Борис Коломанович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Борис Коломанович
 
Вероисповедание: православие
Рождение: 1113(1113)
Киев
Смерть: 1154(1154)
Отец: неизвестен
Мать: Евфимия Киевская
Супруга: Анна Дукаина
Дети: Константин Коломан, Стефан

Бори́с Колома́нович (Каламанос, также известен как Борис Конрад; венг. Borisz) (11131154) — претендент на венгерский престол, византийский полководец.

Остался в венгерской истории как один из самых опасных самозванцев, претендовавших на престол, поскольку с ним вынуждены были бороться последовательно несколько королей Венгрии и он пытался привлечь на свою сторону правителей почти всех соседних государств.





Биография

Ранние годы

Родился в 1113 году, был сыном Евфимии, жены венгерского короля Кальмана (Коломана) I. Поскольку ещё во время беременности Евфимии король Кальман заявил, что не является отцом ребёнка и дал ей развод, Борис появился на свет в Киеве, при дворе своего деда по матери Владимира Мономаха[1].

Он предположительно предъявил свои права на венгерский трон в 1128 году, когда несколько недовольных правлением Иштвана II феодалов признали правителем некоего «графа Борса». Доподлинно неизвестно, был ли это Борис Коломанович или же какой-то другой авантюрист; так или иначе, этот заговор провалился.

Претензии на престол и вторжения в Венгрию

Примерно в 1130 году Борис прибыл ко двору византийского императора Иоанна, надеясь получить от него военную поддержку для захвата власти в Венгрии. Время он выбрал удачное, потому что в 11271129 годах отношения между Византией и Венгрией серьезно ухудшились. Иоанн принял Бориса очень хорошо, оказывал знаки доверия, дал ему престижный титул пангиперсебастоса и даже выдал за него замуж свою родственницу Анну Дукаину. Однако несмотря на это, военной помощи он не получил, поскольку внимание византийского двора в то время было сосредоточено на Малой Азии.

Между тем события в Венгрии складывались в его пользу. Умер король Иштван, и далеко не вся венгерская знать поддерживала его преемника Белу II. Борис отбыл ко двору польского короля Болеслава III. Туда же к нему прибыли послы от представителей венгерской знати, недовольных новым королём Белой. Борис заручился поддержкой Болеслава, пообещав в случае восшествия на престол создать польско-венгерский альянс против Священной Римской империи.

Борис собрал в Польше войско, в которое влились и недовольные королём Белой венгры, и русские ратники, и двинулся на Венгрию. Зная, что некоторые венгерские дворяне поддержали его претензии, король Бела II призвал к себе всех знатных феодалов страны и потребовал, чтобы они признали его единственным законным правителем, а Бориса Коломановича — бастардом и самозванцем. Отказавшиеся дворяне были казнены.

Вскоре после этого венгерские и польские войска встретились в сражении на реке Шайо (22 июля 1132 года). Армии Белы и его союзника Леопольда III Австрийского одержали уверенную победу, войско Бориса было разгромлено, а сам он скрылся с поля боя.

После этого на протяжение всего правления Белы II Борис не предпринимал попыток захватить трон, хотя его союзник Болеслав Польский заключил с венграми мир только в августе 1135 года.

В конце 1145 года Борис прибыл к королю Германии Конраду III вместе с его зятем князем Чехии Владиславом II. Со слезами и скорбным тоном Борис жаловался Конраду, что был лишен своей отчины, и умолял помочь в возвращении Венгрии. Владислав и его жена Гертруда помогли убедить Конрада, чтобы Борис начал набирать наемников в Австрии и Баварии.

В 1146 году Борис вновь вторгся в Венгрию и при помощи немецких и австрийских наёмных солдат в апреле захватил Братиславу. Король Геза II двинулся туда, послав вперёд разведчиков, которые выяснили, что на город напали наёмники, которым платит Борис. Геза осадил Братиславу, применив осадные орудия и расставив вокруг города лучников. Понимая, что сами не смогут вырваться из осады, а подкрепления находятся далеко, наёмники начали переговоры о мире. Король Геза предложил им 3000 фунтов в золотом весе, и крепость вернулась под его власть, а наёмники разошлись по домам.

Тогда Борис обратился за помощью к Генриху II Австрийскому, но австрийское войско, отправленное ему на подмогу, было разбито армией Гезы II 11 сентября 1146 года. После этого Борис уже не предпринимал активных попыток вторжения в Венгрию.

Поздние годы

После этого Борис решил присоединиться ко Второму Крестовому походу, рассчитывая поссорить крестоносцев с Гезой II и с их помощью захватить престол, так как знал, что в Венгрии всё ещё есть люди, которые его поддержат. Сначала он хотел вступить в войска Конрада, но Геза, узнав о его планах, с помощью денег вынудил немцев отказаться от Бориса. Тогда он обратился к королю Франции Людовику VII, подчеркивая право на престол Венгрии. Людовик не ответил на его письмо, и Борис убедил двух французских феодалов тайно взять его в крестоносное войско.

Летом 1147 года крестоносцы вошли в Венгрию. Узнав, что его противник прячется среди французов, Геза II потребовал экстрадиции Бориса, но Людовик VII отказался его выдать — скорее всего, потому, что жена Бориса имела родственные связи с византийским императором Мануилом Комниным. Однако французский король не стал и оказывать Борису помощь. Борис вместе с крестоносцами прибыл в Византию, где и остался.

Впоследствии Борис Коломанович стал одним из полководцев императора Мануила Комнина и участвовал в военной кампании византийцев против Венгрии, командуя одной из армий, опустошавшей южные районы королевства. По заданию императора Мануила он разграбил окрестности реки Тимиш и даже обратил в бегство небольшой венгерский отряд, но когда туда направился Геза во главе армии, Борис покинул пределы Венгрии.

Борис был убит в сражении с печенегами в 1154 году. Оттон Фрейзингский отмечает, что он был убит стрелой из лука.

Брак и дети

Около 1130 года Борис женился на Анне Дукаиной (ум. после 1157), родственнице императора Иоанна II Комнина[2]. После смерти мужа она ушла в монастырь, приняв имя Арете. От неё Борис имел двух сыновей: Константина, впоследствии византийского полководца и наместника в Киликии, и Стефана; есть также версия, что у них была дочь Анна (Анастасия), которая стала женой сербского жупана Стефана Немани[3][4]. Дети Бориса не предпринимали попыток захватить венгерский престол.

Напишите отзыв о статье "Борис Коломанович"

Примечания

  1. [www.reference-global.com/doi/abs/10.1515/byzs.1972.65.1.35 V.Laurent. Arétè Doukaina, la Kralaina, femme du prétendant hongrois Boris et mère des Kalamanoi médiatisés]
  2. [www.persee.fr/web/revues/home/prescript/article/rebyz_0766-5598_1980_num_38_1_2115_t1_0311_0000_1 Raimund Kerbl. Byzantinische Prinzessinnen in Ungarn zwischen 1050—1200 und ihr Einfluss auf das Arpadenkönigreich]
  3. Predrag Puzović. [www.srpsko-nasledje.co.rs/sr-l/1998/05/article-09.html "GOSPOĐA ANA, NEZNANOG POREKLA"] (1998).
  4. [fabpedigree.com/s046/f303461.htm Jamie Allen's Family Tree & Ancient Genealogical Allegations].

Литература

  • Борис Коломанович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Kristó, Gyula. Korai Magyar Történeti Lexikon — 9-14. század [=Энциклопедия ранней венгерской истории (IX—XIV века)]. — Akadémiai Kiadó, 1994, Budapest. — ISBN 963-05-6722-9
  • Odo of Deuil: De Profectione Ludovici VII in Orientem: The Journey of Louis VII to the East (Edited with an English Translation by Virginia Gingerick Berry), 1948. Columbia University Press.
  • The Deeds of Frederick Barbarossa by Otto of Freising and his Continuator, Rahewin (Translated and annotated with an introduction by Charles Christopher Mierow with the collaboration of Richard Emery), 2004. Columbia University Press.

Отрывок, характеризующий Борис Коломанович

– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».