Бейбулатов, Темир-Булат

Темир-Булат Бейбулатов
Дата рождения:	1879(1879)
Место рождения:	Нижнее Казанище, Дагестанская область, Российская империя
Дата смерти:	1942(1942)
Место смерти:	Караганда, СССР
Гражданство:	Российская империя Российская империя СССР СССР
Род деятельности:	поэт
Годы творчества:	1920—1937
Направление:	Романтизм, реализм
Жанр:	стихотворение, поэма
Язык произведений:	кумыкский

Темир-Булат Бейбулатов (1879, с. Бет-аул (ныне квартал Нижнего Казанища), Дагестанская область — 1942) — кумыкский поэт, переводчик, фольклорист, драматург, режиссёр, композитор и актёр.

В годы Первой мировой и Гражданской войн

В годы Первой мировой войны в звании штаб-ротмистра воевал против войск Австро-Венгрии в составе «Дикой дивизии». Вернувшись после Февральской революции на родину, в июле 1917 года Т.-Б. Бейбулатов инициировал создание «Общества театра и литературы дагестанских мусульман» (кумык. «Дагъыстан бусурманланы театр ва адабият жамияты») и стал его первым председателем. В августе 1917 года основал и возглавил редакцию первого дагестанского иллюстрированного журнала «Танг Чолпан». В 1918 —начале 1919 гг. работал заместителем редактора русскоязычной газеты «Дагестан», в которой публиковал статьи и рассказы антибольшевистского содержания. Как пишет в своей книге М. Гаджиев, в 1919 году 800 деникинцев во главе с полковником Зайцевым подошли к окраине Нижнего Казанища, к ним на встречу выехали из села офицеры Т. Бейбулатов, С. Сурхаев, старшина села Дж. Тонаев, им удалось убедить Зайцева, что в селе нет большевиков и других социалистов. Проведя успешные переговоры, они спасли селение от полного разорения.. Во второй половине 1919 года служил офицером в Добровольческой армии А. И. Деникина. В 1920 году находился в заключении советском концлагере для пленных белогвардейцев. После возвращения в Дагестан Т-Б.Бейбулатов занялся научной и просветительской деятельностью.

В Советское время

Стал организатором и преподавателем (вместе с Н. Т. Шатровым и Б. П. Байковым) первого национального театрального техникума. С момента организации государственного Кумыкского драматического театра (1930 г.) — был музыкальным руководителем и заведующим литературной частью театра, проявил себя разносторонне одаренным человеком. Писал пьесы, музыкальные произведения, ставил спектакли и играл в них. В конце 20-х годов XX в. он снимался в кинофильме «Два ключа». В 1935 году совместно с Т. Мурадовым и X. Ханукаевым создал Ансамбль песни и танца Дагестана. В 1926 году вышла в свет первая книга Т. Бейбулатова «Сборник стихотворений и песен», в которую вошли стихотворения и поэмы, а также переведённые им на кумыкский язык произведения А. Пушкина, М. Лермонтова, М. Кольцова, И. Никитина и революционных поэтов Эжена Потье, Д. Бедного, А. Безыменского и других. В те годы им были переведены на кумыкский язык «Интернационал», «Марсельеза», «Варшавянка», «Смело, товарищи, в ногу», «Мы — кузнецы» и ряд русских народных песен. Перу Т. Бейбулатова принадлежат также исторические поэмы «Кази-Мулла», «Шамиль», «Черные дни», историко-революционная поэма «Великая революция в Дагестане», изданная отдельной книгой в 1928 году, а также поэмы «Путина на рыбных промыслах» и «Покоритель гор» о социалистических преобразованиях в Дагестане. Т. Бейбулатов внедрил в кумыкскую литературу жанры психологической и пейзажной лирики. Им был написан ряд статей о развитии литературы, театрального искусства и драматургии в Дагестане, либретто опер «Танг-Чолпан» и «Шамиль». Больших высот Т. Бейбулатов достиг в области художественного перевода. Он, в частности, перевёл на кумыкский язык поэмы А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, трагедии Шекспира «Отелло» и «Ромео и Джульетта», Лопе де Вега «Овечий источник», «Хижина дяди Тома» Г. Бичер-Стоу, драму А. С. Пушкина «Скупой рыцарь», А. Корнейчука «Гибель эскадры», Н. Погодина «Аристократы» и другие. Им была написана и музыка ко многим спектаклям. Перевёл с кумыкского на русский язык «Историю Дагестана в годы революции и гражданской войны» М.-К. Дибирова и «Адаты кумыков» М. Алибекова. В 1920—1930 гг. для основанного при его активном участии Кумыкского музыкально-драматического театра переводил на кумыкский язык пьесы В. Шекспира, Лопе де Веги, А. Пушкина. Он также переводил стихи русских и европейских поэтов. Эти переводы до сих пор считаются вершинами поэтического мастерства. В 1937 году Т.-Б. Бейбулатов, несмотря на свои неоспоримые заслуги перед советской культурой, был репрессирован. Погиб в Карагандинском лагере для инвалидов.

Ссылки

• [www.kumukia.ru Профиль на сайте kumukia.ru]

Отрывок, характеризующий Бейбулатов, Темир-Булат

– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.