Вайнруб, Евсей Григорьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Евсей Григорьевич Вайнруб

Герой Советского Союза</br>полковник в отставке Евсей Григорьевич Вайнруб
Дата рождения

2 (15) мая 1909(1909-05-15)

Место рождения

Борисов (ныне Минская область)

Дата смерти

20 марта 2003(2003-03-20) (93 года)

Место смерти

Ашдод

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

танковые войска

Годы службы

1937 — после 1955

Звание

Командовал

219-я танковая бригада 1-го механизированного корпуса 2-й гвардейской танковой армии 1-го Белорусского фронта

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Связи

Вайнруб, Матвей Григорьевич — младший брат, также Герой Советского Союза

В отставке

главный механик Министерства лесной промышленности Белорусской ССР,</br> старший инженер-конструктор автомобильного завода

Вайнруб Евсе́й Григо́рьевич (15 мая 1909, Борисов (ныне Минская область) — 20 марта 2003, Ашдод) — командир 219-й танковой бригады 1-го механизированного корпуса 2-й гвардейской танковой армии 1-го Белорусского фронта. Герой Советского Союза.





Биография

Родился 2 (15) мая 1909 Борисов (ныне Минской области) в семье рабочего. Еврей.

Старший брат Героя Советского Союза Матвея Григорьевича Вайнруба.

В 1931 году окончил Московский государственный индустриальный университет. Работал на лесозаводе в Мезенском районе Архангельской области.

Служба в Красной Армии до Великой Отечественной войны

В Красной Армии с 1937 года.

В том же году окончил курсы военных переводчиков.

В 1941 году окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе, в 1944 году — Курсы усовершенствования офицерского состава.

Великая Отечественная война

Участник Великой Отечественной войны с июня 1941 года. Командовал танковой бригадой в составе 3-го механизированного корпуса во время обороны Могилёва.[1]

С 27 декабря 1944 года командовал 219-й танковой бригадой (1-й механизированный корпус, 2-я гвардейская танковая армия, 1-й Белорусский фронт). В январе-феврале 1945 года воины-танкисты бригады подполковника Евсея Григорьевича Вайнруба, участвуя в Висло-Одерской наступательной операции, нанесли противнику большие потери в живой силе и технике, а также отличились в боях при освобождении Польши, в частности города Кутно (19 января 1945 года) в ходе Варшавско-Познанской операции.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 апреля 1945 года «за умелое командование бригадой и проявленные мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками» подполковнику Вайнрубу Евсею Григорьевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 4569).

На заключительном этапе войны танковая бригада подполковника Евсея Григорьевича Вайнруба отличилась в ходе Берлинской операции, участвуя во взятии столицы гитлеровской Германии города Берлина, в связи с чем приказом Верховного главнокомандующего И. В. Сталина 219-й танковой бригаде присвоено почётное наименование «Берлинская».

После войны

В 1950 году Евсей Григорьевич Вайнруб окончил академические курсы усовершенствования офицерского состава.

С 1955 года полковник танковых войск Евсей Григорьевич Вайнруб — в запасе, а затем в отставке.

Жил и работал в столице Белоруссии — городе-герое Минске, главный механик Министерства лесной промышленности Белорусской ССР, старший инженер-конструктор автомобильного завода.

Выйдя на заслуженный отдых, в январе 1995 года эмигрировал в Израиль.

Скончался 20 марта 2003 года в израильском городе Ашдод, и похоронен в городе Петах Тиква на кладбище Сгула.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4722 дня]

Политическая деятельность

Память

  • [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?id=8793 Мемориальный камень] в центре «Парка Победы» города Ашдод (Израиль) с надписью «Памяти Героя Советского Союза Вайнруба Евсея. 1909—2003» (установлен 23 октября 2003 года).
  • 5 мая 2013 года в городе Ашдоде (Израиль) открыт памятник двум родным братьям — танкистам, евреям, Героям Советского Союза Матвею Григорьевичу и Евсею Григорьевичу Вайнрубам[2].

Награды

Сочинения

  • Танк на пьедестале. — Минск, 1979
  • Курганы боевой славы. — Минск, 1981

Напишите отзыв о статье "Вайнруб, Евсей Григорьевич"

Примечания

  1. Шнеер А. И. Часть 1. Глава 3. Евреи-военнослужащие в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. // [www.jewniverse.ru/RED/Shneyer/glava3kr_ar%5B2%5D.htm#_ftnref9 Плен]. — Гешарим — Мосты культуры, 2005. — Т. 2. — 620 с. — ISBN 5-93273-195-8.
  2. [cursorinfo.co.il/news/consumer/2013/05/07/v-ashdode-otkrili-obelisk-bratyamgeroyam/ В Ашдоде открыли обелиск братьям-героям]

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
  • Навечно в сердце народном. 3-е изд., доп. и испр. Минск, 1984

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1608 Вайнруб, Евсей Григорьевич]. Сайт «Герои Страны».

  • [rpp.nm.ru/vaynrub/vaynrub.html «Здесь родились Вайнрубы»] — на сайте «Rosenbloom»
  • [www.jewukr.org/observer/eo2003/page_show_ru.php?id=55 Они сражались за Родину] — на сайте «Еврейский обозреватель»

Отрывок, характеризующий Вайнруб, Евсей Григорьевич

Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.