Белорусская фонология

В белорусском языке 39 согласных и 6 гласных фонем.

Согласные

	Губно-губные	Губно-зубные	Зубные/ Альвеолярные	Палато-альвеолярные	Ретрофлексные	Палатальные	Велярные
Носовые	m /м/ mʲ /м’/		n̪ /н/	nʲ /н’/
Взрывные	p /п/ pʲ /п’/ b /б/ bʲ /б’/		t̪ /т/ d̪ /д/				k /к/ kʲ /к’/ ɡ /г/† ɡʲ /г’/†
Аффрикаты			t͡s̞ /т͡с (ц)/ d͡z̞ /д͡з (ѕ)/	t͡s̞ʲ /т͡с’ (ц’)/ d͡z̞ʲ /д͡з’ (ѕ’)/	t͡ʂ /т͡ш (ч)/ d͡ʐ /д͡ж (џ)/
Щелевые		f /ф/ fʲ /ф’/ v /в/ vʲ /в’/	s̞ /с/ z̞ /з/	s̞ʲ /с’/ z̞ʲ /з’/	ʂ /ш/ ʐ /ж/		x /х/ xʲ /х’/ ɣ /ғ/ ɣʲ /ғ’/
Дрожащие			r /р/
Аппроксиманты			l̪ /л/	l̪ʲ /л’/		j /й/	w /ў/

Согласные фонемы белорусского языка образуют пары чередований по звонкости/глухости и мягкости/твердости; ретрофлексные и зубные аффрикатные фонемы (/ш/, /ж/, /т͡ш (ч)/, /д͡ж (џ)/, /р/, /т͡с (ц)/, /д͡з/ (ѕ)), а также фонема /ў/ не имеют мягкой пары, а фонема /й/ — твердой; фонемы /д/ и /т/ чередуются соответственно с фонемами /д͡з’ (ѕ’)/ и /т͡с’ (ц’)/, данное чередование восходит к чередованию по твердости/мягкости; фонема /ў/ чередуется с /в/ и /у/ (о особенностях последнего чередования см. ниже). Менее актуально чередование велярных согласных с зубными (следы второй палатализации), встречающееся большей частью во флексии падежей (именно: /к/|/т͡с (ц)/, /ғ/(/х/)|/з’/ и /х/|/с’/); также имеются чередования велярных с ретрофлексными (следы первой палатализации, именно: /к/|/т͡ш (ч)/, /ғ/(/х/)|/ж/ и /х/|/ш/).

Спорным остается вопрос, во-первых, о фонеме /ў/, аналогичный в чем-то вопросу о фонеме /ы/ в русском языке: согласно нормам орфографии буква "ў" должна писаться после гласной в одном слове или в начинающемся в словаре с "у" слове если перед ним есть слово кончающееся на гласную и если их не разделяет пауза (выделяемая обычно знаками препинания или абзацем; однако под это правило не попадают некоторые иноязычные заимствования, из вышесказанного видно, что фонема /ў/, если признать данные нормы отображением произношения, приобретает черты неслогового аллофона гласной фонеме /у/, как например испанская неслоговая /u̯/, являющаяся аппроксимантом [w] в восходящих дифтонгах, что лишает белорусскую орфографию особой потребности в букве "ў" вообще; однако имеется ряд случаев в белорусской литературе, например у К. Крапивы, где эти правила игнорируются, напр.:

ШТО Я БАЧЫЎ НА ТРЭКУ (1922)

...Так, як тыя парасяты,
Што вазіў калісь мой тата
'У' мястэчка на таржок,
Завязаўшы 'у' мяшок...

ДАЙ ДЫ ДАЙ (1922)
А няхай ты праваліўся! —
Вось парадкі завяліся:
Дзе ні сунься, так і знай —

'Ў'сюды ў лапу дай ды дай...

В виду вышеприведенного, можно допустить более свободное употребление фонем /у/ и /ў/, как то происходит с фонемами /и/ и /й/ (например допустимы фразы: "ён йшоў па дарозе" и "ён ішоў па дарозе"; "ён замёр на ймгненне" и "ён замёр на імгненне").

Второй вопрос касается фонем /г/ и /г’/, сам взрывной звук [ɡ], согласно литературным нормам произношения, встречается после звуков [z] и [ʐ] (даже если они являются составными частями аффрикат), таким образом проявляя качества аллофона со звуком [ɣ] фонемы /ғ/, однако кроме того установленные правила требуют произнесения звука [ɡ] в некоторых словах польского происхождения (как бы наделяя звук [ɡ] качествами фонемы), что идет вразрез с фонетической природой языка еще и потому, что ни в каких более словах данный звук произноситься не должен, таким образом наличие "фонемы" /г/ (и в случаях её смягчения фонемы /г’/) следует признать неадекватным языковой ситуации педантизмом, навязыванием языку норм произношения чужого языка ввиду того, что звук данной артикуляции только лишь имеется в произношении.

Гласные

Белорусская орфография	МФА	Описание	Пример из белорусского
i	[i]	Закрытый неогубленный переднего ряда	лiст
э	[ɛ]	Полуоткрытый неогубленный переднего ряда	гэты
ы	[ɨ]	Закрытый неогубленный среднего ряда	мыш
a	[a]	Открытый неогубленный переднего ряда	кат
у	[u]	Закрытый огубленный заднего ряда	шум
о	[ɔ]	Полуоткрытый огубленный заднего ряда	кот

Литература

• Беларуская граматыка. У 2-х ч. / АН БССР, Ін-т мовазнаўства імя Я. Коласа; [Рэд. М. В. Бірыла, П. П. Шуба]. — Мн. : Навука і тэхніка, 1985.
• Беларуская мова: Вучэб. дапам. / Э. Д. Блінава, Н. В. Гаўрош, М. Ц. Кавалёва і інш.; Пад рэд. М. С. Яўневіча. — Мн. : Выш. школа, 1991. ISBN 5-339-00539-9.
• Фанетыка беларускай літатурнай мовы / І. Р. Бурлыка, Л. Ц. Выгонная, Г. В. Лосік, А. І. Падлужны; Рэд. А. І. Падлужны. — Мн.:Навука і тэхніка, 1989. — 335 с ISBN 5-343-00292-7.

Отрывок, характеризующий Белорусская фонология

– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.