Бизнес-ангел

Бизнес-ангел (англ. angel, business angel, angel investor и пр.) — частный венчурный инвестор, обеспечивающий финансовую и экспертную поддержку компаний на ранних этапах развития.

История понятия

Понятие «ангел» сформировалось в театральной среде Нью-Йорка в начале XX века. В Театральном квартале вокруг Бродвея «ангелами» называли обеспеченных поклонников театра, инвестировавших в новые постановки. Их привлекало покровительство искусству и близкое знакомство с именитыми актёрами и режиссёрами. Инвестиции были рискованными, «ангел» получал прибыль только в случае успеха постановки.

В отношении частных инвесторов этот термин впервые применил Уильям Ветцель, профессор Университета Нью-Гэмпшира в 1978 году. Эту характеристику получили обеспеченные мужчины с опытом предпринимательской и управленческой деятельности, непублично вкладывающие средства в местные компании на ранних стадиях развития. Работы Ветцеля пробудили интерес к явлению, и в 80-х годах Управление по делам малого бизнеса при правительстве Соединённых Штатов включилось в поддержку исследований непубличного рынка венчурного капитала, а термин закрепился в английском языке.

В «Словаре эвфемизмов русского языка» указано, что понятию соответствует устаревшее слово «меценат», а в электронной версии экономико-математического словаря Лопатникова упоминается синонимичное понятие «меценат-инвестор».

Масштаб явления

Бизнес-ангелы существовали задолго до появления термина. Например, в 1874 году Томас Сандерс и Гардинер Грин Хаббард стали инвесторами телефонной компании Александра Белла, а спустя несколько лет совершили удачный «выход» из успешного проекта. В 1878 году предприниматели Джон Пирпонт Морган и Спенсер Траск профинансировали разработки Томаса Эдисона в области электричества. Генри Форд привлёк 40 тысяч долларов от пяти частных инвесторов для открытия компании в 1903 году. Вице-президент Стэнфордского университета Фредерик Терман вложил 538 долларов личных средств в разработку осциллятора Уильяма Хьюлетта и Дэвида Паккарда.

Неформальный рынок частных инвестиций сформировался в Кремниевой долине во второй половине XX века, а первыми «бизнес-ангелами» стали технологические предприниматели, сформировавшие капитал на военных заказах правительства США.

В силу отсутствия единой методики, оценки числа бизнес-ангелов и их роли в тот период сильно разнятся. Наиболее сдержанные исследователи оценивали число инвесторов в США в 100 тысяч человек, а объём инвестиций в 5 миллиардов долларов инвестиций в год, другие сообщали о 720 тысячах частных инвесторов, вложивших около 55,7 миллиарда долларов в 87 тысяч компаний за исследуемый период. По самым смелым оценкам, основанным на социологических исследованиях 1983 года, к этому времени около 2 миллионов семей напрямую инвестировали до 300 миллардов долларов в частные компании. В 1987 году Уильям Ветцель оценивал совокупный объём инвестиционного портфеля бизнес-ангелов в 50 миллиардов долларов — вдвое больше капитала в управлении венчурных фондов на момент исследования. Он предполагал, что ежегодно частные инвесторы вкладывают средства в 20 тысяч компаний — в то время как венчурные фонды поддерживают от 2 до 3 тысяч. Препятствием для изучения ангельских инвестиций была невозможность определить границы неформального рынка и составить репрезентативную выборку инвесторов, не афиширующих свою деятельность.

По сведениям основанного в 1986 году Центра исследования венчурного финансирования (англ. Center for Venture Research) университета Нью-Гэмпшира, в 2002—2009 годах бизнес-ангелы инвестировали около 21 миллиарда долларов в 50 тысяч компаний ежегодно, а 2010—2013 года отметились заметным ростом рынка. По данным Центра, в 2013 году в Соединённых Штатах около 298 800 частных инвесторов вложили 24,8 миллиарда долларов в 70 730 новых компаний.

Бизнес-ангелы сыграли роль в становлении многих современных корпораций. Ричард Крамлич первым проинвестировал 22 тысячи 500 долларов в предприятие Стива Джобса и Стива Возняка — будущую корпорацию Apple. Анита Роддик, основательница Body Shop не смогла получить ссуду на открытие второго магазина в 1976, и торговец автомобилями Ян Макглинн вложил в её бизнес 4000 фунтов в обмен на половину компании. В 1995 году Джефф Безос привлёк 981 тысячу долларов инвестиций в Amazon от 20 инвесторов-ангелов. Первыми инвесторами Google стали основатель Sun Microsystems Энди Бехтольшайм и профессор Стэнфордского университета Дэвид Черитон, вложившие в компанию по 100 тысяч долларов. Microsoft, Dell и Intel получили поддержку от бизнес-ангелов в самом начале своего развития.

Инвестиции

Исторически бизнес-ангелы — основной источник внешнего финансирования новых компаний с потенциалом быстрого роста. Они помогают стартапам преодолеть этап, когда объём необходимых для развития ресурсов превышает возможности основателей, но недостаточно велик, чтобы заинтересовать инвестиционный фонд.

Бизнес-ангелы инвестируют в компании напрямую и оперируют собственным капиталом. Ангел может инвестировать не только в готовый проект, но и в идею, что невозможно для институционального инвестора. В портфеле бизнес-ангела небольшие инвестиции превалируют по числу и суммарному объёму. Исключение из этого правила — «суперангелы», оперирующие капиталом соизмеримым с ресурсами венчурных фондов. Зачастую ангелы инвестируют совместно, объединяя ресурсы и сокращая индивидуальные риски. По данным проведённого в 2009 году исследования рынка ангельских инвестиций Великобритании, такие сделки составили более 80 % от учтённого за год числа.

Социологические исследования указывают на постоянство портрета среднестатистического бизнес-ангела — это имеющий университетскую степень мужчина в возрасте от 45 до 65 лет, с предпринимательским или управленческим опытом за плечами. Ангелов характеризует интерес к бизнесу, и среди них редко встречаются учёные или специалисты, не связанные с управлением — например, врачи.

Ангельские инвестиции часто характеризуют как «умные деньги»: ангелы охотнее поддерживают проекты, в которых могут применить собственный опыт. Личная вовлечённость и экспертные знания — принципиальное отличие бизнес-ангелов от других частных инвесторов. Среди активных бизнес-ангелов много предпринимателей, привлекавших внешнее финансирование в собственные проекты.

Бизнес-ангелы в России

Для России понятие бизнес-ангела является сравнительно новым, а рынок ангельских инвестиций в стране невелик. Задачу бизнес-ангелов зачастую выполняют грантовые программы, а подготовкой новых инвесторов занимаются государственные институты развития — Российская венчурная компания, Фонд развития интернет-инициатив — и объединения бизнес-ангелов. Среди отраслевых организаций Национальная ассоциация бизнес-ангелов, Национальное содружество бизнес-ангелов и локальные объединения в крупных российских городах.

По сведениям исследования, проведённого изданием Firrma, РВК и Национальной ассоциацией бизнес-ангелов в конце 2014 года, многие значимые российские ангельские инвесторы не афишируют себя как бизнес-ангелы. Большая часть российских ангельских инвестиций — синдицированные сделки в стартапы в области информационных технологий. Соинвесторами выступают как другие частные инвесторы, так и фонды — например, в рамках проводимой РВК программы «Бизнес-ангел».

Из-за небольшого числа инвестиционно привлекательных проектов в стране и неопределённых перспектив выхода из проинвестированных компаний, многие российские ангелы ориентируются на стартапы из США, Европы и Израиля.

Примечания

Книги

• Colin M. Mason. Business Angels // [books.google.ru/books?id=2YQsnAEACAAJ World Encyclopedia of Entrepreneurship] / Leo Paul Dana. — Gloucestershire : Edward Elgar Publishing, 2011. — 512 p. — ISBN 978-1-84542-479-4.</span>
• Hans Landström. [books.google.ru/books?id=Rs60RxUoJeQC Handbook of Research on Venture Capital]. — Gloucestershire: Edward Elgar Publishin, 2007. — 456 с. — ISBN 978-1-84542-312-4.
• Christine K. Volkmann, Kim Oliver Tokarski, Marc Grünhagen. [books.google.ru/books?id=ifYtmG_McjgC Entrepreneurship in a European Perspective: Concepts for the Creation and Growth of New Ventures]. — Berlon: Springer Science & Business Media, 2010. — 521 с. — ISBN 978-3-8349-2067-6.

Отрывок, характеризующий Бизнес-ангел

В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.