Бертье, Маврикий Феликсович

Маврикий Феликсович Бертье
Дата рождения	1799(1799)
Дата смерти	12 января 1849(1849-01-12)
Место смерти	Вилькомир, Польша (ныне — Литва)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	кавалерия
Звание	генерал-майор
Командовал	Митавский гусарский полк, лейб-гвардии Уланский Его Величества полк
Сражения/войны	Польская кампания 1830—1831 годов
Награды и премии	Орден Святого Владимира 4-й ст. (1831), Золотое оружие «За храбрость» (1831), Орден Святой Анны 2-й ст. (1831), Virtuti Militari 4-й ст. (1831), Орден Святого Станислава 2-й ст. (1833), Орден Красного орла (1833), Орден Святого Георгия 4-й ст. (1840), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1841)

Маврикий Феликсович Бертье (Берте) (1799—1849) — российский генерал-майор, участник польской кампании 1830—1831 годов.

Биография

Родился в 1799 году. Отец Маврикия Феликсовича, принадлежа к французскому дворянству, в связи с революционными событиями был вынужден эмигрировать из Франции в Россию, где принял присягу на с подданство. Желая видеть своего сына в рядах русской армии, Феликс Бертье в 1818 году определил его юнкером в лейб-гвардии Уланский Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полк, где Маврикий Бертье за усердие и отличное знание службы произведён был вскоре в портупей-юнкера, в следующем 1819 году — в корнеты, а в 1823 году — в поручики.

В этом чине Маврикий Феликсович участвовал в кампаниях 1830 и 1831 годов против восставших поляков, причём, за отличия в боевых делах, удостоился получить 9 апреля 1831 года орден св. Владимира 4-й степени (за Остроленку), 7 июня (по другим данным — 7 августа) золотую саблю с надписью «За храбрость» (за сражение под Гроховым), 27 августа орден св. Анны 2-й степени с императорской короной (за бой на Понарских высотах) и, наконец, 31 декабря того же 1831 года медаль за взятие Варшавы и польский знак за военное достоинство 4-й степени.

В том же 1831 году Бертье был произведён в чин штабс-ротмистра, а в 1833 году — в ротмистры, с назначением командовать 2-м эскадроном своего полка, с которым сделал практический поход от штаба II округа пахотных солдат до города Калиша, где участвовал маневрах 3-го пехотного корпуса. За отличное во всех отношениях состояние эскадрона на смотру под Калишем Бертье получил орден св. Станислава 2-й степени, прусский орден Красного орла и Высочайшую благодарность.

В 1838 году Бертье получил чин полковника. 11 декабря 1840 года за беспорочную выслугу 25 лет в офицерских чинах он был награждён орденом св. Георгия 4-го класса (№ 6216 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова), в следующем году — орденом св. Владимира 3-й степени.

С 20 сентября 1844 года Бертье командовал Митавским гусарским полком.

8 октября 1847 года Бертье был назначен командиром лейб-гвардии Уланского Его Величества полка, 6 декабря 1847 года был произведён за отличие по службе в генерал-майоры.

Скончался 12 января 1849 года в Вилькомире (Польша), из списков исключён 14 января.

Источники

• Исмаилов Э. Э. Золотое оружие с надписью «За храбрость». Списки кавалеров 1788—1913. — М., 2007.
• Крестовский В. История лейб-гвардии Уланского Его Величества полка. — СПб., 1876.
• Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). — СПб., 1869.

Отрывок, характеризующий Бертье, Маврикий Феликсович

– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.