Бистром, Адам Иванович

Адам Иванович (Адам Отто Вильгельм) Бистром
Портрет А.И. Бистрома работы Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Прозвище	Бистром 2-й
Дата рождения	23 октября 1774(1774-10-23)
Место рождения	имение Мерьяма Эстляндской губернии
Дата смерти	17 октября 1828(1828-10-17) (53 года)
Место смерти	Дрезден
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	пехота
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	Литовский мушкетерский (33-й егерский) полк л.-гв. Павловский полк
Награды и премии	Наградное оружие Иностранные ордена

Ада́м Ива́нович Би́стром (1774—1828) — русский военный полковой командир во время Отечественной войны 1812 года, генерал-лейтенант Российской императорской армии, генерал-майор Свиты Его Императорского Величества.

Биография

Родился 23 октября 1774 года в имении Мерьяма; из прибалтийских дворян. Отец его дослужился до полковника и много лет был комендантом в Могилёве. Адам Бистром был записан рядовым в лейб-гвардии Преображенский полк в возрасте 12 лет. Через год, с присвоением звания каптенармуса, переведён в лейб-гвардии Семёновский полк, в котором и начал службу в 1791 году — в звании сержанта. В 1793 году перевёлся из гвардии в армию, в Финляндский егерский батальон, с повышением до капитана, и в 1794 году принял боевое крещение, действуя против польских конфедератов в Литве.

В 1797 году, по расформированию егерских корпусов, Бистром был переведён сначала во 2-й морской, затем в гарнизонный Болотникова полк (впоследствии Кронштадтский), а в 1802 году — в Литовский мушкетёрский полк (называвшийся тогда Сенатским), где, в 1804 году, был произведён в подполковники.

Осенью 1806 года Литовский полк, в составе дивизии под командованием генерал-лейтенанта Ф. В. Остен-Сакена, выступил против французов; подполковник Бистром участвовал и в Пултусском сражении, и в битве под Прейсиш-Эйлау, — где был сильно контужен; за отличие в этом бою награждён орденом св. Владимира 4-й степени с бантом. Спустя четыре месяца вернулся в строй и бился с французами под Гутштатом, Гейльсбергом и Фридландом. В последнем сражении вторично контужен ядром в грудь.

После Тильзитского мира Бистром произведён в полковники и назначен командиром своего же, Литовского мушкетёрского, полка. Во главе последнего принял участие и в шведской кампании 1808 года, а в кампании 1812—14 гг. командовал уже егерской бригадой (1-й и 33-й полки, последний бывший Литовский мушкетный).

За отличие в боях при Тарутине и Малоярославце Бистром был произведен в генерал-майоры и за сражение под Вязьмой, 22 октября 1812 года, получил орден Святого Георгия 4 степени.

29 августа 1813 года в сражении под Лейпцигом Бистром взял приступом мост через реку Парру и через Гальские ворота ворвался в Лейпциг, захватив 57 орудий, за что был награждён украшенною алмазами золотой шпагой.

При штурме крепости Кобленц Бистрому было поручено захватить французскую батарею, мешавшую свободной переправе войск через Рейн, что он выполнил блестяще ночным внезапным нападением с тыла, скрытно перейдя Рейн.

В 1814 году, при штурме Реймса Бистром был ранен в плечо. В 1815 году был назначен командиром лейб-гвардии Павловского полка, в 1819 году командиромром 2-й бригады 2-й гвардейской пехотной дивизии.

В марте 1825 года Бистром был зачислен в свиту Его Величества. В 1826 году произведен в генерал-лейтенанты.

Адам Иванович Бистром умер 17 октября 1828 года.

Послужной список

• 1 января 1782 года — вступил в службу рядовым в л.-гв. Преображенский полк.
• 1 ноября 1783 года — назначен каптенармусом.
• 1 января 1791 года — переведён в лейб-гвардии Семёновский полк сержантом.
• 1 января 1793 года — переведён в 3-й Финляндский егерский батальон.
• 18 февраля 1797 года — переведён во 2-й Морской полк, по расформировании полка на батаьоны, поступил в батальон полковника Гороженского.
• 2 января 1796 года — с батальоном переведён в Кронштадтский гарнизонный полк.
• 9 сентября 1798 года — пожалован в майоры в том же полку.
• 3 марта 1802 года — переведён в Литовский мушкетёрский.
• 6 декабря 1804 года — пожалован подполковником.
• 12 декабря 1807 года — пожалован полковником.
• 6 марта 1808 года — назначен командиром Литовского мушкетёрского полка.
• 19 октября 1810 года — Литовский мушкетёрский полк переименован в 33-й егерский полк.
• 26 ноября 1810 года — назначен шефом 33-го егерского полка.
• 1811 год — назначен бригадным командиром 3-й бригады (в составе 1-го и 33-го егерских полков) 11-й пехотной дивизии.
• 12 октября 1812 года — за отличие в боях при Тарутине и Малоярославце произведён в генерал-майоры в том же полку.
• 7 октября 1814 года — назначен бригадным командиром 3-й бригады в 15-ю пехотную дивизию.
• 16 декабря 1815 года — назначен командиром л.-гв. Павловского полка.
• 18 апреля 1819 года — назначен бригадным командиром 2-й бригады 2-й гвардейской пехотной дивизии.
• 14 марта 1825 года — зачислен в Свиту Его Величества.
• 1 января 1826 года — произведён в генерал-лейтенанты.
• 9 ноября 1828 года — высочайшим приказом исключён из списков умершим.

Литература

• Бистром, Адам Иванович // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>

Ссылки

• [www.museum.ru/1812/Persons/slovar/sl_b35.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 320-321.

Отрывок, характеризующий Бистром, Адам Иванович

Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.