Балабин, Николай Иванович
| Николай Иванович Балабин | |||
| Дата рождения | |||
|---|---|---|---|
| Место рождения | |||
| Дата смерти | |||
| Место смерти | |||
| Род войск | |||
| Годы службы | |||
| Звание | |||
| Командовал |
Тамбовское жандармского управление, Морская пограничная флотилия Балтийского моря, Иркутское жандармское управление | ||
| Награды и премии |
| ||
Николай Иванович Балабин (9 марта 1868, Область Войска Донского — 1918, Иркутск) — полковник, начальник Иркутского губернского жандармского управления (1914—1917), арестовал писателя Максима Горького (11 января 1905 года).
Биография
Ранние годы
Николай Иванович Балабин родился в станице Семикаракорской (сегодня город Семикаракорск), 1-го Донского округа, в дворянской семье полковника Ивана Ивановича Балабина. Николай окончил Владимирский Киевский кадетский корпус и Второе военное Константиновское училище по первому разряду (по другим данным, по второму разряду[1]).
В 1887 году Николай Балабин начал службу в нижнем чине. В 1889 году он был произведен в хорунжие и отправлен в комплект Донских казачьих полков. 21 октября 1892 года Балабин стал сотником, 15 апреля 1895 года — подъесаулом, а 6 декабря 1898 года — есаулом (ротмистром). В 1906 году Николай Иванович был произведен в подполковники (6 октября), а 6 декабря 1910 года — в полковники.
Николай Балабин состоял в следующих должностях: в комплекте Донских казачьих полков (с 10 августа 1889 года по 16 февраля 1890 года); в 7-м Донском казачьем полку (с 16 февраля 1890 года по 1898 года); в Отдельном корпусе жандармов (с мая 1898 по 1915 год). На полицейской должности он стал помощником начальника Лифляндского жандармского управления (декабрь 1901 — август 1905), затем он состоял в резервах Санкт-Петербургского (август 1905 — май 1907) и Лифляндского управлений (май 1907 — июль 1909).
В июле 1909 года Балабин был назначен помощником начальника Киевского жандармского управления (по 13 апреля 1910 года), после чего он состоял в прикомандировании к Санкт-Петербургскому управлению до сентябрь 1911 года. Вновь вернулся в Киев: состоял в прикомандировании к Киевскому охранному отделению до июня 1913 года — пока не стал начальником жандармского управления в Тамбове, где пробыл до ноября 1914 года[1].
11 января 1905 года Николай Иванович Балабин арестовал в Риге писателя А. М. Пешкова (Максима Горького) и этапировал его в тюрьму[1].
В августе 1905 года Балабин был назначен командиром Морской пограничной флотилии Балтийского моря, состоящей из 11 больших и 2 малых кораблей. В главную задачу флотилии входила борьба с контрабандой оружия и взрывчатых веществ через побережье Прибалтики и Финляндии.
19 июля 1912 года сенатор Н.З. Шульгин, производящий по Высочайшему повелению предварительное следствие, допрашивал Николая Балабина по делу о бывшем товарище министра внутренних дел П.Г. Курлове, отставном статском советнике Веригине, полковнике Спиридовиче и отставном подполковнике Кулябке, обвиняемых в преступных по службе деяниях[2].
В Иркутске
17 ноября 1914 года Николай Иванович получил пост начальника Иркутского жандармского управления[3], на котором находился до момента своего ареста после Февральской революции (5 марта 1917 года)[1].
Наиболее значительной операцией[1] управления Балабин в Иркутске было разоблачение антигосударственной деятельности Иркутского татаро-турецкого комитета, созданного в 1912 году: члены этого комитета вели активную антирусскую пропаганду, собирали разведывательные сведения о положении в Иркутском Военном округе и перевозках по Транссибу. После начала Мировой войны они собрали среди мусульман города 147 тыс. рублей, которые переправили затем в Турцию. В январе 1915 года татаро-турецкий комитет организовал побег из Читы в Китай Али Исхан-паши — пленного командира 9-го корпуса турецкой армии. В этот период Николаю Балабину удалось внедрить в состав комитета сразу четырёх своих секретных агентов, что позволило арестовать руководство комитета. По приказу Балабина 3 апреля 1917 года в жандармском управлении были уничтожены все агентурные списки и документы[1].
Николай Балабин умер в Иркутске в 1918 году. По поводу этой смерти, его брат — генерал-лейтенант Е. И. Балабин — вспоминал: «… [Николай] год сидел в тюрьме без передач и без свиданий. Наконец жене брата [Виде Андреевне] сообщили, что она может взять своего мужа. Когда Николая принесли домой на носилках, жена, взглянувши на него, сразу умерла от разрыва сердца. Через несколько минут умер и брат. Так дочери в несколько минут стали круглыми сиротами…»[1].
Семья
Брат: Евгений Иванович Балабин (1879—1973) — военный деятель, генерал-лейтенант, участник Первой мировой и Гражданской войны, во время Второй мировой войны поддержал германскую армию в использовании казачества для борьбы с большевизмом.
Жена: Вида Андреевна Балабина (ум. 1918) — дочь полковника Андрея Мишарева.
Дети:
- Елена Николаевна Балабина (1 июля 1895 — 1 декабря 1975) — педагог-музыкант, видный музыкальный деятель Иркутска, художественный руководитель Иркутской областной филармонии.
- Ольга Николаевна Балабина (род. 5 марта 1892) — педагог-музыкант, художник, оперная певица, работала в Иркутской филармонии и театре музыкальной комедии.
Адреса
- Проживал в Санкт-Петербурге по адресу Смольный проспект, дом № 6[2].
Напишите отзыв о статье "Балабин, Николай Иванович"
Литература
- Административно-судебная система Восточной Сибири конца XIX — начала XX веков в лицах и документах: Материалы к энциклопедии. Иркутск, 2004. С. 221—222.
- Иркутская летопись. 1661—1940 гг. / сост., предисл. и прим. Ю. П. Колмаков. Иркутск, 2003. — С. 314.
- Иркутская летопись. 1941—1991 гг. / сост., предисл. и прим. Ю. П. Колмаков. Иркутск, 2010. — С. 35, 67, 428.
- Ковалева А. С. Из музыкальной жизни Иркутска (сестры Балабины) // Краеведческие записки (Иркутск). — Иркутск, 2004. — Вып. 11. — С. 30-54.
- Е. И. Балабин, Воспоминания: «Далёкое и близкое, старое и новое», Москва, 2009, 381 с.; ISBN 978-5-9524-3718-0.
- Протокол допроса полковника Н.И. Балабина сенатором Н. Шульгиным, 19 июля 1912 года (ГА РФ. Ф. 271. Оп. 1. Д. 26. Л. 147–151. Подлинник).
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Гаращенко Алексей Николаевич [irkipedia.ru/content/balabin_nikolay_ivanovich Балабин, Николай Иванович] // Иркипедия. — 2012.
- ↑ 1 2 [www.hrono.ru/libris/stolypin/19120719bal.html Столыпин Петр Аркадьевич]. www.hrono.ru. Проверено 22 сентября 2016.
- ↑ Кроль Моисей Ааронович. [fanread.ru/book/10920882/?page=134 Кроль Моисей - Страницы моей жизни]. — 2008.
Отрывок, характеризующий Балабин, Николай Иванович
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.
