичный округ Кумаси, а с 1740-х годов — две категории зависимых вождеств: протектораты (амансин) и данники (амантеасе). Последние находились в сфере влияния Ашанти и, в отличие от аманто и амансин, включали и неаканские оманы — например, Дагомба и Конкомба.

Основными компонентами структуры самого омана являлись позднепервобытные общины (акура), большие семьи (фиефо), матрилинейные роды (абусуа), патрилинейные группировки (нторо) и подразделения военной организации (асафо). Возникло деление на знать, свободных общинников и рабов.

История

Практически в течение всего XVIII в. Федерация Ашанти боролась с соседями за контроль над торговым и путями на юг, к побережью Гвинейского залива (с победой над Денчьира ашантийцы получили права на монопольную торговлю с голландским фортом Эльмина), и на север в страны Западного Судана. После гибели Осея-Туту I в войне против Ачем его политику военно-политической экспансии продолжил Опоку-Варе (1720—1745) по прозвищу Катачие (Храбрец). Осей-Коджо (1764—1777) начал масштабные реформы, направленные на централизацию Ашанти и создание назначаемой бюрократии (служилой знати, или асомфо, в противовес родоплеменной). Его преобразования продолжили преемники, асантехене Осей-Кваме (1777—1798) и Осей-Бонсу (1800—1823).

К началу XIX в. Конфедерация Ашанти превратилась в мощную державу, под контролем которой находились земли, примерно соответствующие территории современной Ганы, и 2—3 миллиона человек населения. Опираясь на сильное войско, правители Ашанти добивались подчинения им территорий, населённых близкородственными им племенами, и ликвидации племенной раздробленности.

Осуществлению этой их политики помешали колониалистские действия Англии (использовавшей также народы (фанти, га и других своих союзников на побережье), вылившиеся в 7 англо-ашантийских войн. Первые 5 войн закончились победой ашанти (1806, 1811, 1814—1815, 1823—1826 и 1863 гг.). Великобритания признала независимость Ашанти. По договору 1831 года была определена граница между Ашанти и английскими колониальными владениями. Вместе с тем, от Конфедерации отпали Деньчира (1823), фантийские оманы (1826), а также другие зависимые территории, а рост влияния ашантийской столицы Кумаси подпитывал сепаратистские настроения среди аманто.

Во время шестой войны (1873—1874 гг.) англичане проникли вглубь страны, столица Ашанти была сожжена и разграблена. Все военные укрепления и дворец асантехене были взорваны, но удержаться в Кумаси англичанам не удалось. Формально ашантийцы сохранили свою независимость. Однако по договору они должны были выплатить Великобритании 50 тыс. унций золота и отказаться от притязаний на Эльмину (поводом к войне послужило нежелание англичан платить ашантийцам за право торговать и иметь поселение в Эльмине, которую они купили у голландцев в 1872 году). С потерей последнего подконтрольного порта Эльмины в 1872 году ашантийцы утратили монополию торговли с европейцами во внутренних районах Золотого Берега. Англичанам разрешалась свободная торговля на территории страны, в Кумаси был направлен чиновник, чтобы контролировать соблюдение всех условий договора.

Поражение в шестой войне фактически ознаменовало конец самостоятельного развития ашантийцев. Конфедерация стала разваливаться, многие оманы объявили о своей независимости от Кумаси, начался период дезинтеграции и упадка. Проигравший войну асантехене Кофи Карикари (1867—1874) был смещён и заменён на его младшего брата Менсу Бонсу (1874—1883), но это не смогло остановить распада страны.

В результате седьмой, и последней, войны 1895—1896 гг. Англия нанесла Ашанти полное поражение, оккупировала её территорию и заключила договоры о протекторате с отдельными племенами, входившими в Федерацию Ашанти, после чего Федерация прекратила своё существование. В 1900 году ашанти во главе с королевой-матерью Яаа Асантева предприняли последнюю попытку отстоять свою независимость — Войну Золотого Трона. После подавления этого восстания англичане включили в 1901 году всю территорию Ашанти в колонию Золотой Берег.

С переходом Англии в колониях к политике «косвенного управления», англичане вернули в 1924 году высланного на Сейшельские острова в 1896 году ашантихене Премпе I и в 1926 году он был провозглашён оманхене (правителем) города и области Кумаси. В 1935 году Англией была формально восстановлена Федерация Ашанти, и наследник Премпе I — Премпе II был провозглашён ашантихене. Однако фактическая власть в стране принадлежала английскому губернатору Золотого Берега. После провозглашения независимости Ганы в 1957 году территория Ашанти по конституции получила статус области с сохранением некоторых атрибутов монархии.

Литература

• Попов В. А. Ашантийцы в XIX в.: опыт этносоциального исследования. М.: Наука, 1982.
• Попов В. А. Этносоциальная история аканов в XVI—XIX веках. М.: Наука, 1990.
• Rattray R. S. «Ashanti», Oxford 1923.
• Rattray R. S. «Ashanti law and constitution», Kumasi-London 1956.

Отрывок, характеризующий Ашанти (государство)

12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.