Бондарцев, Аполлинарий Семёнович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Аполлинарий Семёнович Бондарцев
Дата рождения:

5 августа 1877(1877-08-05)

Место рождения:

Курск

Дата смерти:

24 ноября 1968(1968-11-24) (91 год)

Место смерти:

Ленинград

Страна:

Российская империя Российская империяСССР СССР

Научная сфера:

Ботаника, микология, фитопатология

Место работы:

Ботанический институт АН СССР (Ленинград)

Учёная степень:

доктор биологических наук

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

Рижский политехнический институт

Научный руководитель:

Ф. В. Бухгольц

Известные ученики:

В. Н. Бондарцева-Монтеверде
Л. А. Лебедева
Т. Л. Николаева
Б. А. Томилин
Э. Х. Пармасто и другие

Известен как:

систематик и исследователь трутовых грибов, фитопатолог, педагог, автор учебников и пособий по фитопатологии и микологии.

Награды и премии:
Систематик живой природы
Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Bondartsev».
[www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=16321-1 Персональная страница] на сайте IPNI


Страница на Викивидах

Аполлинарий Семёнович Бондарцев (5 августа 1877, Курск, Российская империя — 24 ноября 1968) — российский и советский учёный, фитопатолог, миколог, популяризатор науки, доктор биологических наук (с 1934 года), профессор (с 1939 года). Первым в России начал изучать трутовики и другие дереворазрушающие базидиальные грибы, совместно с Р. Зингером разработал систему полипоровых грибов. Описал более 130 новых таксонов грибов, в том числе более 30 видов миксомицетов и дейтеромицетов. Труды Бондарцева по морфологии трутовых грибов, руководства по технике научной работы сохраняют актуальность и в XXI веке.





Биография

В 1898—1903 годах, после окончания школы в Курске, учился в Рижском политехническом институте на сельскохозяйственном факультете. Научным руководителем был ботаник и миколог Фёдор Владимирович Бухгольц, что повлияло на выбор всего дальнейшего направления научной деятельности Бондарцева. Уже в 1903 году опубликована первая научная работа о паразитических грибах окрестностей Риги.

После окончания института работал агрономом в Курске, а в 1905 году получил должность помощника заведующего Центральной фитопатологической станции (ЦФС) при петербургском Императорском Ботаническом саде. ЦФС, созданная А. А. Ячевским в 1901 году, занимала всего три небольшие комнаты, а её персонал состоял из заведующего и двух помощников. Заведующими ЦФС были А. А. Ячевский (до 1906 года) и А. А. Еленкин (1905—1913). В этот период Бондарцевым был написан первый в России и признанный лучшим учебник по фитопатологии, издававшийся три раза — в 1911, 1927 и 1931 годах.

В 1913 году на базе ЦФС создан Отдел фитопатологии, который возглавил А. С. Бондарцев, и занимал должность зав. отдела до 1931 года. С 1914 года учёным публиковались статьи о заболеваниях диких и культивируемых растений, в частности, была открыта цветочная плесень клевера и изучен её возбудитель — грибок Botrytis anthophila[1], изучались такие заболевания, как мучнистая роса хмеля и крыжовника, ржавчина и головня злаков, кила капусты. В 1927 году вышел из печати справочник «Болезни растений».

В 1931 году был создан Ботанический институт АН СССР, А. С. Бондарцев возглавил сектор микологии Отдела споровых растений института, а в 1942—1952 годах выполнял функции заведующего отдела. В 1935—1941 годах Бондарцев сотрудничает с приехавшим в СССР Рольфом Зингером, совместно учёными была разработана новая прогрессивная система трутовых грибов, оказавшая заметное влияние на дальнейшее развитие систематики базидиомицетов. Совместно с Зингером было написано и «Руководство по сбору высших базидиальных грибов для научного их изучения», которое было напечатано только в 1950 году. В более ранних методических указаниях и инструкциях использовался трудоёмкий и неудобный метод Герпеля с разрезанием гриба и выскабливанием его мякоти перед сушкой, что для научного гербария является нежелательным. Герпелевский метод явился причиной того, что многие исследователи отказывались от гербаризации грибов, существуют даже свидетельства, что в экспедициях ботаники предпочитали производить скорее сборы насекомых, чем шляпочных грибов.[2] По методике Бондарцева и Зингера достаточно высушить гриб целиком, предварительно записав признаки, которые при сушке могут исчезнуть или измениться.

В 1941—1944 годах пережил блокаду Ленинграда.

Главным итогом многолетних трудов А. С. Бондарцева стала монография «Трутовые грибы Европейской части СССР и Кавказа», законченная в 1950 году и напечатанная в 1953. В 1971 году книга была переведена на английский язык. В монографию вошла также «Шкала цветов», позже изданная отдельной брошюрой — пособие для точного описания окраски плодовых тел грибов и других биологических объектов. «Шкала цветов» Бондарцева долгое время была единственным подобным руководством. Актуальными для послевоенного Ленинграда были исследования дереворазрушающих грибов, таких, как Serpula lacrymans, поражающих постройки. Результаты исследований выходили в виде отдельных брошюр, а в 1956 году, уже после выхода учёного на пенсию (1954), издан атлас «Пособие по определению домовых грибов».

А. С. Бондарцев преподавал микологию и фитопатологию в различных учебных заведениях, готовил специалистов через аспирантуру и докторантуру.

Книга о европейских трутовиках Лейфа Рювардена и Роберта Гилбертсона, изданная в 1993 году, посвящена «А. С. Бондарцеву, Г. Яну, М. А. Донку и А. Пилату, на плечах которых мы стоим».

Семья

Награды и звания

Таксоны, названные в честь А. С. Бондарцева

Библиография

А. С. Бондарцев написал более 200 научных трудов и около 500 сообщений в периодических изданиях. Важнейшие публикации:

  • Бондарцев А. С. Грибные болезни культурных растений. — 1911, 1927, 1931.
  • Bondarzew A., Singer R. Zur Systematik der Polyporaceen // Ann. mycol.. — 1941. — № 1. — P. 43—65.
  • Бондарцев А.С., Зингер Р. А. Руководство по сбору высших базидиальных грибов для научного их изучения // Тр. ботан. ин-та АН СССР. — 1950. — С. 499—543.
  • Бондарцев А. С. Трутовые грибы Европейской части СССР и Кавказа. — М.; Л.: изд-во АН СССР, 1953. — 1106 с.
  • Бондарцев А. С. Шкала цветов (пособие для биологов при научных и научно-прикладных исследованиях). — М.; Л.: изд-во АН СССР, 1954. — 27 с.
  • Бондарцев А. С. Пособие для определения домовых грибов. — М.; Л.: «Наука», 1956. — 80 с.

Напишите отзыв о статье "Бондарцев, Аполлинарий Семёнович"

Примечания

  1. Горленко М. В. Род Ботритис (Botrytis) // Мир растений / Гл. ред. А. Л. Тахтаджян. — М.: Просвещение, 1991. — Т. 2. Грибы. Под ред. М. В. Горленко. — С. 379—380. — ISBN 5-09-002841-9.
  2. Васильков Б. П. Изучение шляпочных грибов в СССР: Историко-библиографический очерк. — М.—Л.: Издательство Академии наук СССР, 1953. — С. 94.

Литература

  • G. R. W. Arnold (1969): A. S. Bondarzew (1877—1968). Westfälische Pilzbriefe 7(5):82-83
  • Dörfelt, Heinrich und Heklau, Heike: Die Geschichte der Mykologie. Einhorn- Verlag Eduard Dietenberger GmbH: Schwäbisch Gmünd. 1998
  • Kirk P. M., Cannon P. F. et al. Ainsworth & Bisby's Dictionary of the Fungi. — CAB International, 2008. — P. 98. — ISBN 978-0-85199-826-8.

Ссылки

  • [www.binran.ru/LabSite2009_AK/Hist_rus.htm Лаборатория систематики и географии грибов БИН РАН — История]

Отрывок, характеризующий Бондарцев, Аполлинарий Семёнович

Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.