Вронченко, Михаил Павлович

Михаил Павлович Вронченко
Дата рождения	1802(1802)
Место рождения	Копысь
Дата смерти	14 (26) октября 1855(1855-10-26)
Место смерти	Харьков
Звание	Генерал-майор

Михаил Па́влович Вро́нченко (1802, Копысь, Могилёвская губерния Северо-Западного края Российской империи — 14 [26] октября 1855, Харьков) — генерал-майор, учёный и литератор, востоковед, географ и военный геодезист, кадровый разведчик Российской армии, прозаик и поэт-переводчик. Член-учредитель и активный деятель Русского географического общества. Его имя выгравировано на юбилейной медали «В память пятидесятилетия Корпуса военных топографов. 1872»

Биография

Сын священника, родился в 1802 году, предположительно в январе. Отец — протодьякон Павел Вронченко, из рода обедневшей украинской шляхты, переселившейся на белорусские земли.

Старший брат Фёдор Павлович Вронченко − граф, министр финансов Российской империи в 1844—1852 годах.

Михаил Вронченко учился в Могилёвской мужской гимназии и затем в Московском университете, но курса в нём не окончил; поступил в Училище колонновожатых и выпущен 29 января 1822 года в звании прапорщика (под порядковым общим № 101, в списке выпускников — под № 2) в свиту Его Величества по квартирмейстерской части. Первоначально оставлен при Училище как преподаватель. Отличный кавалерист, прекрасно владел холодным и огнестрельным оружием. В продолжение службы в российской армии, наряду со своим соотечественником генерал-лейтенантом Юзефом (Иосифом) Ходзько, стал одним из лучших военных геодезистов Российской империи за все время её существования.

Первые юношеские стихи на русском языке начал писать ещё пребывая в стенах Могилевской гимназии, однако как поэт позднее приобрел известность своими переводами из европейской литературы.

Во время пребывания в Вильно в 20-е годы XIX века познакомился с поэтом Адамом Мицкевичем, чье творчество оказало, по признанию самого Вронченко, сильное влияние на его жизнь и поэтическое творчество.

В 1823 году занимался топогеодезической съёмкой Литовско-Виленской губернии, а в 1824 году отправился в Дерпт, где слушал лекции в университете и сошёлся с Н. М. Языковым.

В 1828 году производил съёмку в Бессарабии и астрономические определения мест в Болгарии и Румелии. Во время Турецкой войны находился при армии.

В 1834—1836 годах по высочайшему поручению Их Императорского Величества русского царя Николая I под дипломатическим прикрытием осуществил разведывательную военно-географическую экспедицию во владения Оттоманской Порты в пределах полуострова Малая Азия. Лично определив инструментальными методами 100 астрономических пунктов, создал замечательное картографическое произведение — карту Малой Азии масштаба 1:840000. Результатом этой поездки помимо множества карт и планов, оставшихся неизданными, явился «Отчет», опубликованный в Депо геодезии, а позднее на его основе и книга «Обозрение Малой Азии в нынешнем её состоянии, составленное русским путешественником М.[ихаилом] В.[ронченко ]» — Санкт-Петербург: Типография К. Крайя, 1839—1840.

Ввиду высоких литературных и научно-географических достоинств этот труд был рекомендован профессором Дмитрием Перевозчиковым для изучения как блестящее страноведческое исследование. Во время экспедиции в Малую Азию перенес тяжелое заболевание малярией. В целом работы Вронченко позволили Русскому Генеральному штабу получить ценнейшие военно-географические сведения о будущем театре военных действий и издать серию военных карт на надежной астрономогеодезической основе и подробных военно-географических описаниях.

По окончании разведывательной деятельности в Турецкой империи Вронченко получил аудиенцию у императора Николая I, где в личной беседе дал обстоятельную оценку Турции как соседа России и её потенциального противника; по окончании аудиенции награждён и повышен в звании императором за особые заслуги «на благо Империи».

В 1837 году назначен членом комиссии об управлении Закавказским краем.

В 1843—1846 годах — председатель Комитета об образовании евреев.

В 1847 производил триангуляционные съёмки в в Рязанской, Орловской, Тамбовской и Воронежской губерниях.

В 1848 году ревизовал Демидовский юридический лицей.

В 1849 году производил триангуляционные съёмки в Новороссийском крае. Указанные топогеодезические съемки были признаны образцовыми как по организации работ, так и по их результатам.

Позднее триангуляционная сеть Кавказа, выполненная Юзефом Ходзько, была связана с триангуляционными сетями Михаила Вронченко, что принесло историческую славу белорусской геодезии.

В 1845 году стал одним из членов-учредителей Русского географического общества; его старший брат Федор, будучи министром финансов Российской империи с ведома императора Николая I выделил Географическому обществу 10 тысяч рублей серебром из государственной казны и передал в дар Обществу несколько книг географического содержания.

Блестящий лингвист; свободно владел 10 языками: белорусским, русским, польским, латинским, старо- и новогреческим, английским, немецким, французским и турецким языками. Осуществлял художественный поэтический и прозаический перевод литературных произведений с польского, английского, немецкого и французского языков. Впервые перевел с оригинала на русский язык произведение Вильяма Шекспира «Гамлет» и поэму соотечественника, великого белорусского поэта Адама Мицкевича «Дзяды».

Тяжело больной чахоткой, скончался в Харькове на руках молодой жены, до последних часов жизни шлифуя собственный поэтический перевод знаменитого монолога Гамлета «To be or not to be?» из одноименной драмы В. Шекспира.

В Викитеке есть статья об этом авторе — см. Михаил Павлович Вронченко

Литературная деятельность

Михаилу Вронченко принадлежат русские переводы трагедий Шекспира «Гамлет» (1828) и «Макбет» (1837), поэмы Байрона «Манфред» (1828), первой части «Фауста» Гёте (1844), «Дзяды» А. Мицкевича. Литературные поэтические переводы Вронченко знал и комментировал его современник А. С. Пушкин.

Рецензируя работу Вронченко над «Фаустом», Иван Сергеевич Тургенев отмечал:

Труд г. Вронченко достоин уважения и благодарности, хотя мы уже теперь принуждены сознаться, что его никак нельзя считать окончательным. Но только со времени появления этого перевода наша публика познакомится с «Фаустом» Гете. <…> труд г. Вронченко лишен именно того, что по справедливости нравится читателям, — лишен всякого поэтического колорита.

Тургенев также отметил ряд существенных смысловых ошибок в этом переводе.

Прозаическое произведение «Описание Турецкой империи в нынешнем её состоянии» — военно-географическое описание Малой Азии в пределах турецких владений — имело широкую популярность в России XIX веке и является образцом путевой описательной прозы в русском языке. Обладал хорошими лингвистическими способностями — свободно владел помимо родного белорусского, польским, русским, латынью, немецким, французским, английским, болгарским, старо- и новогреческим, турецким языками.

Литература

• Вронченко, Михаил Павлович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Жуков К. А. и Фетисенко О. Л. Русские, турки и греки в 1834 году (по материалам путевого дневника М. П. Вронченко «Записки русского путешественника в Малой Азии») // Межэтнические и межконфессиональные связи в русской литературе и фольклоре / Институт русской литературы | Пушкинский Дом | Российской академии наук. Санкт-Петербург, 2013. С. 200—214.
• Шостьин Н. А. Михаил Павлович Вронченко, военный геодезист и географ. — Москва: Геодезическое издательство, 1956. — 88 с.
• Кусов В. С. К 200-летию М. П. Вронченко // Геодезия и картография. — 2002. — № 3. — С. 41—46.
• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.

Ссылки

Биография М. П. Вронченко была напечатана А. В. Никитенко в «Журнале Министерства Народного Просвещения», 1868, № 10.

Отрывок, характеризующий Вронченко, Михаил Павлович

– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.