Фонология иврита

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Фонология языка иврит развивалась постепенно с древнейших времен. Помимо современных и исторических вариантов, выделяют литургические нормы произношения, применяемые при чтении Танаха и молитв в еврейских общинах.





Современное состояние

Согласные

Билабиал. Губно-зубн. Альвеол. Палато-альв. Палатал. Веляр. Увуляр. Фаринг. Глотт.
Шумные Взрыв. p b t d k ɡ ʔ2
Аффрикаты ts
Фрикатив. f v s z ʃ ʒ x~χ ɣ~ʁ (/r/)3 (ħ)1 (ʕ)1 h2
Назал. m n4
Аппрокс. l j w
1 Согласные /ħ/ и /ʕ/ произносятся только пожилыми выходцами из арабских стран. Большинство носителей вместо них произносят /x/ и /ʔ/.
2 Согласные /ʔ/ и /h/ регулярно произносятся только в формальной речи, в разговорной же чаще всего выпадают.
3 Обычно транскрибируется как /r/. Произносится как /ɣ/, реже как ʁ, иногда может произноситься как /ʀ/ или /r/, в зависимости от носителя.
4 Звук /n/ произносится как /ŋ/ перед велярными[1].

Шумные согласные могут ассимилироваться по звонкости. Глухие /p t ts tʃ k f s ʃ x/ переходят в звонкие /b d dz dʒ ɡ, v z ʒ ɣ/ когда находятся непосредственно перед звонким шумным, и наоборот. Примеры:

В современном иврите допустимы чередования b~v, k~x и p~f (в каждой паре первый вариант употребляется после согласных и на месте исторических удвоенных согласных). В древнем иврите также t~θ, d~ð и ɡ~ɣ.

Гласные

Гласные иврита принято делить в соответствии с масоретскими знаками огласовки на долгие, краткие и сверхкраткие (кроме всегда долгого /o/ и сверхкраткого шва). Сверхкраткими не бывают /i/ и /u/. В современной речи исторические гласные слились в простую схему из пяти фонем. Имеются дифтонги /aj/ и /ej/.

Историческое шва в современном иврите либо не произносится, либо произносится как /e/. Любая гласная современного иврита может редуцироваться до /ə/, когда стоит далеко от ударения[1].

Ударение

В исконных словах ударение бывает на последнем слоге (чаще всего) или на предпоследнем слоге (например, в группе имён с /e/ в последнем слоге, называемой сеголатами). В заимствованиях и исконных неологизмах ударение может не подчиняться этим правилам (например,אֵיכְשֶׁהוּ /ˈexʃehu/ «как-то», פּוֹלִיטִיקָה /poˈlitika/ «политика»)[2]. В разговорной речи, особенно в именах собственных, ударение может сдвигаться с последнего слога на предпоследний[3].

Разговорная артикуляция

Гласная, удалённая на два слога от ударения, может редуцироваться или исчезать:[1]

*zót emérət > stemérət ('это значит')
*éx korím láx > əkorímlax ('как тебя зовут?')

Звук /l/ может выпадать после безударной гласной, иногда — с соседней гласной:[1]

*ába ʃelaxém > ábaʃxem ('ваш отец')
*ú itén lexá > uiténxa ('он дает тебе')

Слог типа /rV/ исчезает перед /x/, кроме случая, когда это сочетание появляется в конце речевого потока:[1]

*bé-dérex klál > bədéxklal ('обычно')

но: ú badérex ('он на дороге') в конце потока речи, перед паузой.

Скопления t и d превращаются в одну согласную (если они не идут в конце речевого потока):

*aní lamád-ti páːm > əniləmátipaːm ('я однажды учил')

но: ʃe-lamádəti ('то, что я учил')

Морфонология

Закон огласовки слогов

В иврите допустимы лишь пять видов слогов, причём два вида никогда не бывают безударными и один никогда не бывает ударным. Большинство изменений в структуре слов происходят ради соблюдения закона огласовки слогов. Под влиянием гортанных звуков и ר‏‎ в словах происходят изменения, которые иногда могут расцениваться как нарушение закона огласовки слогов.

Все слоги начинаются с согласного (в том числе алефа, гортанной смычки), кроме одного случая: союз ו‏‎ «и» перед губными звуками ב, מ, פ‏‎ произносится как ū.

Ударение падает на последний слог, иногда (в сеголатах и квазисеголатах) — на предпоследний.

Таблица по закону огласовки слогов представлена ниже (C — consonant — согласный; V — vowel — гласный)[4].

Слог Ударный Безударный Комментарий
C нет да Слог со сверхкратким гласным (подвижным шва или хатафом), редко — с покоящимся шва; не может следовать за другим таким же слогом и за ударным слогом.
CV да нет Открытый слог с краткой гласной
CVC да да Закрытый слог с краткой гласной
CV: да да Открытый слог с долгой гласной
CV:C да нет Закрытый слог с долгой гласной

Случай с двумя слогами типа C

Если подряд следуют две буквы со шва, то первое из них — покоящееся и должно являться частью другого слога (закрывать его), а второе — подвижное и образует свой слог типа С. Если же возникает ситуация, при которой оба шва должны быть подвижными (например, два шва под первыми двумя буквами слова), то первое шва превращается в i (иногда, если этот шва является результатом редукции, он превращается в ту гласную, которая была до редукции). Если в слоге типа C вместо шва — хатаф (сверхкраткий гласный), то в такой ситуации он превращается в простой краткий гласный (графически исчезают две точки). Всё это — следствия закона огласовки слогов, по которому два слога типа C не могут следовать подряд[5].

В ситуации, где под первой буквой слова — подвижное шва, а под второй в результате редукции огласовка превратилась в шва, первое шва превращается в другую гласную (как описано выше), а второе (называемое «порхающим») не произносится и закрывает слог (типа CVC). Особенностью порхающего шва является отсутствие лёгкого дагеша после него в буквах группы бегед-кефет.

Сокращение и редукция

При присоединении окончаний или в других случаях, когда ударение меняет своё положение, ударный слог, ставший безударным, меняется.

В закрытых бывших ударных слогах долгие ā, ō, ē становятся краткими (שומֵר‏‎ šōmḗr/шомэр «хранитель, охранник» > שומֶרךָ‏‎ šōmerħā́/шомэрха «твой хранитель»). Если ō или ē находятся перед удвоенной согласной, то они превращаются в u или i соответственно (דֹב‏‎ dōv/дов «медведь» > דֻבּים‏‎ dubbī́m/дубим «медведи», חֵץ‏‎ xēsˤ/хэц «стрела» > חִצּים‏‎ xissˤī́m/хицим «стрелы»). Это явление называется сокращением гласных. В современном иврите, после исчезновения различия долгот, в произношении отражается только переход ō/ē в u/i.

В открытых бывших ударных слогах долгие ā, ō, ē и краткий «a» превращаются в подвижный шва (כתַב‏‎ kāθav/катав «он писал» > כתְבו‏‎ kaθәvū/катву «они писали»). Долгий ā может редуцироваться в предпредударном слоге, который в исходной форме слова был предударным (כָתב‏‎ kāθáv/катав «он писал» > כְתבתם‏‎ kәθavtém/ктавтэм «вы (муж.) писали»). Это явление называется редукцией гласных.

В некоторых типах имён в результате редукции образуется сочетание буквы с малой огласовкой и буквы с дагешем, под которой находится новообразовавшийся подвижный шва. В таких случаях шва становится покоящимся (порхающим), а дагеш исчезает.

Дагеш

Существует два вида даге́шей. Оба они графически обозначаются точкой внутри буквы. Гортанные буквы не принимают дагеш.

Тяжёлый (сильный) дагеш — исторически удвоение буквы. Он не бывает в начале слова. При нём буква считается за две: первая часть (считается, что она не имеет огласовки) закрывает предыдущий слог, вторая часть открывает следующий.

Лёгкий (слабый) дагеш — ставится в буквах ב, ג, ד, כ, פ, ת‏‎ (группа «beɣeð-kefeθ/бегед-кефет»), когда они открывают слог после закрытого (идут после огласовки шва) и в начале слова. В древности обозначал взрывное произношение, в отличие от щелевого в парах b/v, g/ɣ, d/ð, k/ħ, p/f, t/θ. В современном иврите сохранилось различие б/в, к/х, п/ф, у остальных же букв сохранились только взрывные варианты г, д, т. Лёгкий дагеш не считается удвоением и не влияет на учёт слогов. При тяжёлом дагеше также используется взрывной вариант произношения (в древности удвоенный).

Закон Филиппи

Закон Филиппи[he]* — фонетическое правило, установленное Ф. В. М. Филиппи применительно к масоретской огласовке текста Танаха. Этот закон гласит, что в ударном закрытом слоге исторический гласный i переходит в a. Часть исследователей считает этот закон не ивритским, а арамейским, связывая его появление в речи масоретов с арамейским влиянием[6].

Происхождение этого явления спорно. По-видимому, оно появилось довольно поздно и не во всех диалектах. Так, в труде «Гекзаплы» Ориген (начало III века нашей эры) приводит транскрипции ελλελθ («ты славил», масор. hilaltā), εκσερθ («ты сократил», масор. hiqsˤartā)[7]. В Септуагинте (200 г. до н. э.) уже появляются предпосылки к действию закона Филиппи (например, септ. [gεt], масор. [gat]).

Обратный закон[he] гласит, что исторический «а» в закрытом безударнном слоге переходит в «i» (*maɣdal > miɣdal «башня», *šamšōn > šimšōn «Самсон»). Происхождение этого правила датируют от 400 до 850 г. н. э. Ещё в Септуагинте и Новом Завете зафиксированы формы с «а» (в именах собственных, как «Самсон», «Магдалина»)[8].

Гзарот

Словом «гизра» (мн.ч. — гзарот) называют явления, при которых под влиянием букв корня меняется структура словообразовательной модели. Во многих случаях гзарот — нерегулярные тенденции, которые проявляются не всегда.

Для обозначения неправильности в корне используются буквы из корня פעל‏‎ со гершайим (двойным апострофом) или римские цифры с дефисом, при которых стоят: буквы גר‏‎ (от слова גרוני‏‎ «гортанный»); буквы א, י, ו, נ\ן‏‎ для обозначения их наличия. Например: פ"גר и I-горт. — первая буква корня гортанная; ע"י и II-י‏‎ — вторая буква корня י‏‎ («пустой корень»). Сочетание ע"ע значит, что вторая и третья буквы корня совпадают, а сочетание ל"ה равно ל"י (в некоторых позициях י‏‎ переходит в гласную ā, обозначающуюся ה‏‎).

Гортанные буквы

Термином «гортанные буквы» обозначают буквы, обозначающие гортанные звуки א, ח, ה, ע‏‎. К ним относят также букву ר‏‎, так как при ней, как при гортанных, не бывает дагеша, остальными же свойствами она не обладает. Разные гортанные буквы в разной степени проявляются в гзарот. Их основные свойства:

  1. Гласные верхнего подъёма при гортанных имеют тенденцию переходить в гласные среднего и нижнего подъёма;
  2. Шва (любое) переходит в сверхкраткие гласные (хатафы). При этом хатаф не бывает в конце слова, и гортанная может оканчивать слово, не имея гласной. В буквах группы бегед-кефет после хатафов не бывает лёгкого дагеша;
  3. Гортанные не могут удваиваться (принимать дагеш).
Понижение гласных
  1. Гортанная (не реш) с хириком (i) перед буквой с покоящимся шва. Происходит понижение — хирик заменяется на сеголь (е) или патах (а).
  2. Гортанная (не реш и редко алеф) с сеголем (е) после буквы с ударной ē, e или ō. Сеголи (е) превращаются в патахи (а).
  3. Гортанная (не реш) вторая в корне. В формах имперфекта и императива породы pāʕal ō понижается до a.
  4. Гортанная (не реш) вторая в корне. В именах при присоединении окончаний ךָ, כֶם, כֶן‏‎ могут возникать два подвижных шва (первое — от редукции, второе — от окончаний), тогда первое шва под гортанной заменяется на a.
  5. Гортанная (не реш и алеф) в конце слова. Малые огласовки, ō в имперфекте и императиве 1 породы и ē в глаголах заменяются на патах.
  6. Гортанная (не реш и алеф) в конце слова. После больших полных огласовок, неполного холама (кроме случая выше), ē в именах и ē в глаголах (наряду со случаем выше) вставляется безударный «вкравшийся патах», пишущийся под гортанной.
Гортанные и шва
  1. Гортанная (не реш) с покоящимся шва после буквы с безударной а, е, о, i, u. Шва превращается в хатаф, соответствующий предыдущей гласной, а при u и i гласная заменяется на o или a/e и гортанная огласуется хатафом. Гизра не действует, если слог «предгортанный» слог ударный или был ударным. Гизра всегда срабатывает при алефе, может не срабатывать при айне и хэйе, часто при хэте не срабатывает или срабатывает наполовину (гласные i и u понижаются, но шва остаётся). Хатаф перед согласной с подвижным шва не считается хатафом, а считается полноценной гласной (графически исчезают 2 точки). Хатаф-патах перед гортанной также превращается в патах.
  2. Подвижный шва под гортанной (не реш) заменяется на хатаф. Чаще всего это — хатаф-патах. При изменении модели «qṓtˤel» под первой коренной может возникать подвижный шва, и если это гортанная, то шва переходит в хатаф-камац. В императиве и склоняемом инфинитиве без предлога породы pāʕal при первой коренной гортанной шва переходит в хатаф-сеголь под алефом и хатаф-патах под другими гортанными. В редком случае, когда алеф находится к конце слова после шва, гизра не работает.
Гортанные и дагеш

Если гортанная (в том числе реш) должна иметь сильный дагеш, она не принимает его, компенсируя это удлиннением предшествующего ей гласного (при этом i>ē, u>ō, a>ā, гласный при этом безударен). Оказавшиеся в результате этой гизры гласные не редуцируются и не сокращаются, даже оказавшись на нужном расстоянии от ударения. Компенсация всегда срабатывает в первой и третьей буквах корня. При второй буквой корня, если это реш или алеф — обычно срабатывает, при хэт — не срабатывает (дагеша при этом нет), при hэй и 'айн — срабатывает при огласовке куббуц, при других не срабатывает.

Диссимиляция гласных
  1. В сочетании «буква с патахом (а) + буква с дагешем с камацем (ā)», если вторая буква гортанная, дагеш теряется, а патах переходит в сеголь (е). При изменении слова, если камац исчезает, патах остаётся на свом месте.
  2. Если для компенсации дагеша в перфекте породы пи’эль i меняется на ē, второе ē может перейти в а. Такое явление наблюдается только у некоторых глаголов, у всех их возможен вариант без него.

Слабые буквы

Слабыми буквами называют א, י, ו‏‎. Как слабая может проявляться נ‏‎. Их особенностью является возможность выпадения, ассимиляции, чередования. א‏‎ иногда проявляет свойства гортанных, иногда — йуда. Слабые буквы могут чередоваться в разных моделях (и даже в одной и той же модели), и не всегда случаи чередования поддаются упорядочиванию.

Сжатие дифтонга

В общем случае, процесс сжатия древних дифтонгов можно представить в следующем виде:

ai -> ē
aw -> ō
iy -> ī
uw -> ū

Нужно учесть, что многие древние корни имели w вместо y, а модели претерпели различные фонетические изменения (по части гласных). В частности, чаще всего первый корневой йуд в дифтонгах ведет себя, как вав.

У корней ʔbd, ʔby, ʔhb, ʔxz, ʔkl, ʔmr, ʔpy в имперфекте 1 породы всегда бывает а под второй коренной, а приставка огласуется ō. В формах 1-го лица единственного числа два алефа сливаются в один (и огласуются ō). В императиве и инфинитиве действуют гзарот, связанные с гортанными.

Корни с третьей буквой йуд или алеф в глаголах меняют предшествующую огласовку, когда после них идут окончания, начинающиеся на согласный. В перфекте: выпавший юд в 1 и 2 породах превращает предыдущую огласовку в полный хирик (ī), в остальных породах — в полное цере (ē); выпавший алеф превращает огласовку в камац (ā) в 1 породе, а в других породах и при срединной огласовке ē в первой — в цере (ē). В имперфекте и императиве (единственное окончание на согласную там — -nā) перед выпавшими йудом и алефом образуется сеголь. Все образовавшиеся цере читаются как ē. Алеф и йуд сохраняются на письме, но не в произношении.

Не вполне регулярны процессы сжатия дифтонга при 2-ой слабой букве в корне.

См. также раздел «Сеголаты и квазисеголаты».

Ассимиляция

Буква нун, а также (в некоторых корня) йуд и ламед (в корне lqx), если они имеют покоящееся шва и идут после буквы с малой огласовкой, могут сливаться со следующей буквой (она получает сильный дагеш). Эта гизра часто не срабатывает, если следующая буква гортанная (не может принять дагеш).

В бинъяне паъаль в имперфекте 1-я коренная нун ассимилируется всегда, а в императиве бывает по-разному: если срединная огласовка ō — нун выпадает, если а — нет (тогда остаётся сочетание 2-й и 3-й корневых типа 2а3).

Выпадение букв

Удвоение

Если в корне совпадают 2-я и 3-я буквы, то при наличии покоящегося шва (не порхающего) между ними они сливаются в одну. Пр склонении используется новая форма.

Буква тав с покоящимся шва сливается с буквами тав, тэт и далет, которые в таком случае получают сильный дагеш.

3-и корневые нун и тав сливаются с соответствующими буквами в окончаниях глагола. У корня ntn конечный нун сливается и с тавом, и с нуном окончаний.

Таблица гзарот

В таблице под ם‏‎ подразумевается любая буква, под ע‏‎ — любая из гортанных, оговоренных в условиях.

Схема Пример правильного слова Пример слова с гизрой Пример исключения
ГОРТАННЫЕ
Понижение гласных
1 םִםְ-‏‎ -> עֶםְ-\עַםְ-‏‎ גִּזְרָה‏‎ עֶזְרָה‏‎
חַכְמֵי-‏‎ (смихут от חֲכָמִים‏‎)
2 םֹ֫םֶ‏‎ -> םֹ֫עַ‏‎
םֵ֫םֶ‏‎ -> םֵ֫עַ‏‎
םֶ֫םֶ‏‎ -> םַ֫עַ‏‎
צוֹרֶכֶת‏‎, רוֹטֶב‏‎ צוֹרַחַת‏‎, רוֹחַב‏‎ לֶחֶם‏‎
3 (תִּ)םְםֹם‏‎ -> (תִּ)םְעַם‏‎ תִּגְמֹל‏‎, גְּמֹל‏‎ תִּגְאַל‏‎, גְּאַל‏‎
4 שׁוֹמֶרְךָ‏‎ от שׁוֹמֵר‏‎ שׁוֹעַרךָ‏‎ от שׁוֹעֵר‏‎
5 -םֶם‏‎ -> -םַע‏‎ מֶלֶךְ‏‎, יִצְרֹךְ‏‎ מֶלַח‏‎, יִצְרַח‏‎
6 -םִים‏‎ -> -םִיעַ‏‎ לִצְרֹךְ‏‎, מַצְבִיא‏‎ לִצְרֹחַ‏‎, מַצְבִיעַ‏‎
Гортанные и шва
1 םֶםְ‏‎ -> םֶעֱ‏‎
םַם‏‎ -> םַעֲ‏‎
םָםְ‏‎ -> םָעֳ‏‎
םֻםְ‏‎ -> םָעֳ‏‎
םִםְ‏‎ -> םֶעֱ\םַעֲ‏‎

םֲםְ‏‎ -> םַםְ‏‎
אֶשְׁבּוֹר, מַשְׁבִּיר, מִבְצָר‏‎ אֶעֱרוֹב, מַעֲבִיר, מַעֲצָר‏‎
2 םְ‏‎ -> עֲ‏‎ בְּרָזִים‏‎ (от בֶּרֶז‏‎), גְּזֹר‏‎ אֲרָזִים‏‎ (от אֶרֶז‏‎), עֲזֹר‏‎, אֱזֹר‏‎, חֳמָרִים‏‎ (от חֹמֶר‏‎)
Гортанные и дагеш
םַםּ\םִםּ\םֻםּ\םֶםּ‏‎ -> םָע\םֵע\םֹע\םֵע‏‎
Диссимиляция гласных
1 םַםָּ‏‎ -> םֶעָ‏‎ פַּקָּח פַּקַּח-‏‎ פֶּחָח פַּחַח-‏‎
2 םִםֵּם‏‎ -> םֵעֵם‏‎ פִּשֵׁט‏‎ פֵּרַשׁ‏‎=פֵּרֵשׁ‏‎

Литургические нормы

Ашкеназская

Основные отличия ашкеназского произношения иврита от принятого в Израиле (упрощенный вариант сефардского произношения) сводятся к следующему.

  • Ударение в ашкеназском иврите при разговоре обычно падает на предпоследний слог, а при чтении религиозных текстов, в соответствии с древнееврейскими правилами грамматики — как правило на последнем, а в сефардском сохранилось место древнего ударения (в большинстве случаев — на последний слог, а в некоторых грамматических формах и в некоторых категориях слов — на предпоследний. В последнем случае, разумеется, ударение в ашкеназском и сефардском вариантах одинаково).
  • В ашкеназском произношении сохранилось различие в произношении звука, передаваемого буквой ת без знака дагешТав рэфуя»). В произношении йеменских евреев эта буква читается, как щелевой звук, похожий на английское th в слове think. В сефардском (и современном израильском) произношении различие между «Тав дгуша» (то есть со знаком Дагеш) и «Тав Рэфуя» было утрачено, и буква ת всегда читается как Т. В ашкеназском же варианте щелевое произношение сохранилось, хотя и в измененном виде — вместо межзубного звука Θ стал произноситься звук С.
  • В древнем иврите было различение гласных по долготе, т.е гласные были долгие и краткие, по мнению Виленского Гаона долгие гласные являются дифтонгами. В современном иврите нет различий по долготе гласных, при этом изменения звучания были различными в сефардском и в ашкеназском вариантах. В сефардском варианте произношение долгих гласных совпало с произношением кратких (кроме огласовки Камац, которая имеет два варианта — долгий, «камац гадоль», и краткий, «камац катан», который произносился, как «о»; в современном иврите, в силу сложности правил различия этих огласовок, «камац катан» часто заменяют на огласовку Холам). Таким образом, в современном иврите «краткий а» и «долгий а» произносятся одинаково — как «а». В ашкеназском же варианте долгие гласные А, О и Э изменили своё звучание: долгий А стал произноситься как О (а потом в южных диалектах, например, на территории Украины, перешёл в У); долгий О перешёл в дифтонг ОЙ (а потом в диалектах на территории Литвы и Белоруссии — в дифтонг ЭЙ); долгий Э перешёл в дифтонг ЭЙ. Долгие звуки У и И в ашкеназском произношении совпали с соответствующими краткими, то есть эти два звука произносятся в ашкеназском варианте и в сефардском варианте одинаково.
  • Кроме того, в результате упомянутого выше сдвига ударения гласная О, образовавшаяся на месте исконного долгого А, подверглась редукции и в словах, заимствованных из иврита в идиш, стала произносится как Э (хотя в собственно ивритских текстах, например, при чтении молитв, продолжали произносить О).


Примеры.

Слово שבת («суббота») в ашкеназском произношении звучит как «ша́бос» (идиш «ша́бес»), а в сефардском — как «шаба́т».

Слово משפחה («семья») в ашкеназском произношении звучит как «мишпо́хо» (идиш «мишпо́хэ», «мишпу́хэ»), а в сефардском — как «мишпаха́».

Слово בית-דין («суд») в ашкеназском произношении звучит как «бейс-дин», а в сефардском — как «бет-дин».

Имя משה в ашкеназском произношении звучит как «Мо́йше», а в сефардском — как «Моше́».

Сефардская

Восточная

Следующие черты выделяются в произношении евреев арабских стран. К ним могут быть добавлены отдельные особенности, связанные с местным арабским диалектом.

  • Ударение стремится к последнему слогу, где бы оно ни было в стандартном библейском иврите.
  • א‏‎ произносится как гортанная смычка [ʔ], кроме случаев использования для обозначения гласной.
  • ב‏‎ без дагеша в одних странах произносится как [b] (напр. в Ираке), в других — как [v] (напр. в Марокко).
  • ג‏‎ без дагеша произносится как [ɣ] (арабский غ).
  • ד‏‎ без дагеша обычно — [d], но иногда встречается [ð] (как арабское ذ).
  • ו‏‎ в Ираке и Йемене [w], в других странах [v].
  • ח‏‎ произносится как [ħ] (арабский ح).
  • ט‏‎ = [tˤ] = ط
  • כ‏‎ произносится [x]
  • ע‏‎ = [ʕ] = ع
  • צ‏‎ = [sˤ] = ص
  • ק‏‎ обычно произносится как q\ق, но иногда встречается [k], [g], [ʕ].
  • ר‏‎ обычно дрожащий [r], но багдадские евреи произносят его как увулярный [ʀ], ближе как арабскому غ.
  • ת‏‎ без дагеша в одних странах [t] (под влиянием сефардского и арабского диалектного произношения), в других (в Ираке, Йемене) — [θ] (ар. ث).
  • Гласные близки к сефардскому произношению, в частности цере=[e:], холам=[o:], большой камац=[a:].

Произношение евреев из неарабских стран отличается в некоторых аспектах. Так, персидские евреи не артикулируют арабские [ħ] и [tˤ], а большой камац произносят как [ɒ] (долгое [ā] в фарси).

Йеменская

Самаритянская

История

Согласные

Утраченные и развившиеся в ходе развития библейского иврита согласные выделены цветом.

Согласные библейского иврита[9][10]
Губные Зубные/
Альвеол.
Пост-альв. Палатал. Веляр. Увуляр. Фарингал. Глоттал.
Назал. m n
Взрыв. глухие p t k ʔ
звонкие b d ɡ
эмфатические [9][10] kʼ/q[9][10]
Фрикат. глухие (f) (θ) s ɬ[9][10] ʃ (x)[9][10] χ[9] ħ h
звонкие (v) (ð) z (ɣ)[9][10] ʁ[9] ʕ
эмфатические [9]
Аппрокс. w l j
Дрожащ. r

Фонетический характер некоторых древнееврейских согласных спорен. Так называемые «эмфатические» согласные могли быть абруптивами, фарингализированными или веляризированными. Часть исследователей считают, что /s, z, sʼ/ произносились как аффрикаты /ts, dz, tsʼ/[11][12].

Изначально ивритские буквы ח и ע обозначали по две фонемы, увулярную и фарингальную, различие которых не было отражено в орфографии. К 200 г. до н. э. звуки /χ/ ח и /ʁ/ ע слились со своими фарингальными парами /ħ/ ח и /ʕ/. Это наглядно видно по Септуагинте (например, Исаак יצחק = Ἰσαάκ и Рахиль רחל = Ῥαχήλ)[13][14].

Прото-семитский МФА Иврит Арамейский Арабский Примеры
Иврит Арамейский Арабский перевод
*ḫ */χ/ */ħ/ ח */ħ/ ח */χ/ خ חמשה
צרח
חמשא
צרח
خمسة
صرخ
'пять'
'крик'
*ḥ */ħ/ */ħ/ ح מלח מלח ملح 'соль'
*/ʁ/ */ʕ/ ע */ʕ/ ע */ʁ/ غ עורב
מערב
עראב
ערב
غراب
غرب
'ворон'
'запад'
*/ʕ/ */ʕ/ ع עבד עבד عبد 'раб'

Аналогично фонема /ɬ/, обозначавшаяся буквой ש (также обозначает /ʃ/), в позднем библейском иврите слилась с /s/ (обозн. ס; в самаритянском произношении иногда /ʃ/). В транслитерации принято обозначать эту фонему как /ś/. Она восстановлена сравнительным путём (она имелась в прото-семитском и до сих пор присутствует в некоторых южноарабских диалектах), а также отразилась в заимствованиях (иврит baśam, греч. balsamon «бальзам»)[9][12][15].

Аллофоническая спирантизация (/b ɡ d k p t/ в [v ɣ ð x f θ], группа «бегед-кефет») развилась в библейском иврите под влиянием арамейского[nb 1]. Возможно, это произошло уже после утраты оригинальных арамейских /θ, ð/ в 7-м веке до н. э.[16], и скорее всего после исчезновения ивритских /χ, ʁ/. Известно, что это произошло во 2-м веке н. э.[17] После определённого периода это чередование стало различимым в срединной и конечной позиции в слове (при этом функциональная разница была небольшой), но в начальной позиции звуки «бегед-кефет» продолжали быть аллофонами[18]. Это отражено в тивериадской огласовке, где слова с первой буквой из «бегед-кефет» имеют спирантную форму после слов, оканчивающихся на гласные. Кроме того, рабби Саадия Гаон засвидетельствовал это чередование в тивериадском арамейском в начале 10-го века н. э.[18]

В свитках Мёртвого моря могли чередоваться /ħ ʕ h ʔ/ (например, חמר ħmr при масоретском אָמַר /ʔɔˈmar/ «он сказал»)[19].

В древнееврейском различались удвоенные согласные[20]. В Гекзаплах не зафиксированы удвоенные /w j z/. В тивериадской традиции /ħ ʕ h ʔ r/ не удваиваются; исторически сначала перестали удваиваться /ʔ r/, затем /ʕ h/, позже /ħ/ (вместо удвоения эти согласные изменяют предшествующие гласные)[21].

Гласные

Система гласных древнееврейского языка значительно изменялась с течением времени. Ниже даны реконструированные изначальные гласные, гласные, зафиксированные в Гекзаплах (во второй колонке, Secunda), гласные трёх традиций огласовки (вавилонской, тивериадской и палестинской) и гласные самаритянской традиции.

Прото-иврит[22] Гекзаплы[23] Тивериадская, вавилонская и палестинская огласовки[24][25][26] Самаритянский иврит[27]
Передние Задние
Верхние i iː u uː
Средне-верхние ()
Нижние a aː
Передние Задние
Верхние
Средне-верхние e eː o oː
Нижние a1
Сверхкраткие ə
Передние Задние
Верхние i u
Средне-верхние e o
Нижне-верхние ɛ1 ɔ2
Нижние a
Сверхкраткие ă3 ɔ̆3 (ɛ̆)3
ə3
Передние Задние
Верхние i u
Средние e (o)1
Нижние a ɒ ɒː
Сверхкраткие (ə)2
  1. возможно произносилась как /æ/, написание колеблется между α и ε[28]
  1. переходит в /e/ в палестинской традиции и в /a/ в вавилонской[29][30][nb 2][nb 3]
  2. переходит в /a/ или /o/ в палестинской традиции[30][nb 2][31]
  3. Тивериадский иврит фиксирует сверхкраткие фонемы /ă ɔ̆/ и изредка /ɛ̆/, тогда как палестинский и вавилонский только /ə/ (произносится как [ɛ] в позднем палестинском иврите)
  1. /u/ и /o/ различаются только в открытом слоге после ударного слога, нап. ידו /jedu/ ('его рука') ידיו /jedo/ ('его руки'), где /o/ произошло из дифтонга.[32] В других контекстах, /o/ употребляется в закрытых слогах, а /u/ в открытых, нап. דור /dor/ דורות /durot/.[32]
  2. появляется из /i/ или /e/ в закрытых слогах после ударного слога[33]

Фонетические сдвиги

Прото-семитский язык, общий предок современных семитских языков, по традиционной реконструкции имел 29 согласных и 6 гласных-монофтонгов (*/a aː i iː u uː/, долгие гласные бывают только в открытых слогах) и 2 дифтонга (*/aj aw/)[34][35]. Система ударения неизвестна, но обычно она описывается идентичной классической латинской или современной литературной арабской: если предпоследний слог содержит согласную и краткую гласную, то ударение падает на третий с конца слог, иначе на предпоследний.

Различные, большей частью морфологические изменения произошли при переходе от прото-семитского к прото-центральносемитскому. Фонология практически не изменилась, хотя эмфатические согласные могли из абруптивов превратиться в фарингализованные.

Морфологическая система прото-центральносемитского языка значительно изменилась, особенно по части глагола, и стала похожа на морфологию классического арабского. Имена склонялись по трём падежам с окончаниями /-u, -a, -i/. В некоторых ситуациях (но никогда в сопряжённой конструкции) имена принимали назальный звук, сохранившийся в некоторых языках в виде нунации (/-n/) или мимации (/-m/). Изначальное значение этого звука неизвестно. В арабском он является индикатором неопределённого состояния, а при употреблении определённого артикля или другом случае, когда слово становится по смыслу определённым, выпадает. В других языках конечный /-n/ может употребляться для отличения абсолютного состояния от сопряжённого. Ранний библейский иврит (до 1500 г. до н. э.) имел неизвестную по функциям мимацию, например, urušalemim (Иерусалим).

Ханаанский сдвиг представлял собой переход */aː/ в /oː/ при неясных условиях[36][nb 4]. Он происходил в 14 веке до н. э., это отражено в Амарнском архиве (1365 г. до н. э.)[37][38].

После ханаанского сдвига система гласных прото-иврита реконструируется как */a aː oː i iː u uː/ (возможно, изредка */e:/)[22]. Ударение было на предпоследнем слоге, а современное ударение на последнем слоге — результат выпадения конечных гласных.

Конечные краткие гласные выпадали в большинстве слов, из-за этого долгие гласные стали употребляться в закрытом ударном слоге. Выпадение происходило в два этапа: начала исчезли маркеры глагольных форм, затем маркеры падежей. Между этим произошло удлинение гласных в ударных открытых слогах (в именах, не в глаголах): *dabara ('слово' вин.п.') > /dɔˈvɔr/ (но *kataba ('он написал') > /kɔˈθav/).

Отбрасывание окончаний глагола привело к стиранию различий между формами наклонения, но также и некоторыми родовыми формами. Для отражения различий может применяться удлинение гласных. Так, в суффиксальном спряжении суффикс первого лица единственного числа *-tu перешёл в *-tī уже в прото-иврите, по аналогии с притяжательным -ī (аналогично слово «я» *ʔana стало *ʔanī). Таким же образом окончания 2-го лица *-ta -ti перешли в *-tā -tī для мужского и женского родов, либо *-t для обоих. В памятниках конечные долгие гласные могли как обозначаться, так и не обозначаться. В Гекзаплах зафиксированы оба варианта окончаний (*t и *tā/tī). Орфография стабилизировалась и предпочла вариант написания -t, при этом в речи сохранилось -tā ля мужского и -t для женского рода. Такой же процесс произошёл в притяжательных *-ka ('твой' м.р.) и *-ki ('твой' ж.р.) и личных *ʔanta, *ʔanti.

Краткие гласные */a i u/ имели тенденцию к удлинению в открытом предударном и ударном слоге[39][nb 5]. В процессе удлинения гласные верхнего подъёма понижались. В Гекзаплах зафиксировано удлинение /a i u/ в /aː eː oː/; когда гласные оставались краткими, они всё равно понижались (/a e o/)[40][nb 6][nb 7].

Ударение

Напишите отзыв о статье "Фонология иврита"

Комментарии

  1. Или хурритского, но это сомнительно. См. Dolgoposky (1999:72–3).
  2. 1 2 Палестинская традиции соответствует современному сефардскому произношению, вавилонская — йеменскому.
  3. В то время как /a e i ɔ o u/ точно имели фонетическое значение в тивериадском иврите, /ɛ/ была самостоятельной фонемой только в последнем ударном слоге, в остальных же случаях могла отражать отсутствие оппозиции /a ː i/. См. Blau (2010:111–112)
  4. In fact, its scope of application is different in Samaritan and Tiberian Hebrew (e.g. פה 'here' Tiberian /po/ vs. Samaritan /fa/), see Ben-Ḥayyim (2000:83–86). Even in Tiberian Hebrew doublets are found, e.g. /kʼanːo(ʔ?)/ = /kʼanːɔ(ʔ?)/ ('zealous'). See Steiner (1997:147)
  5. Аналогичное арамейской слоговой структуре, удлинение в предударном слоге могло произойти в эпоху Второго Храма. См. Blau (2010:128–129)
  6. Долгие /aː eː oː/ писались как α η ω, тогда как краткие /a e o/ писались α/ε ε ο. Такое же отражение долготы в Септуагинте. См. Blau (2010:110–111), Janssens (1982:54), и Dolgopolsky (1999:14)
  7. В Гекзаплах /*a *i *u/ отображаются краткими в слоге, закрываемом двумя согласными и в третьем от ударного. См. Janssens (1982:54, 58–59)

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Dekel, 2014.
  2. Yaakov Choueka, Rav-Milim: A comprehensive dictionary of Modern Hebrew 1997, CET
  3. Netser, Nisan, Niqqud halakha le-maase, 1976, p. 11.
  4. Коэн-Цедек В., Приталь Н. Иврит через мозг.
  5. Ламбдин Т. Учебник древнееврейского языка.
  6. Huernergard John. [books.google.com/books?id=lu-KtDFN9r8C&pg=PA212&lpg=PA212&dq=%22Philippi's+law%22+-wikipedia+-chile&source=bl&ots=JtK2Vfz8Rg&sig=5TRfXbHzjktIWw6PeKNr28hyRMY&hl=en&sa=X&ei=FJinUsKOIYazrgHRyoDACA&ved=0CDoQ6AEwAw#v=onepage&q=%22Philippi's%20law%22%20-wikipedia%20-chile&f=false Linguistics and Biblical Hebrew]. — Eisenbrauns, 1992. — P. 212–216. — ISBN 9780931464553. (citing several sources in footnotes 19-27).
  7. [semitology.lugovsa.net/comparativistics/lingvoslovar/philippi.htm Филиппи закон]
  8. [jewishstudies.rutgers.edu/docman/rendsburg/93-ancient-hebrew-phonology/file Garry A. Rendsburg. Ancient Hebrew Phonology]
  9. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Blau (2010:69)
  10. 1 2 3 4 5 6 Rendsburg (1997:70–73)
  11. Blau (2010:68)
  12. 1 2 Rendsburg (1997:73)
  13. Rendsburg (1997:73–74)
  14. Blau (2010:56, 75–76)
  15. Blau (2010:77)
  16. Dolgopolsky (1999:72)
  17. Dolgopolsky (1999:73)
  18. 1 2 Blau (2010:78–81)
  19. Sáenz-Badillos (1993:137–138)
  20. Janssens (1982:43)
  21. Blau (2010:82–83)
  22. 1 2 Steinberg (2010)
  23. Janssens (1982:54)
  24. Blau (2010:105–106, 115–119)
  25. Sáenz-Badillos (1993:88–89, 97, 110)
  26. Sperber (1959:77,81)
  27. Ben-Ḥayyim (2000:43–44, 48)
  28. Janssens (1982:173)
  29. Blau (2010:112)
  30. 1 2 Blau (2010:118–119)
  31. Yahalom (1997:16)
  32. 1 2 Ben-Ḥayyim (2000:44, 48–49)
  33. Ben-Ḥayyim (2000:49)
  34. Blau (2010:111)
  35. Blau (2010:151)
  36. Ошибка в сносках?: Неверный тег <ref>; для сносок Blau_2010_136-137 не указан текст
  37. Steiner (1997:147)
  38. LaSor (1978, Part 2, §14.11)
  39. Janssens (1982:56–57)
  40. Janssens (1982:54, 118–120, 132)

Отрывок, характеризующий Фонология иврита

Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.