Сражение при Грохове

Сражение при Грохове
Основной конфликт: Польское восстание 1830 года
Богдан Виллевальде. Сражение при Грохове
Дата	13 (25) февраля 1831 года
Место	деревня Грохов
Итог	неопределённый
Противники
Царство Польское  Российская Империя
Командующие
Михаил Радзивилл, Иосиф Хлопицкий, Франтишек Жимирский † фельдмаршал Дибич-Забалканский
Силы сторон
56 тыс. 72 тыс.
Потери
около 12000, 3 орудия около 9400

Сражение при Грохове — крупное сражение между русскими и польскими войсками, состоявшееся возле деревни Грохов 13 (25) февраля 1831 года. Упорное и кровопролитное сражение между русской армией (72 тыс.), предводимой фельдмаршалом графом Дибичем-Забалканским, и польскими войсками (56 тыс.) под начальством князя Радзивилла.

Ход сражения

После ряда крупных стычек в начале февраля польская армия отступила на Гроховскую позицию, непосредственно прикрывавшую Варшаву.

8 февраля 25-я дивизия VI русского корпуса по собственному почину атаковала Гроховскую позицию, но была отбита, потеряв 1620 человек.

Дибич предполагал атаковать поляков только 14-го числа и, направив главный удар на слабейший пункт их позиции — левое крыло, отбросить противников от моста через Вислу, их единственного пути отступления; но утром 13-го числа услышана была канонада со стороны селения Белоленки, около Ковенского шоссе, по которому наступал отдельный русский отряд (Гренадерский корпус в 12000 человек) под начальством князя Шаховского. Опасаясь, чтобы поляки не обрушились на этот отряд превосходящими силами, Дибич, не успевший сосредоточить силы в намеченном направлении, решился безотлагательно атаковать неприятеля с фронта. Так произошло Гроховское сражение — самое кровопролитное дело за все войны русских с поляками.

За отсутствием общих предварительных распоряжений фронтальная атака эта велась без должной связи, да и по самым условиям местности (многочисленные речки, канавы с водой, ямы и болота) сопряжена была для русских с большими затруднениями. Особенно упорный бой шёл за обладание тактическим ключом — находившейся в центре неприятельской позиции ольховой рощей. Три атаки, веденные длинными линиями до 20 батальонов, были отражены, и советник Радзивилла Хлопицкий лично водил войска в яростные контратаки. Рощей русские овладели лишь после четвёртой атаки, когда сам фельдмаршал повел в бой 3-ю гренадерскую дивизию. Затем Дибич решил нанести окончательный удар кавалерией. Но её натиск не принёс решительного успеха из-за стойкой обороны польских частей, сложной для действий конницы местности (речки, канавы, ямы) и разрозненности в действиях кавалерийских начальников.

Потери русских составили 9400 человек, поляки лишились 12 000 и 3 орудий.

Бой длился до самого вечера, когда, наконец, польские войска, совершенно расстроенные, стали отступать в предмостное укрепление Прагу, а оттуда в полном беспорядке потянулись через мост в Варшаву. По другой версии событий, польское войско отошло к Варшаве организованно.

Отступившие поляки прикрылись линией Вислы и сильными укреплениями Праги. Русская же армия оплатила свой тактический успех при Грохове серьёзными потерями и растратой почти всего боезапаса. Она не имела для штурма Варшавы необходимых резервов и осадной артиллерии. Не была устроена и продовольственная часть — поход вёлся налегке. В этой ситуации Дибич не рискнул штурмовать польскую столицу и отступил к своим базам снабжения.

Тем самым войну не удалось окончить одним ударом.

Память сражения

На месте сражения по распоряжению Николая I был установлен памятник. Он представлял собой восьмигранную чугунную пирамиду, увенчаную чешуйчатой церковной главкой с крестом, установленной на восьмигранной призме. Памятник был разрушен в начале 1920-х годов.

Литература

• Шефов Н. А. 1000 боёв и сражений русского оружия. IX—XXI века. Битвы России — М.: АСТ, 2007
• Грохов // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Сражение при Грохове

И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.