Бочкарёва, Мария Леонтьевна

Мария Леонтьевна Бочкарёва
М. Л. Бочкарёва на приёме у В. Вильсона, США, 1918 год.
Дата рождения	1889(1889)
Место рождения	село Никольское, Кирилловский уезд, Новгородская губерния, Российская империя
Дата смерти	16 мая 1920(1920-05-16)
Место смерти	Красноярск, РСФСР
Принадлежность	Российская империя Российская империя Белое движение Белое движение
Годы службы	1914—1920
Звание	Поручик
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России
Награды и премии

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Бочкарёв и Фролкова

Мари́я Лео́нтьевна Бочкарёва (урождённая Фролко́ва; июль 1889, село Никольское, Новгородская губерния — 16 мая 1920, Красноярск) — одна из первых русских женщин-офицеров (произведена во время революции 1917 года), поручик. (Первой традиционно считается «кавалерист-девица» Надежда Дурова, участвовавшая в Отечественной войне 1812 года.)

Бочкарёва создала первый в истории русской армии женский батальон. Кавалер Георгиевского креста.

Биография

В июле 1889 года у крестьян деревни Никольское Кирилловского уезда Новгородской губернии Леонтия Семёновича и Ольги Елеазаровны Фролковых родился третий ребёнок — дочь Маруся. Вскоре семья, спасаясь от нищеты, перебралась в Сибирь, где правительство обещало переселенцам большие земельные наделы и финансовую поддержку. Но, судя по всему, уйти от бедности и здесь не удалось. В пятнадцатилетнем возрасте Марию выдали замуж. В книге Воскресенской церкви сохранилась такая запись от 22 января 1905 года: «Первым браком Афанасий Сергеевич Бочкарёв, 23 лет, православного вероисповедания, проживающий в Томской губернии, Томском уезде Семилукской волости деревни Большое Кусково взял в жены девицу Марию Леонтьевну Фролкову, православного вероисповедания…» Обосновались они в Томске, в Горшковском переулке. Супружеская жизнь почти сразу не заладилась, и Бочкарева без сожаления рассталась с пьяницей-мужем.

Мария ушла от него к мяснику, еврею Якову Гершевичу Буку. В мае 1912 Бук был арестован по обвинению в разбойных нападениях и отправлен отбывать наказание в Якутск. Бочкарёва пешком последовала за ним в Восточную Сибирь, где они для прикрытия открыли мясную лавку, хотя на деле Бук промышлял в банде хунхузов. Вскоре на след банды вышла полиция, и Бука перевели на поселение в таёжный посёлок Амгу.

Хотя Бочкарёва вновь последовала по его стопам, её суженый запил и стал заниматься рукоприкладством. В это время разразилась Первая мировая война. Бочкарёва решила вступить в ряды действующей армии и, расставшись с Яковом Буком, прибыла в Томск. Записать женщину в 24-й резервный батальон военные отказались и посоветовали ей идти на фронт сестрой милосердия. Тогда Бочкарёва отправила телеграмму царю, на которую неожиданно последовал положительный ответ. Так она попала на фронт.

Поначалу женщина в погонах вызывала насмешки и приставания сослуживцев, однако её храбрость в бою принесла ей всеобщее уважение, Георгиевский крест и три медали. В те годы за ней закрепилось прозвище «Яшка», в память о её незадачливом спутнике жизни. После двух ранений и бесчисленных боёв Бочкарёва была произведена в старшие унтер-офицеры.

В 1917 году Керенский обратился к Бочкарёвой с просьбой об организации «женского батальона смерти»; к участию в патриотическом проекте были привлечены его супруга и петербургские институтки, общим числом до двух тысяч человек. В необычной воинской части царила железная дисциплина: подчинённые жаловались начальству, что Бочкарёва «бьёт морды, как заправский вахмистр старого режима». Немногие выдержали такое обхождение: за короткий срок количество женщин-добровольцев сократилось до трёхсот. Остальные выделились в особый женский батальон, который защищал Зимний дворец во время Октябрьской революции.

Летом 1917 года отряд Бочкарёвой отличился при Сморгони; его стойкость произвела неизгладимое впечатление на командование (Антон Деникин). После контузии, полученной в том бою, прапорщик Бочкарёва была отправлена на поправку в петроградский госпиталь и в столице получила звание подпоручика, но вскоре после возвращения на позиции ей пришлось распустить батальон в связи с фактическим развалом фронта и произошедшей Октябрьской революцией. Зимой была задержана большевиками по дороге в Томск. После отказа сотрудничать с новыми властями её обвинили в сношениях с генералом Корниловым, дело чуть было не дошло до трибунала. Благодаря помощи одного из своих бывших сослуживцев Бочкарёва вырвалась на свободу и, облачившись в наряд сестры милосердия, проехала всю страну до Владивостока, откуда отплыла на агитационную поездку в США и Европу.

В апреле 1918 Бочкарёва прибыла в Сан-Франциско. При поддержке влиятельной и состоятельной Флоренс Харриман она пересекла США и была удостоена 10 июля аудиенции у президента Вудро Вильсона в Белом доме. По свидетельству очевидцев, рассказ Бочкарёвой о её драматической судьбе и мольбы о помощи против большевиков до слёз растрогали президента.

Журналист Исаак Дон Левин по рассказам Бочкарёвой написал книгу о её жизни, которая вышла в свет в 1919 году под названием «Яшка» и была переведена на несколько языков.

После посещения Лондона, где она встретилась с королём Георгом V и заручилась его финансовой поддержкой, Бочкарёва в августе 1918 прибыла в Архангельск. Она рассчитывала поднять местных женщин на борьбу с большевиками, однако дело пошло туго. Генерал Марушевский в приказе от 27 декабря 1918 объявил, что призыв женщин на неподходящую для них военную службу будет позором для населения Северной области и запретил Бочкарёвой носить самозванно присвоенную ей офицерскую форму.

Мария добралась до Архангельска с английскими экспедиционными войсками, после эвакуации города осенью 1919 года отправилась в Сибирь и добралась до белой столицы, Омска, где Верховный правитель адмирал А. В. Колчак удостоил её личной аудиенцией и предложил сформировать женский военно-санитарный отряд. Но Бочкарева прибыла в Сибирь слишком поздно, в конце октября 1919 года, когда уже начиналась катастрофа на фронте.

Арест и приговор

7 января 1920 года была арестована. В заключение к окончательному протоколу её допроса от 5 апреля 1920 года следователь Поболотин отметил, что «преступная деятельность Бочкаревой перед РСФСР следствием доказана… Бочкареву как непримиримого и злейшего врага рабоче-крестьянской республики полагаю передать в распоряжение начальника Особого отдела ВЧК 5-й армии». 21 апреля было принято решение передать Бочкареву в Особый отдел ВЧК города Москвы, но 15 мая это решение было пересмотрено и принято новое — Бочкарёву расстрелять. 16 мая 1920 года она была расстреляна в Красноярске на основании резолюции полномочного представителя ЧК по Сибири Ивана Павлуновского и секретаря Омскгубчека Исаака Шимановского. На обложке уголовного дела была сделана синим карандашом приписка: «Исполнено пост. 16 мая». Но в заключении прокуратуры России о реабилитации Бочкарёвой 1992 года сказано, что свидетельств её расстрела не имеется .

Российский биограф Бочкаревой кандидат исторических наук С. В. Дроков считает, что она не была расстреляна: из красноярских застенков её вызволил Исаак Дон Левин. Вместе с ним она отправилась в Харбин, где встретилась с однополчанином-вдовцом, ставшим её супругом. Сменив фамилию, Бочкарева якобы до 1927 года проживала на КВЖД, пока не разделила участь русских семей, насильственно депортированных в советскую Россию. Очень любила сыновей мужа, погибших в годы Великой Отечественной войны.

Реабилитация

Мария Бочкарёва реабилитирована в 1992 году.

Заключение

9 января 1992 года.

УТВЕРЖДАЮ

Прокурор Омской области Государственный советник юстиции 3-го класса

Ю. А. Якунин

В отношении Бочкаревой Марии Леонтьевны.

Постановлением Омского ГубЧК от 15 мая 1920 года определён расстрел.

В деле нет документов о приведении приговора в исполнение. Обвинение не предъявлялось. Свидетели по этому делу не привлекались. Из заключения по делу установлено, что обвинение М. Л. Бочкаревой основывалось только на её показаниях […]

Бочкарева Мария Леонтьевна полностью реабилитирована в соответствии с Законом РСФСР от 18 октября 1991 г. «О реабилитации жертв политических репрессий».

В литературе

• Мария Бочкарева выведена Валентином Пикулем в романе-хронике «Из тупика» (книга вторая).
• Является одним из основных персонажей в заключительной, десятой, книге Бориса Акунина — «Батальон ангелов» из серии «Смерть на брудершафт».

В кино

• В российском художественном фильме «Батальонъ» (премьера которого состоялась 20 февраля 2015 года) роль Марии Бочкаревой исполнила актриса Мария Аронова.
• В сериале «Адмиралъ» (2009, фильм 4 «Тьма») роль Бочкаревой исполнила актриса Наталья Парашкина.

Источники

• [www.archive.org/details/yashkamylifeaspe00bochuoft Yashka, my life as peasant, exile and soldier.] London. 1919.
• Yashka. Ma vie de paysanne, d’exilée, de soldat. Paris, Plon.
• Яшка: моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. Воениздат, 2001. ISBN 5-203-01909-6.
• [gato.tomica.ru/publications/region/archive1990-1999/1993maslova1 Архив Томской области — «Манька — Бук-Бочкарева — Яшка»]
• [rovs2.narod.ru/mbochkarewa.html Родин И. В. Мария Бочкарёва — Русская Жанна д’Арк]
• [www.lochchilov.com/index/jashka_na_severe/0-199 Михаил Лощилов. Яшка на Севере // газета «Правда Севера», 20.09.2001]
• Дроков С. Я не рождена для братания с врагом // Еженедельная газета `Подмосковье`, номер 17, 25 апреля 1992,
• Дроков С. Яшка. Кто командовал Женским батальоном смерти // Еженедельный журнал `Огонек`, номер 24-26, июнь 1992,
• Дроков С. Моя страна звала меня // Дружба народов. — 1993. — № 6.
• [www.august-1914.ru/drokov.html Дроков С. В. Организатор Женского батальона смерти // Вопросы истории. 1993. № 7.] На сайте Юрия Бахурина «Август 1914-го…» [www.august-1914.ru]
• Дроков С. Протоколы допросов организатора Петроградского женского батальона смерти // Отечественные архивы. — 1994. — № 1.
• Дроков С. Мария Бочкарева: краткий биографический очерк русского воина // Русский исторический сборник. — М.: Кучково поле, 2010. — Т. 2. — С. 168—197.
• Бондаренко В. В. 100 великих подвигов России. — М., 2011.

Ссылки

• Кривец Н. [rys-arhipelag.ucoz.ru/publ/natalija_krivec_pervyj_zhenskij_batalon_smerti_voeval_pod_molodechno/46-1-0-1674 Первый женский батальон смерти воевал под Молодечно]
• [www.ruguard.ru/article/a-79.html Женские Батальоны смерти в Русской Армии] // портал Белая Гвардия.

Отрывок, характеризующий Бочкарёва, Мария Леонтьевна

– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.