Фонология маори

Фонология языка маори типична для его языковой группы. Фонетический инвентарь маори — один из беднейших в мире. В маори сохраняется праполинезийская структура слога (C)V(V(V)), закрытых слогов не бывает.

Фонемы и звуки

Система звуков языка маори консервативна и близка к працентрально-восточно-полинезийской. Большинство диалектов имеют 10 согласных и 5 гласных фонем. Самые неустойчивые фонемы языка — /f/ и /ŋ/.

Вопреки распространённому утверждению о простоте и однозначности фонетической системы маори, реализация фонем сильно варьирует в зависимости от возраста носителя, стиля речи, а также других факторов.

Самые частые фонемы — /a/ (18 %), /i/ (11,3 %), /t/ (9,8 %). Гласные в среднем тексте составляют чуть более 60 % фонем. Крайне редки сочетания /fo/, /fu/ и /wo/, /wu/, они встречаются только в заимствованиях. Первое объясняется слиянием сочетаний вида «*f + огублённый гласный» с *s → /h/; второе — отсутствием таких сочетаний в реконструкциях праполинезийского языка.

Согласные

Среди необычных для мировых языков особенностей можно отметить отсутствие сибилянтов, самой часто встречающейся разновидности фрикативов, и звука [j]^?, самого частого полугласного.

Согласные звуки

	Губные	Зубные/альвеолярные	Велярные	Глоттальные
Взрывные	/p/	/t/	/k/
Носовые	/m/	/n/	/ŋ/
Фрикативные	/f/			/h/
Плавные		/r/
Полугласные	/w/

Глухие согласные /h/, а также фрикативные аллофоны фонем /t/, /k/ спорадически озвончаются в быстрой речи; в этих условиях зафиксировано также оглушение сонорных.

В заимствованиях /h/ влияет на соседние гласные, вызывая повышение подъёма.

/t/ и /k/ могут реализовываться как с палатализацией, так и веляризацией; /t/ перед /i/ и /u/ становится аффрикатой [t͡ʃ]^?, особенно если слог с ними последний в фразе. С конца XIX века всё чаще встречается артикуляция /t/ и /k/ с придыханием. Артикль te в безударном положении может произноситься как [ðə]^?. В безударных позициях встречается озвончение /k/ → /ɣ/.

Место артикуляции /h/ испытывает влияние следующего гласного: hī «рыба» произносится как [çiː]^?, а при произнесении слова hoa «друг» /h/ лабиализуется.

Большинство носителей маори произносят /f/ как [f]^?, однако исторически доминировал вариант [ɸ]^?, встречались также [ʍ]^? и [h]^? (см. #Историческая фонетика).

/r/ чаще всего реализуется как [ɾ]^?, в отдельных случаях встречается артикуляция [ɹ]^? (kōrero «речь») и [l]^? (согласно данным XIX века, это было характерно для диалектов Южного острова, однако встречается повсеместно).

Гласные

Гласные звуки

	Передние	Средние	Задние
Верхние	/i/, /iː/		/u/, /uː/
Средние	/e/, /eː/		/o/, /oː/
Нижние	/a/, /aː/

Ввиду малого числа гласных звуков при их реализации встречаются значительные отличия.

Оканчивающие фразу гласные (особенно краткие, а в быстрой речи — и долгие) могут редуцироваться.

Аналогично новозеландскому английскому, в маори /u/ и /uː/ ближе к гласным среднего ряда, то есть [ʉ]^?.

Монофтонги в маори имеют смыслоразличительную оппозицию по долготе:

• kēkē «подмышка» ~ keke «пирог»;
• kākā «нестор-кака» ~ kaka «стебель»;
• kōkō «туи» ~ koko «лопата»;
• kīkī «говорить» ~ kiki «пинать, бить»;
• kūkū «голубь» ~ kuku «страх».

Долгие гласные произносятся примерно вдвое дольше, чем краткие.

Некоторые лингвисты рассматривают долгие фонемы как варианты кратких, другие же считают их отдельно. Аргументом в пользу второго подхода является качественное отличие — долгие фонемы сильнее централизованы:

• /a/ реализуется как [ɐ]^?;
• /aː/ реализуется как [ɑː]^?.

Помимо монофтонгов в маори имеется множество дифтонгов. Хотя в словах встречаются любые сочетания гласных, выделение дифтонгов вызывает у исследователей споры. На основании анализа спектрограмм выделяют /aĭ/, /aĕ/, /aŏ/, /aŭ/, /oŭ/.

Фонотактика

При описании фонотактики в маори используется понятие мора, под ним понимается сочетание краткого гласного звука и расположенного перед ним согласного (при его наличии), долгие гласные и дифтонги при таком подсчёте содержат две моры. Моры позволяют более точно определить границы редупликации, алломорфы некоторых частиц, а также поэтический размер стихотворных произведений.

• kaumātua «старец, старица»:
  • четыре слога: /kau.maa.tu.a/
  • шесть мор: /ka.u.ma.a.tu.a/

К примеру, при редупликации слов ako «учить» получается ákoako «советовать(ся)» с ударением на первом слоге, однако при редупликации слова oho «просыпаться» у слова ohooho «быть пробуждённым/пробуждённой» ударение часто падает на второй слог: /oa/ в первом примере представляет собой последовательность кратких гласных в отличие от /oo/, формирующих единую вершину слога.

Ударение

Все полинезийские языки, кроме маори, имеют ударение на предпоследней море слова. В маори ударение подчиняется сложным и до конца не выясненным законам. Один из вариантов правила для выяснения ударного слога приписывает слогам веса́ (первый слог с наивысшим весом получает ударение):

• слоги с долгими гласными или удвоенными согласными;
• слоги с дифтонгами;
• слоги с краткими гласными.

Кроме того, фразовое ударение в нефинитных фразах падает на вторую с конца мору:

• Ko te rangatíra, o tēnei márae «вождь этого мараэ»;
• Ko te maráe, o tēnei rángatira «мараэ этого вождя».

Правило применимо и к словам, образованным продуктивными суффиксами пассивного залога и субстантивации:

• káranga «зов» → karánga-tia «быть позванным/позванной»;
• rángatira «вождь» → rangatíra-tanga «статус вождя».

При редупликации первый слог повторяемой последовательности получает более сильное ударение, а первый слог повтора — побочное ударение:

• āníwanìwa «радуга».

Первый слог приставки whaka- «заставить произойти, вызвать» никогда не бывает ударным, однако если первый слог слова, к которому она прибавляется, состоит из гласного звука, то образуется долгий гласный или дифтонг, который перетягивает на себя ударение: whakapúta «заставить появиться; публиковать», но whakā́ko «учить».

Заимствования из английского языка не подчиняются правилам, определяющим место ударения в исконных словах. Помимо этого, имеются и диалектные отличия в ударении.

Историческая фонетика

Праокеанийский язык предположительно имел 23 согласных звука, которые в праполинезийском превратились в 13 (исчезло противопоставление глухих и звонких взрывных), из пяти носовых согласных осталось два, и ещё два согласных пропали совсем, зато появилось различение гласных по долготе. Все пять праокеанийских гласных в маори сохранились. С точки зрения фонотактики в праполинезийском произошло несколько упрощений: исчезли стечения согласных внутри слов, позднее пропали конечные согласные (однако их рефлексы, тем не менее, остались: пассивный залог слова inu «пить» — inumia, от *inum + ia). Праполинезийские *ʔ и *h в маори исчезли, а *l и *r слились в /r/ (исчезновение /h/ и смешение /l/ и /t/ — обычные для ядерно-полинезийских языков инновации, а исчезновение /ʔ/ — характерная особенность працентрально-восточно-полинезийских).

Праполинезийский

p

t

k

m

n

ŋ

w

f

l

r

s

ʔ

h

Маори

p

t

k

m

n

ŋ

w

f, h, w

r

h

—

—

Примечание: /w/ — очень редкий рефлекс *f, появляющийся при превращении *faf в маори в /wah/; всего известно пять слов, затронутых таким изменением. В общем праполинезийский *f переходит в /h/ перед огублёнными гласными и в середине слов, в остальных случаях превращаясь в /f/. Исключения, вероятно, отражают постепенность слияния *f и *s. Кроме того, существует и диалектная вариативность /f/ ~ /h/: *fea → /fea/ (западные диалекты Северного острова) и /hea/ (восточные диалекты).

Сокращение фонетического инвентаря привело к образованию множества омофонов (к примеру, слово tau в значении «подходящий» происходит от праполинезийского *tau, а в значении «сезон, год» — от праполинезийского *taʔu) и появлению большого количества долгих гласных (праполинезийское *kehe → kē). По одной из теорий, постепенное сокращение фонетического инвентаря связано с изолированностью полинезийских обществ друг от друга (ввиду чего невозможны заимствования звуков) и небольшой численностью населения, позволяющей сохранять общий контекст при высокой омофонии.

Хотя пять праокеанийских гласных сохранились в маори, они также претерпевали регулярные изменения:

• праполинезийский *u → /o/ во втором слоге (ядерно-полинезийская инновация);
• начальный *a → /o/ (таитийская инновация);
• иногда *a → /o/ (нерегулярно происходит во многих полинезийских).

Среди примеров своеобразных нерегулярных изменений в маори — переход от праполинезийского *lima «рука» к маори /riŋa/, при том, что связанное с ним слово *lima «пять» перешло в маори в виде /rima/; другой — переход от правосточно-полинезийского *aanuanua «радуга» к ānuanua в таитянском, тогда как в маори данное слово превратилось в āniwaniwa.

В маори имеется множество дублетов типа /raŋo/ = /ŋaro/ (от праполинезийского *laŋo) и /pouaru/ (Северный остров) = /poueru/ (Южный остров). Значительное их число обусловлено метатезой (взаимозамена гласных или в соседних слогах, целых соседних слогов, а также экзотическая её разновидность, при которой меняется качество звуков: tenga ~ kenakena «кадык», меняется место артикуляции согласных; inohi ~ unahi «чешуя», меняется огублённость, но не подъём гласных). У некоторых морфем также имеются варианты: например, приставка /ŋaːti/ превращается в /ŋaːi/, если последующее слово начинается с /t/ (/ŋaːti porou/, но /ŋaːi tahu/), аналогично ведёт себя приставка /motu/ (остров): /moutohoraː/, «китовый остров».

За время контакта с европейцами в маори произошло несколько изменений, скорее всего под влиянием новозеландской английской фонетики: wh из /ɸ/ превратилось в /f/, взрывные согласные /p/, /t/, /k/ стали произноситься с придыханием, а также произошло слияние /əʊ/ и /oʊ/. В 1947 году было сделано несколько записей маори и новозеландских европейцев всех возрастов, причём самые старые информанты были рождены в 1860-х годах, благодаря чему можно уверенно утверждать о наличии фонетических изменений. В частности, произношение wh у информантов, рождённых в XIX веке, распределилось следующим образом:

ɸ 50 %

ʍ 18 %

f 13 %

h 20 %

Количество придыхательных /p/, /t/, /k/ увеличивалось постепенно, что также подтверждается серией записей разновозрастных носителей:

запись 1947 года, информант 1885 года рождения: аспирировано 6 %

запись 2001 года, информант 1934 года рождения: аспирировано 49 %

запись 2001 года, информант 1972 года рождения: аспирировано 88 %

Орфография

	Согласные										Краткие гласные					Долгие гласные
Фонема	p	t	k	m	n	ŋ	w	f	r	h	a	e	i	o	u	aː	eː	iː	oː	uː
Орфография	p	t	k	m	n	ng	w	wh	r	h	a	e	i	o	u	ā	ē	ī	ō	ū

Литература

• Harlow, Ray. [books.google.com/books?id=RkJTxNbcv7oC Māori, A Linguistic Introduction]. — Cambridge University Press, 2006. — ISBN 978-0-521-80861-3.

Отрывок, характеризующий Фонология маори

В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.