Веселовский, Николай Иванович

Николай Иванович Веселовский
Место смерти:	Петроград, РСФСР
Научная сфера:	археология
Место работы:	Петербургский университет
Альма-матер:	Петербургский университет

Никола́й Ива́нович Весело́вский (12 (24) ноября 1848, Москва —1918) — русский археолог, востоковед, исследователь истории и археологии Средней Азии. Вёл раскопки в Самарканде, первым исследовал причерноморские и скифские древности, раскопал Келермесские курганы, Майкопский курган и курган Солоха. Первым начал раскопки курганного могильника Клады у станицы Новосвободная. Профессор Петербургского университета (1890), член-корреспондент Императорской Санкт-Петербургской Академии Наук (1914).

Биография

Николай Веселовский родился в Москве 12 ноября 1848 года, окончил курс в Вологодской гимназии в 1867 году.

В 1869 году поступил в Петербургский университет на факультет восточных языков по арабско-турецкому разряду. За сочинение на тему «О податях и повинностях, налагавшихся монголами на побежденных народов» получил золотую медаль.

По окончании курса в 1873 году был оставлен при университете; по защите диссертации на степень магистра «Очерк историко-географических сведений о Хивинском ханстве с древнейших времен до настоящего» (СПб., 1877) был утвержден доцентом, а в 1890 г. — исправляющим должность ординарного профессора. За это время им напечатаны статьи: «Манкытская династия, ныне царствующая в Бухаре» («Туркестанские ведомости» 1878 г.), «Русские невольники в среднеазиатских ханствах» (ibid. 1879), «Сведения об официальном преподавании восточных языков в России» (в «Трудах III международного съезда ориенталистов», СПб., 1880), «Куликовская битва» («Древняя и новая Россия», 1870 г.), «Приём в России и отпуск среднеазиатских послов в XVII и XVIII столетиях» («Журнал министерства народного просвещения», 1884 г.), «Посольство к зюнгарскому хун-тайчжи Цэван Рабтану капитана от артиллерии Ивана Унковского» («Записки Императорского Русского географического общества по отд. этнографии», 1887), «В. В. Григорьев, по его письмам и трудам» (СПб., 1887), «Рамазан в Самарканде и курбан-байрам в Бухаре» («Исторический вестник», 1888), «Памятники дипломатических сношений Московской Руси с Персией» (СПб., 1890), «Иван Данилович Хохлов, русский посланник в Персию и в Бухару в XVII веке» («Журнал министерства народного просвещения», 1891).

В 1885 году Веселовский был командирован в Туркестанский край с археологической целью. Результаты этой поездки частью обнародованы в изданиях Императорского Русского археологического общества. Николай Иванович вел раскопки развалин древнего городища, расположенного в непосредственной близости от Самарканда — Афрасиаба. Им было найдено большое количество различных предметов древности, в том числе остатки оссуариев, глиняные и кирпичные стены домов, остатки колодцев, общественных хранилищ воды (хаузов) и водоотводных сооружений.

В 1891-94 годах Веселовский занимался раскопками самого крупного кургана причерноморской степи — Огуз, а в 1895 году продолжил раскопки на Афрасиабе.

С 1902 года — действительный статский советник.

С именем Николая Ивановича связано проведение первых научных описаний (фиксаций) выдающихся историко-архитектурных памятников Самарканда. В 1895 году он возглавил экспедицию ученых, архитекторов, художников, которая изготовила чертежи и рисунки мечети Биби-Ханым и мавзолея Гур-Эмир. В 1905 году по материалам этой экспедиции был создан многокрасочный альбом, посвященный мавзолею Гур-Эмир.

1896 год — Николай Иванович вёл раскопки захоронений близ станицы Белореченская. 1897 год — раскопки кургана близ города Майкоп. Этот курган занимает особое место среди его находок, так как он положил начало открытию майкопской культуры. 1898 год — раскопки одного из Ульских курганов (близ аула Уляп) и нашел в нём богатое погребение местного вождя майкопской культуры.

Последующие 20 лет Николай Иванович активно вёл раскопки в Адыгее. Некоторые обнаруженные им сокровища курганов имеют возраст около 5 тысяч лет. 1917 год — ноябрь, Николай Иванович, закончив очередной сезон раскопок возвращается в Петроград. Пытается подвести итоги своим научным поискам и находкам. 1918 год — 30 марта, болезнь обрывает его жизнь и деятельность.

Труды

• Очерк историко-географических сведений о Хивинском ханстве с древнейших времен до настоящего. — СПб., 1877.
• Прием в России и отпуск среднеазиатских послов в XVII и XVIII столетиях // Журнал министерства народного просвещения, 1884.
• Посольство к зюнгарскому хун-тайчжи Цэван Рабтану капитана от артиллерии Ивана Унковского // Записки Императорского Русского географического общества по отд. этнографии, 1887.
• В. В. Григорьев, по его письмам и трудам. — СПб., 1887.
• О надгробном памятнике Тимура (Тамерлана) в Самарканде. — Известия о занятиях VII Археологического съезда в Ярославле, Ярославль, 1887.
• [www.archeo.ru/izdaniya-1/vagnejshije-izdanija/pdf/Drevnije_obschestva_Kavkaza_1997.pdf Отчёт Н. И. Веселовского о раскопках Майкопского кургана в 1897 г. // Рукописный архив ИИМК РАН. Фонд 1, 1896 г., д. № 204, лл.52—52 об. // Древние общества Кавказа в эпоху палеометалла (ранние комплексные общества и вопросы культурной трансформации). — СПб., 1997. — С. 44—48. — (Археологические изыскания. Вып. 46).]
• Памятники дипломатических сношений Московской Руси с Персией. — СПб., 1890 — 98.
• [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/M.Asien/XIX/1860-1880/Yakubbek/text.htm Бадаулет Якуб-бек, аталык Кашгарский. СПб. 1898]. Восточная литература. Проверено 11 февраля 2011. [www.webcitation.org/67BeyWwHj Архивировано из первоисточника 25 апреля 2012].
• История Императорского Археологического Общества за 50 лет. — СПб., 1900.
• Курганы Кубанской области в период римского владычества // Труды XII Археологического съезда.
• О местоположении Гюлистана при-Сарайского. — Киев, 1907.
• Танаис Младший // Гермес, 1909.
• [runivers.ru/lib/detail.php?ID=140715 Хан из темников Золотой Орды Ногай и его время. Пг.: Российская Государственная Академическая Типография, 1922. — 64 с.]

Литература

• [www.archeo.ru/izdaniya-1/vagnejshije-izdanija/pdf/Drevnije_obschestva_Kavkaza_1997.pdf Белова Н. А. Николай Иванович Веселовский — видный деятель российской гуманитарной науки (краткая справка). // Древние общества Кавказа в эпоху палеометалла (ранние комплексные общества и вопросы культурной трансформации). — СПб., 1997. — С. 49. — (Археологические изыскания. Вып. 46).]
• Веселовский Николай Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49864.ln-ru Профиль Николая Ивановича Веселовского] на официальном сайте РАН
• [mytashkent.uz/2010/06/05/rossiyane-v-uzbekistane-nikolay-ivanovich-veselovskiy/ Россияне в Узбекистане. Николай Иванович Веселовский]
• Тихонов И.Л. [bioslovhist.history.spbu.ru/component/fabrik/details/1/29.html Веселовский Николай Иванович // Биографика СПбГУ]

Отрывок, характеризующий Веселовский, Николай Иванович

Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.