Комаровский, Василий Алексеевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Василий Комаровский»)
Перейти к: навигация, поиск
Василий Алексеевич Комаровский

Портрет работы О. Делла-Вос-Кардовской. (1911)
Дата рождения:

21 (2) апреля 1881(1881-04-02)

Место рождения:

Москва, Российская империя

Дата смерти:

8 (21) сентября 1914(1914-09-21) (33 года)

Место смерти:

Москва

Род деятельности:

русский поэт

Граф Васи́лий Алексе́евич Комаро́вский (1881—1914) — русский поэт «Серебряного века».





Жизнь

Происходил из рода Комаровских, правнук высокопоставленных генералов Евграфа Комаровского и Петра Горчакова.

Василий Комаровский родился в имении Ракша Моршанского уезда Тамбовской губернии (по другим данным — в Москве) в семье графа Алексея Егоровича Комаровского, хранителя Оружейной палаты. Мать, Александра Васильевна (урождённая Безобразова), страдала тяжёлой формой эпилепсии (последние 20 лет жизни, до самой своей смерти в 1904 году она провела в психиатрической лечебнице); болезнь унаследовал и её сын.

Детство провёл в ракшинском имении деда, Василия Григорьевича Безобразова. Получил домашнее воспитание, знал несколько языков, свободно владел французским и древнегреческим языками (С. Маковский: «читал a livre ouvert <с листа> латинских авторов»); с 1897 года жил в Царском Селе в доме своей тётушки Любови Егоровны, на Магазейной улице. В августе 1899 года Василий вернулся в Москву и был зачислен приходящим воспитанником в Московский императорский лицей, который окончил 1 июня 1900 года. Поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета, летом 1901 года лечился в Германии, осенью перевёлся на историко-филологический факультет, но сразу же уехал на лечение в клинику в Швейцарию. В дальнейшем Комаровский несколько раз лечился в российских и зарубежных клиниках; был вынужден покинуть университет в 1906 году, не окончив курса.

Интересовался историей своего рода, был хранителем и издателем некоторых документов семейного архива, находился в переписке со многими историками литературы и пушкинистами.

Умер от болезни сердца через месяц после начала Первой мировой войны (по другим данным, покончил с собой ввиду обострения душевной болезни[1][2]). Был похоронен в Москве на кладбище Донского монастыря; могила его не сохранилась.

Творчество

Самое раннее из известных стихотворений Комаровского относится к 1903 году.

Осенью 1908 года на квартире супругов Кардовских в Царском Селе он познакомился с Николаем Гумилёвым, а позднее — с Анной Ахматовой. Позже среди знакомых Комаровского появятся Н. Пунин, С. Маковский, А. Скалдин, Н. Врангель и др. Многое в его творчестве оказалось созвучно поискам акмеистов; в их кругу творчество Комаровского очень высоко ценилось (Ахматова говорила уже в 1930-е годы: «Знать Комаровского — это марка»). Обнаруживается и прямое влияние, вплоть до текстуальных перекличек, стихов Комаровского на творчество Ахматовой и, особенно, Мандельштама.

Для стихов Комаровского характерна чёткость формы, глубокий трагизм, отсылающие к традициям классической лирики образы Царского Села и Италии (воображаемому путешествию в Италию он посвятил цикл стихотворений). Значительное влияние на него оказала поэзия Иннокентия Анненского и французского модернизма.

В ноябре 1911 года в Литературном альманахе «Аполлона» появилась первая публикация стихов и прозы Комаровского — пять стихотворений и рассказ «Sabinula», подписанные псевдонимом «Incitatus»[3]. А через два года, в октябре 1913 года, тиражом 450 экземпляров в Петербурге вышла единственная книга стихов и переводов Комаровского: «Первая пристань»[4]. В это время он переехал в Петербург: Комаровский занимался историей живописи, составил искусствоведческий указатель художников Европы XIII—XVIII веков и появилась необходимость часто бывать в типографии издательства «Сириус», где готовилась к публикации его «Таблица главных живописцев Европы с 1200 г. по 1800 г.» и «Указатель к таблице…» (издан посмертно в 1915 году).

Ряд его стихотворений был напечатан в журнале «Аполлон» посмертно; многое не сохранилось (в том числе роман «До Цусимы» из жизни светского общества, отрывки из которого автор читал Гумилёву и Ахматовой). В 1920-е годы заметную роль в привлечении внимания к творчеству Комаровского и публикации его посмертного наследия сыграл Д. П. Святополк-Мирский. Мирский хранил значительную часть архива Комаровского, которую утратил во время Гражданской войны.

Творчество Комаровского вновь стало изучаться в 1970-е годы; появились посвящённые его творчеству работы, в частности, В. Н. Топорова и Т. Венцлова. Д. П. Святополк-Мирский хотя и не включил Комаровского в свою антологию о русской лирике, отзывался о нём с восхищением: «Прекрасный поэт, близкий к символистам и Анненскому, которым я поступился очень нехотя, — гр. Василий Комаровский, поэт, конечно, несвоевременный, но сулящий большие радости тому, кто его откроет».

С. К. Маковский отмечал:

Стихи Комаровского действительно прекрасны, и не только оттого, что тут большей частью не придерешься ни к языку, ни к натянутости образа, ни к словесной немузыкальности, словом — к тому, что принято называть формой стиха, а потому что в его стихах все выходит из сердца и прошло через сознание, насыщенное реальностью необщей, волшебством подсознательной правды самого поэта.

Издания

  • Комаровский Василий. Стихотворения. Проза. Письма. Материалы к биографии. / Сост. И. В. Булатовского, И. Г. Кравцовой, А. Б. Устинова. — СПб.: Изд. Ивана Лимбаха, 2000. — 536 с. — 1200 экз.
  • Комаровский Василий. Первая пристань / Сост., подгот. текста, коммент. Игоря Булатовского и Андрея Устинова. — СПб.: Гиперион, 2002. — 176 с. — (Петербургская поэтическая культура).

Напишите отзыв о статье "Комаровский, Василий Алексеевич"

Примечания

  1. [www.akhmatova.org/bio/kralin/kralin06.htm Михаил Кралин. Победившее смерть слово]
  2. [rulife.ru/old/mode/article/605/ Дмитрий Быков. Не дай мне Бог]
  3. Incitatus в переводе с латыни — «вдохновенный», так звали коня Калигулы
  4. Один из отделов книги состоял из переводов: «Путешествия» Бодлера и «Оды к греческой вазе» Китса.

Литература

  • Пунин Н. Памяти графа В. А. Комаровского // «Аполлон». — 1914. — № 6—7;
  • Маковский С. На Парнасе «Серебряного века». — Мюнхен, 1962.
  • Воспоминания о серебряном веке. — Сост. Вадим Крейд. — М.: Республика, 1993.

Ссылки

  • [www.silverage.ru/poets/komar/komar_bio.html Биографическая справка]
  • [www.vekperevoda.com/books/komarovsky/ Стихотворения Комаровского] на сайте «Век перевода»

Отрывок, характеризующий Комаровский, Василий Алексеевич

«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.