Балтийский путь
Балтийский путь (эст. Balti kett, то есть Балтийская цепь; латыш. Baltijas ceļš, лит. Baltijos kelias) — мирная акция в прибалтийских республиках СССР, проведенная 23 августа 1989 года.
Жители Литвы, Латвии и Эстонии выстроили живую цепь длиной почти в 600 км (до двух миллионов человек, то есть примерно 25 % трёх прибалтийских республик в то время), таким образом соединив Таллин, Ригу и Вильнюс. Акция была приурочена к 50-летию со дня подписания пакта Молотова-Риббентропа, целью акции было привлечь внимание мирового сообщества к историческим событиям, которые изменили статус стран Прибалтики. Согласно пакту и секретному протоколу, прилагающемуся к нему, СССР и Германия разделяли сферы влияния в Европе: Латвия, Эстония, Финляндия, восточные области Польши и Бессарабии отходили СССР, а Литва и запад Польши — Германии.
Акция продемонстрировала растущую уверенность сил, боровшихся за независимость прибалтийских стран. Организаторами стали Народный фронт Эстонии, Народный фронт Латвии и Саюдис в Литве. «Балтийский путь» позволил продемонстрировать всему миру желание народов Прибалтики отделиться от СССР, их солидарность в этом стремлении. Сепаратистские организации воспользовались акцией, чтобы показать, что «оккупация» СССР прибалтийских стран — вопрос не только политический, но и моральный. Правительство СССР отреагировало на акцию лишь обильной риторикой, не сделав никаких реальных шагов для укрепления отношений между республиками, вследствие чего через 6 месяцев после проведения Балтийского пути Литва первой из республик Советского Союза объявила о выходе из его состава.
Содержание
Предпосылки
Страны Балтии
Вплоть до 1989 года СССР не признавал существования секретного протокола к пакту Молотова-Риббентропа, согласно которому Третий Рейх признавал Прибалтику сферой интересов СССР, несмотря на то, что он широко публиковался западными странами после того, как был обнаружен в ходе Нюрнбергского процесса. Кроме того, СССР отрицал факт оккупации балтийских республик заявляя, что они на добровольных основах вступили в Союз, после того как народные правительства этих государств, выбранные незадолго до этого, подали соответствующее прошение к СССР. Балтийские страны же считали, что присоединение было насильственным и, в силу существования секретного протокола, незаконным. Если бы прибалтийским политикам удалось доказать связь Пакта со вступлением прибалтийских стран в СССР, то это могло бы вызвать целую цепь серьёзных политических изменений. Это позволило бы заявить, что советское правительство управляет государствами незаконно, а значит, все законы, изданные и применявшиеся на территории прибалтийских ССР с 1940 года, автоматически признавались недействительными. Такое решение также прекратило бы любые дебаты относительно отделения республик от СССР или получения широких автономий внутри Союза, так как фактически в этом случае страны бы de jure никогда и не входили в его состав. Соответственно, государства автоматически становились независимыми и восстанавливали свой статус в довоенном виде и границах, полностью отменяя действие конституции СССР на своей территории и делая незаконным присутствие его вооружённых сил на своей территории.
Внутри Советского Союза
15 августа 1989 года в газете «Правда» в ответ на забастовки рабочих в Эстонии вышла статья, обвиняющая их в «истерии» под руководством «экстремистов», чьей целью были лишь собственные «узкие националистические интересы», а не высшие интересы всего Советского Союза.
18 августа «Правда» опубликовала обширное интервью с главой 26 созыва Съезда народных депутатов СССР Александром Николаевичем Яковлевым, посвящённых пакту Молотова-Риббентропа. Он признавал факт существования Пакта и секретного протокола, прилагающемуся к нему, между Германией и СССР. Он осудил договор, но заявил, что он никак не повлиял на факт включения прибалтийских республик в состав Союза. Таким образом Яковлев озвучил новую официальную позицию СССР, ранее заявлявшего о том, что секретного протокола к Пакту не существовало, а всё, что печаталось на Западе, было подделкой и провокацией, но в то же время отрицал факт оккупации республик в 1940 году.
Однако такая формулировка не устраивала страны Прибалтики, и 22 августа Верховный Совет Литовской ССР выступил с обвинением в адрес СССР в насильственной оккупации прибалтийских государств и прямой связи между Пактом Молотова-Риббентропа и вступлением стран в Союз. Это стало первым официальным протестом против легитимности советской власти на территории Прибалтики.
Ход акции
Желающие участвовать в акции съезжались как на собственном транспорте, так и на представленных государственными органами и общественными организациями автобусах. Из желающих участвовать, но не попавших в основную цепь была составлена отдельная ветка Каунас — Укмерге.
С самолётов Ан-2 над цепью людей разбрасывались цветы. Несмотря на запрет «Центра» о полётах в балтийском воздушном пространстве, самолёты сделали несколько рейсов.
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Память
В 2009 году организация ЮНЕСКО признала эту акцию феноменом ненасильственного сопротивления и приняла решение включить документальные материалы о ней в международный регистр программы «Память мира»[1].
В августе 2013 года в Эстонии был открыт монумент Балтийской цепи, созданный литовским скульптором Гитенисом Умбрасасом[2][3] .
Видеохроника событий
- [www.youtube.com/watch?v=oU2d1R0Xcpk Видеохроника событий — Литва, Латвия, Эстония]
- [www.youtube.com/watch?v=CNVQvZfz3G0 Видео из Латвии]
- [www.youtube.com/watch?v=rjjNyzZCASA Видео из Эстонии]
См. также
Напишите отзыв о статье "Балтийский путь"
Ссылки
- [www.svoboda.org/content/article/26546600.html Начало «Балтийского пути»] // Радио Свобода — «Продолжение политики», 25 августа 2014
- [www.balticway.net/index.php?page=baltic-way&hl=en balticway.net — The Baltic Way] (англ.)
Примечания
- ↑ [www.artdaily.org/index.asp?int_sec=2&int_new=32399 Thirty-Five Documentary Properties Added to UNESCO’s Memory of the World Register] (англ.)
- ↑ [rus.delfi.lv/news/daily/latvia/v-estonii-otkroyut-monument-baltijskoj-cepi.d?id=43565829 В Эстонии откроют монумент Балтийской цепи] Delfi, 16 августа 2013
- ↑ [rus.err.ee/estonia/df27575a-6a5c-4003-aa09-3c3f1c3150e2 Мэры трех балтийских столиц вспоминали события августа 1989 года] // «Актуальная камера», 20.08.2013
Отрывок, характеризующий Балтийский путь
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
