Баржавель, Рене

Рене Баржавель
Дата рождения:	20 февраля 1912(1912-02-20)
Место рождения:	Нион, Франция
Дата смерти:	24 ноября 1985(1985-11-24) (73 года)
Место смерти:	Париж, Франция
Гражданство:	Франция Франция
Род деятельности:	писатель, журналист, сценарист
Годы творчества:	с 1934
Направление:	научная фантастика
Жанр:	роман, новелла, эссе, киносценарий
Язык произведений:	французский
Дебют:	«Колетт в поисках любви»

Рене Баржавель (фр. René Barjavel) (24 января 1911 года, Нион — 24 ноября 1985 года, Париж) — французский писатель. Считается одним из крупнейших представителей французской научной фантастики ХХ века (наряду с Пьером Булем).

Биография

Сын булочника. Родился в Нионе (департамент Дром). Учился вначале в Нионе, затем в коллеже города Кюссе близ Виши. С восемнадцати лет начал работать как журналист в провинциальной прессе. Высшего образования не получил. В 1935 году перебрался в Париж. В 1936 году женился на Мадлен де Ватрипон; в тот же период совместно с Жаном Ануйлем основал в Париже журнал «Новый сезон»; работал в издательстве «Деноэль». Во время второй мировой войны служил в армии в звании капрала (в интендантской службе). После демобилизации (июнь 1940 год) некоторое время жил в провинции, затем вернулся в Париж и продолжил работу в издательстве, где в 1944 году занял пост литературного директора. В послевоенные годы работал журналистом, а также в качестве киносценариста. С середины 1960-х занял лидирующую позицию во французской научной фантастике.

Творчество

Проза

Первая книга Баржавеля была посвящена анализу любовной тематики в творчестве известной писательницы Колетт. Впервые заявил о себе как мастер фантастики в написанном под влиянием «Машины времени» Г. Уэллса романе «Опустошение» (Le Ravage, 1943). Главный герой романа, путешественник во времени, оказывается во Франции в 2042 года, после глобальной катастрофы: под влиянием вспышек на Солнце мир внезапно лишился электричества, в результате чего земная цивилизация рухнула. Сюжет «Опустошения» развит в следующем романе писателя, «Неосторожный путешественник» (Le Voyageur imprudent, 1944), построенном на так называемом парадоксе убитого дедушки: оказавшись в прошлом, путешественник во времени стремится убить молодого Наполеона до того, как тот подчинил себе Европу, однако по неосторожности наносит смертельную рану собственному предку. В романе присутствует также лирическая любовная линия; именно эту сторону своего творчества Баржавель развил в романе «Тарандоль» (Tarendol, 1944) знаменовавшем собой возвращение писателя к традиционной психологической прозе. Тема ядерного противостояния сверхдержав, чреватого новым апокалипсисом, в центре романа «Черт его побери» (Le Diable l'emporte, 1948). Из романа «Лунный Колумб» (Colomb de la Lune, 1962) выясняется, что первый в истории астронавт – француз по национальности. В центре сюжета романа «Ночь времен» (La Nuit des temps, 1968) — гипотеза о существовании в далеком прошлом высокоразвитой цивилизации, уничтожившей себя в ядерной войне, соединяется с современным прочтением мифа о Тристане и Изольде. Здесь отражены паранаучные представления, которые ранее были аккумулированы в книге Ж. Бержье и Л. Повеля «Утро магов» . Соединение любовной, научно-фантастической и политической тематики характерно для романа «Великая тайна» (Le Grand secret, 1973), развивающего традиционный мотив эликсира молодости. В конце жизни Баржавель неожиданно обратился к жанру детектива: роман «Шкура Цезаря» (La peau de Cesar, 1985), где содержатся очень явные аллюзии на цикл произведений Жоржа Сименона о комиссаре Мегрэ .

Киносценарии

Активное сотрудничество Баржавеля с кинематографом началось в 1950-х годах. Он написал сценарии ко многим фильмам известного кинорежиссера Жюльена Дювивье, в том числе «Дьявол и десять заповедей». Самая известная из экранизаций романа Виктора Гюго «Отверженные» — фильм Жан-Поля Ле Шануа 1958 года — также создавалась при его участии. Написанный им оригинальный сценарий «Дороги Катманду» (постановка Андре Кайата, 1969) в дальнейшем был переработан автором в роман.

Эссе

Баржавель является также автором многочисленных философских эссе. Самое известное из них, «Голод тигра» (La faim du tigre, 1966), сохраняет свою актуальность и поныне: речь идет о перспективе истощения запасов нашей планеты, которое может поставить представителей земной цивилизации — в том случае, если они не освоят другие миры — перед необходимостью ради выживания истреблять друг друга.

Ссылки

• [scifi.spb.ru/authors/b/barjavel.r/barjavel.htm Статья в «Энциклопедии фантастики» Вл. Гакова]
• [barjaweb.free.fr/SITE/ Сайт, посвященный жизни и творчеству Баржавеля]
• [na-journal.ru/1-2014-gumanitarnye-nauki/417-biblejskij-mif-vsemirnyj-potop-v-romane-r-barzhavel-opustoshenie Сакуашвили Т.Ш. БИБЛЕЙСКИЙ МИФ «ВСЕМИРНЫЙ ПОТОП» В РОМАНЕ Р. БАРЖАВЕЛЬ «ОПУСТОШЕНИЕ» // «Научный аспект», 2014, № 1, С. 111-114.]

Переводы на русский язык

• В глубь времен. Пер. В. Мазура // Генри Каттнер. Источник миров. М., Полиграфия, 1993. С. 5-206.
• Лунный Колумб (фрагмент). Пер. И. Найденкова // «Фантакрим-MEGA», 1995, № 2. С. 13-14.
• Мамонт (рассказ). Пер. И. Найденкова // «Если», 1997, № 5. С. 251-260.
• Опустошение (фрагмент). Пер. И. Найденкова // «Студенческий меридиан», 2004, № 5. С. 56-59.

Отрывок, характеризующий Баржавель, Рене

Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.