Волна преступности (фильм, 1954)

Волна преступности
Crime Wave
Жанр	Фильм нуар Драма Триллер
Режиссёр	Андре Де Тот
Продюсер	Брайан Фоу
Автор сценария	Крейн Уилбур Бернард Гордон Ричард Уомсер Джон Хокинс (рассказ) Уорд Хокинс (рассказ)
В главных ролях	Стерлинг Хэйден Джин Нельсон Филлис Кёрк
Оператор	Бёрт Гленнон
Композитор	Девид Баттолф
Кинокомпания	Уорнер бразерс
Длительность	73 мин
Страна	США США
Язык	английский
Год	1954
IMDb	ID 0046878
Выход фильма «Волна преступности» (оригинальное название — Crime Wave)

К:Фильмы 1954 года

«Волна преступности» (англ. Crime Wave) — фильм нуар режиссёра Андре Де Тота, вышедший на экраны в 1954 году.

Фильм поставлен по рассказу Джона и Уорда Хокинсов «Преступный знак», который был опубликован в газете «Старадэй ивнинг пост». Он рассказывает о ловле полицией Лос-Анджелеса группы заключённых, сбежавших из тюрьмы Сан-Квентин и совершивших серию вооружённых ограблений, а также о бывшем заключённом, который встал на путь исправления.

Фильм известен своей полудокументальной формой изложения истории и уникальными для своего времени натурными съёмками на улицах Лос-Анджелеса. Наряду с такими фильмами нуар, как «Дом на 92-й улице» (1945), «Сборщики налогов» (1947), «Обнажённый город» (1948), «Он бродил по ночам» (1948), «Улица без названия» (1948), «Фениксийская история» (1955), «Линейка» (1958) и другие, эта картина относится к субжанру полицейского процедурала, в котором подробно показываются технические аспекты деятельности полиции во время поиска преступников.

Как отмечали критики, новаторский образ жёсткого детектива, созданный в фильме Стерлингом Хэйденом, предвосхитил появление на экране таких героев, как Клинт Иствуд в фильме «Грязный Гарри» (1971).

Сюжет

В Лос-Анджелесе ночью трое сбежавших из тюрьмы Сан-Квентин преступников — Док Пенни (Тед де Корсия), Бен Гастингс (Чарльз Бронсон) и Гэт Морган (Нед Янг) — на угнанной машине подъезжают на автозаправочную станцию. Они нападают на единственного служащего станции (Даб Тейлор), который после сильного удара по голове теряет сознание, вскрывают кассу и похищают 130 долларов. Проезжавший мимо на мотоцикле патрульный полицейский замечает на станции вместо знакомого заправщика трёх подозрительных людей и решает выяснить, в чём дело. В ходе недолгого разбирательства Морган достаёт пистолет и убивает полицейского, которому ответным огнём удаётся ранить Моргана. Док и Гастинс дают Моргану 100 долларов и оставляют ему машину, а сами скрываются.

Раненому Моргану удаётся добраться до квартиры Стива Лэйси (Джин Нельсон), бывшего заключенного Сан-Квентина, который был освобождён условно-досрочно и решил начать честную жизнь. Он устроился на хорошую работу авиамехаником и живёт с любимой женой Эллен (Филлис Кёрк). Не желая иметь ничего общего с преступным миром, он не пускает Моргана к себе в дом, однако под угрозой оружия вынужден открыть дверь. Раненый Морган садится в кресло и говорит, что скоро приедет вызванный доктор Отто Хесслер (Джей Новелло), который в своё время был лишён врачебной лицензии и посажен в Сан-Квентин за гибель девочки, а после выхода на свободу стал работать ветеринаром. Однако, перед самым приходом Хесслера, Морган умирает. Хесслер констатирует смерть, забирает деньги из кармана Моргана и уходит.

Оставшись с трупом бандита в собственной квартире, Стив боится обращаться в полицию, и звонит своему надзирающему офицеру Даниэлу О’Кифу (Джеймс Белл). При этом Стив просит Эллен не говорить никому о том, что в их доме был Хесслер, так как, узнав о его визите, полиция может решить, что Стив за одно с преступниками.

Тем временем в полицейском участке детектив, лейтенант Симс (Стерлинг Хэйден) предъявляет служащему автозаправки фотографии троих беглецов из Сан-Квентина, в которых тот узнаёт напавших на него грабителей. Заметив, что в последние дни уже было зафиксировано несколько аналогичных мелких ограблений, Симс предположил, что это дело рук одной и той же банды, которая, судя по всему, движется в направлении Сан-Диего. По городу проводятся массовые облавы, в ходе которых задерживают всех подозрительных лиц. Вскоре полиции удаётся обнаружить брошенную Морганом машину. Просмотрев списки проживающих поблизости бывших заключённых, полиция выходит на Стива Лейси, который сидел в Сан-Квентине одновременно с Морганом.

В квартире Стива появляются сочувствующий ему О’Киф, который верит в то, что Стив встал на путь исправления, и Симс, который исходит из того, что преступники неисправимы. С недоверием выслушав рассказ Стива, Симс принимает решение задержать его на три дня, обещая выпустить его в том случае, если тот будет сотрудничать с полицией. Стив отказывается, боясь мести со стороны бандитов, тем не менее Симс выпускает его, предупреждая, что снова засадит того в тюрьму, если тот свяжется с беглецами или не будет сотрудничать.

Счастливые Стив и Эллен возвращаются в свою квартиру, где их поджидают Док и Гастингс. Стив просит их немедленно уйти, говоря, что за квартирой ведёт наблюдение полиция. Однако Док отвечает, что он устроил дело так, что полиция будет искать их на пути в Сан-Диего. И потому он собирается отсидеться в квартире Стива, а затем ограбить банк в Лос-Анджелесе. Док говорит, что возьмёт с собой на дело Стива в качестве водителя. А затем Стив, у которого есть лицензия пилота, должен будет перебросить грабителей на похищенном частном самолёте в Мексику.

Тем временем Симс находит Хесслера в его ветеринарной клинике. Он добивается от напившегося доктора признания в том, что тот приезжал на квартиру Лейси, а затем заставляет Хесслера снова пойти туда и выяснить у Стива всё о грабителях. Однако Стив не впускает Хесслера в дом и отказывается с ним говорить. Док и Гастингс, которые слышат их разговор, понимают, что Хесслер пришёл, скорее всего, по указанию полиции. Гастингс тайно следует за Хесслером на машине Стива, и в ветеринарной клинике избивает врача до смерти. Случайный прохожий сквозь витрину клиники видит избиение Хасслера, после чего заходит в ближайшее кафе, где сообщает об этом двум полицейским. В момент их прибытия на место преступления Гастингсу удаётся скрыться и незаметно вернуться в квартиру Лейси. Понимая, что найдя машину Стива, полиция немедленно придёт к нему домой, бандиты решают немедленно покинуть квартиру, принуждая Стива и Эллен идти вместе с ними. Вскоре недалеко от ветеринарной клиники полиция действительно обнаруживает машину Стива, после чего его объявляют в розыск. Симс с помощниками приезжает на квартиру Лейси, где при обыске находит среди лекарств в туалетном шкафчике записку.

Тем временем Док и Гастингс приходят на квартиру к двум знакомым преступникам, Джонни Хэсслету и Зеннеру, с которыми собираются идти на дело. Оставив Эллен под наблюдением Хэслетта в качестве заложницы, преступники заставляют Стива сесть за руль автомобиля, на котором отправляются к банку.

Бандиты врываются в банк, однако там под видом служащих и клиентов их поджидают переодетые оперативники. Возникает перестрелка, в ходе которой убивают Дока, Гастингса и Зеннера. Услышав стрельбу, Стив срывается с места и мчится на квартиру, чтобы спасти Эллен. Стив, а вслед за ним и Симс успевают приехать как раз в тот момент, когда Хэслетт слушает по полицейской волне сообщаение о провале ограбления. Стив набрасывается на Хэслетта. В этот момент появляется Симс в сопровождении полицейских, которые арестовывают и увозят Хэсслера.

Симс делает вид, что собирается арестовать и Стива, сажая его и Эллен в другую полицейскую машину. Отъехав на некоторое расстояние, Симс делает выговор Стиву за то, что тот сразу после прихода Моргана не заявил об этом в полицию, а затем благодарит его за то, что Стив оставил в шкафичке записку с указанием места и времени ограбления банка. Симс объясняет, что привык делить людей на хороших и плохих только после серьёзной проверки, которую Стив выдержал. Затем он снимает со Стива все обвинения и отпускает его вместе с Эллен домой.

Оставшись в одиночестве, Симс впервые светлеет и достаёт из кармана сигарету, делает одну затяжку, тут же выбрасывает её и снова берёт зубочистку.

В ролях

• Стерлинг Хэйден — детектив, лейтенант Симс
• Джин Нельсон — Стив Лейси
• Филлис Кёрк — Эллен Лейси
• Тед де Корсия — Док Пенни
• Чарльз Бронсон — Бен Гастингс (указан как Чарльз Бучински)
• Джей Новелло — доктор Отто Хесслер

Создатели фильма и исполнители главных ролей

Кинокритик Джеймс Стеффен написал, что в 1940-50-е годы режиссёр Андре Де Тот "поставил несколько сравнительно недорогих триллеров и вестернов, ставших его лучшими работами. Он обычно отказывался от больших бюджетов и работы с большими звёздами, так как чувствовал, что картины категории В давали ему творческую свободу, не возможную при работе с большим бюджетом фильмов категории А. В одном из поздних интервью он заметил: «Зачем мне хотеть делать картину за миллион долларов? Мне не нужно головной боли на миллион. С низкими бюджетами основную часть времени я работал в полном одиночестве». Стеффен отмечает, что Де Тот «поставил не так много фильмов в стиле нуар, среди которых особенно выделяются нуаровый вестерн „Рэмрод“ (1947) и чистые нуары „Западня“ (1948) и „Волна преступности“».

Передавая Де Тоту сценарий фильма, студия «Уорнер бразерс» предполагала, что это будет более амбициозный проект с Хамфри Богартом и Авой Гарднер в главных ролях и съёмочным графиком, рассчитанным на 35 дней. Однако, по словам Де Тота, он решил, что на роль детектива «Стерлинг Хэйден подойдёт лучше во всех смыслах. У него было определённое ершистое достоинство. И он не был больше самой жизни, как Богарт». Джек Уорнер разрешил Де Тоту использовать Хэйдена, но при этом сократил бюджет и съёмочный график до 15 дней. Сегодня понятно, что Де Тот был определённо прав — Хэйден создал одну из своих лучших работ 1950-х годов".

К числу других наиболее заметных работ Стерлинга Хэйдена относятся роли в фильмах нуар «Асфальтовые джунгли» (1950) и «Убийство» (1956), а также в вестерне «Джонни Гитара» (1954). Кроме того, он снялся в фильмах нуар «Грубое обращение» (1949), «Внезапный» (1954) и «Очевидное алиби» (1954), где сыграл сходную роль жёсткого копа, а также в нео-нуаре «Долгое прощание» (1973).

Джин Нельсон, который играет «молодого бывшего заключённого, пытающегося сбежать от своего прошлого, сыграл в нескольких мюзиклах на рубеже 1940-50-х годов, но в этом фильме он сыграл свою первую крупную драматическую роль. Позднее он появился в „Оклахоме!“ (1955), но оставшуюся часть своей карьеры в основном он работал на телевидении и как режиссёр».

Оценка фильма критикой

Фильм получил в целом положительные оценки как сразу после его выхода на экраны, так и впоследствии. К достоинствам фильма критики относили стилевое решение, отличные натурные съёмки на улицах Лос-Анджелеса и актёрскую работу, особенно, Стерлинга Хэйдена, создавшего необычный для своего времени образ детектива, который видит во всех бывших заключённых потенциальных преступников, но в котором предубеждённость странным образом уживается с прозорливостью.

После выхода фильма на экраны Филип К. Шуер из «Лос-Анджелес таймс» высоко оценил документальные качества фильма, его высокий уровень напряжённости и актёрскую игру, особенно, Хэйдена. «Нью-Йорк таймс» назвала фильм «обстоятельной и закономерной историей превращения бывшего заключённого в жертву, которая рассказана, к счастью, с визуальной выразительностью и вкусом, показывая криминальный Лос-Анджелес с высоты птичьего полёта».

Кинокритик Деннис Шварц назвал картину «крепким, но обычным фильмом нуар, который знаменателен своими чёрно-белыми натурными съёмками на деловых улицах Лос-Анджелеса и передачей нуаровой отчуждённости героев». При этом он отметил, что «этот низкобюджетный фильм категории В очень увлекателен, сделан в быстром темпе и внимателен к деталям». Джонатан Розенбаум из «Чикаго ридер» написал, что «нуар Андре Де Тота 1954 года рассказан неприукрашенно, мощно и экономно». Брюс Эдер охарактеризовал картину как «один из самых крутых фильмов категории В, поставленных на крупных студиях, который стал важным предшественником (если не оказал непосредственное влияние) на „Убийство“ (1956) Стенли Кубрика», отметив также, что этот 74-минутный фильм говорит больше и пробуждает больший интерес, чем многие двухчасовые эпические фильмы".

«Нью-Йорк таймс» написала: «Перемешивая некоторые старые ингредиенты со спокойной компетентностью, фильму удаётся выглядеть намного лучше, чем он есть на самом деле». Газета обращает внимание на «аутентичные места действия картины, мастерски подобранные режиссёром Андре Де Тотом и его оператором». Джеймс Стеффен отмечает, что «Волна преступности» был едва ли не первым фильмом нуар, снятым на натуре в Лос-Анджелесе, и она включает много узнаваемых мест в Глендейле и других частях Лос-Анджелеса, включая район Банкер Хилл, ветеринарную клинику с запоминающейся архитектурой, и реальное отделение «Банк оф Америка» в кульминационной сцене ограбления. По словам Де Тота, на съёмки всей сцены в банке «дали всего одну ночь. Все это знали, и это помогло. Это внесло стремительность, торопливость и срочность, которые нашли отражение на экране». Стеффен пишет, что "фильм также известен одним из первых случаев использования ночной натурной съёмки, что по словам Де Тота, «было необычным в то время — снимать за пределами специально подготовленных открытых съёмочных площадок, используя плёнку с низкой светочувствительностью, с тяжёлым оборудованием, неповоротливыми и неудобными в обращении камерами и штативами».

Критики высоко оценили сценарий фильма. «Нью-Йорк таймс» отметила, что он «предлагает довольно натуральный диалог и подробное, увлекательное исследование внутреннего механизма работы полиции Лос-Анджелеса». Эдер пишет, что сценарий «великолепен, он наполнен тонкими оттенками серого в психологических трактовках героев, а также нацеленностью на постоянное движение, которое усилиями Де Тота, ни разу не притормаживает и не колеблется. Персонажи всесторонне и богато проработаны, вплоть до фигур второго плана, таких как ветеринар и бывший заключённый (которого сыграл Джей Новелло), и в них есть своя неожиданная для зрителя сложность».

Режиссёрская работа Де Тота также характеризовалась весьма положительно. «Нью-Йорк таймс» написала, что «живая и выразительная картина мистера Де Тота проходит сквозь тёмные закоулки большого города, где бдительная полиция тщательно просеивает галерею двуличных завсегдатаев». Эдер отметил «великолепную постановку Де Тотом сцен экшна и диалогов». Стеффен вообще считает, что «во многих смыслах „Волна преступности“ является примером всего лучшего, что есть у Андре Де Тота как режиссёра: хорошо выверенный темп, сдержанный визуальный стиль и способность добиться самоотдачи от актёров». В 1990-е годы Кевин Томас из «Лос-Анджелес таймс» следующим образом сформулировал, почему фильм держится так хорошо и сегодня: «У Де Тота нет ни одного ложного движения, он никогда не теряет головоломного темпа и добивается выдающейся игры от одного из тех великолепных актёрских составов, которые мы когда-то принимали за должное в голливудских картинах». Стеффен отметил также операторскую работу Берта Гленнона, который «был одним из самых талантливых в Голливуде, он работал с такими режиссёрами, как Джон Форд и Йозеф фон Штернберг. Его значительный профессионализм без сомнения помог Де Тоту достичь того, что он хотел, и завершить работу в установленные сроки».

По мнению большинства рецензентов, успех фильма во многом обязан сильной актёрской игре, особенно, Хэйдена. Розенбаум отмечает, что «Стерлинг Хэйден играет раздражительного, жующего зубочистку копа из Лос-Анджелеса, который преследует бывшего заключённого (редкая драматическая роль танцора Джина Нельсона), которого принуждают принять участие в ограблении банка». «Нью-Йорк таймс» следующим образом характеризует игру Хэйдена: «В роли сержанта, который по идее должен персонифицировать закон, парадоксальное поведение мистера Хэйдена вносит беспокойную нотку праведного садизма. Его рычащая ненависть по отношению к любому бывшему заключённому и его откровенное запугивание честной супружеской пары делает мистера Хейдена и впрямь необычным образцом представителя закона». Его мысль продолжает Брюс Эдер: «Самую интересную из всех ролей играет Стерлинг Хэйден. В качестве персонажа, работающего с правильной стороны закона, он почти столь же страшен, как и в ролях злодеев. Его детектив, сержант Симс представляет собой сгусток экранной энергии, удручённый беспрерывным курением и из-за этого вынужденный жевать зубочистки. У него есть много личных причин точить топор на криминальный элемент, и он не уважает даже своих коллег, выступающих на стороне закона, таких как поддерживающий Стива офицер по надзору за досрочно-освобождёнными». Далее он пишет: «Игра Хейдена делает его героя почти столь же угрожающим, как и те люди, которых он преследует,… при этом сценарий точно знает, где положить этому конец, а Де Тот даёт Хейдену возможность — как раз в правильный момент и абсолютно убедительно — раскрыть образ своего героя через единственное проявление гуманности» в финале картины.

Высоко была оценена и игра Нельсона. «Нью-Йорк таймс», в частности, написала: «Отставив в сторону свои танцевальные туфли, мистер Нельсон выдаёт свою самую лучшую игру на сегодняшний день в дебютной для себя драматической роли». Эдер также считает, что наряду с игрой Хэйдена, «в основе успеха фильма лежит также великолепная актёрская игра Нельсона в роли превратившегося в жертву совершенно невинного человека».

«Нью-Йорк таймс» также высоко оценивает игру и других актёров: "Мисс Кёрк также смотрится сильно, также как и Тед де Корсия, Чарльз Бучински, Джей Новелло и Джеймс Белл.. Эдер также отмечает игру Теда де Корсия, Чарльза Бучински (в будущем известного как Чарльз Бронсон) и Тимоти Кейри «в качестве лучшего трио тихо устрашающих социопатов, которые когда-либо украшали криминальный фильм крупной студии к тому времени».

Ссылки

• [www.imdb.com/title/tt0046878/?ref_=fn_al_tt_1 Волна преступности] на сайте IMDB
• [www.allmovie.com/movie/crime-wave-v88164 Волна преступности] на сайте Allmovie
• [www.tcm.com/tcmdb/title/71813/Crime-Wave/ Волна преступности] на сайте Turner Classic Movies
• [www.rottentomatoes.com/m/crime_wave/ Волна преступности] на сайте Rotten Tomatoes

Отрывок, характеризующий Волна преступности (фильм, 1954)

Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.