Гениш, Конрад

Конрад Гениш

Бе́нно Фриц Пауль Александр Конрад Ге́ниш (нем. Benno Fritz Paul Alexander Konrad Haenisch; 13 марта 1876, Грайфсвальд — 28 апреля 1925, Висбаден) — немецкий журналист и политик. Член Социал-демократической партии Германии.

Биография

В 1893 году Конрад Гениш был исключён из гимназии в Грайфсвальде за «социал-демократические происки» и помещён в неврологическую лечебницу. В 1894 году Гениш поступил учиться на книготорговца в Лейпциге и там вступил в контакт с социал-демократическими кругами. Узнав об этом, консервативная прусская семья Генишей, представители которой были государственными чиновниками и академиками, поместила Конрада на принудительное лечение в Бетельскую психбольницу в Билефельде. Гениш добился свободы только после вмешательства друзей.

В 1895—1898 годах Гениш работал в Лейпциге в газете Leipziger Volkszeitung, где познакомился с Александром Парвусом. Гениш активно работал в лейпцигском отделении СДПГ и написал свои первые работы для издававшегося Карлом Каутским теоретического журнала СДПГ «Новое время» (Die Neue Zeit).

В 1898 году Гениш некоторое время работал в Людвигсхафене в газете Pfälzische Post, которая принадлежала скорее к ревизионистскому, правому крылу СДПГ, и вскоре был уволен за его антиревизионистские позиции. В январе 1899 года Гених вернулся в Саксонию, в Дрезден, где входил в редакционную коллегию газеты Sächsische Arbeiterzeitung, печатного органа левых в СДПГ, где главным редактором незадолго до этого работала Роза Люксембург. В 1900 году Гениш переехал в Дортмунд и в течение пяти лети работал редактором газеты Rheinisch-Westfälische Arbeiterzeitung. Гениш живо интересовался культурной жизнью Дортмунда и занимался театральной критикой.

В 1905—1907 годах Гениш вновь находился в Лейпциге и писал для Leipziger Volkszeitung, главным редактором которой работал Франц Меринг. На этот период приходится его сотрудничество с Паулем Леншем. В 1907 году Гениш вернулся в Дортмунд в Rheinisch-Westfälische Arbeiterzeitung и активно выступал на стороне противников ревизионизма. Вместе с Розой Люксембург Гениш пропагандировал применение массовых стачек в политической борьбе.

В 1911 году Гениш переехал в столицу, где работал в правлении СДПГ в качестве руководителя центрального бюро по агитационной литературе и преподавал в рабочей школе. В 1913 году Гениш впервые участвовал в выборах в прусский ландтаг и оставался депутатом ландтага Пруссии от СДПГ до своей смерти в 1925 году.

В 1914 году после начала Первой мировой войны Гениш поначалу выступал против военных кредитов, но в октябре присоединился к партийному большинству. Вместе с Паулем Леншем и Генрихом Куновом он основал группу Ленша-Кунова-Гениша, которая пыталась с марксистских позиций обосновать позицию большинства в СДПГ. В 1915—1919 годах Гениш работал в издававшемся Парвусом журнале «Колокол» (Die Glocke).

В результате Ноябрьской революции Гениш был назначен министром по делам культов в первом социал-демократическом правительстве Пруссии. В 1922 году министр внутренних дел Северинг назначил Конрада Гениша главой правительства Висбадена. Гениш занимал этот пост до своей смерти в 1925 году. Во время французской оккупации Рура в 1923 году Гениш был выслан из французской зоны, но продолжал свою деятельность по налаживанию отношений с Францией. В 1921 году Конрад Гениш участвовал в работе Республиканского имперского союза, в 1924 году перешёл в Рейхсбаннер. Гениш являлся почётным доктором Франкфуртского университета имени Иоганна Вольфганга Гёте.

Конрад Гениш приходился двоюродным братом немецкому синологу Эриху Генишу. В 1901 году Конрад Гениш женился на Вильгельмине Бёллинг, дочери дортмундского слесаря. Дочь Генишей Эльза в 1938 году эмигрировала из Гамбурга в США с мужем-евреем, проживала во Флориде, в 1945 году получила американское гражданство. Сын Конрада Гениша Вальтер, филолог и коммунист, иммигрировал в СССР, где стал жертвой сталинских репрессий и был расстрелян в 1938 году на Бутовском полигоне. Сын Эрнст Гениш стал журналистом и работал в Баварии, сын Эберхард погиб во Вторую мировую войну. Младшего сына Конрада Гениша звали Гёц.

Сочинения

• Ferdinand Freiligrath: Wir sind die Kraft! Auswahl politischer und proletarischer Gedichte. Mit biographischen Skizze und erläuiterndem Nachwort von Konrad Haenisch. 3. Auflage. Gerisch, Dortmund 1910.
• Schiller und die Arbeiter. Anhang: 1. Schiller-Chronik, 2. Zur Schiller-Literatur (= Abhandlungen und Vorträge zur sozialistischen Bildung. Bd. 6). Kaden, Dresden 1912.
• Die Hetze auf die Arbeiterjugend. Aus den Reden des Landtagsabgeordneten Konrad Haenisch in den Sitzungen des Preußischen Abgeordnetenhauses am 11. und 12. Mai 1914. Ebert, Berlin 1914.
• Krieg und Sozialdemokratie. Drei Aufsätze. Auer, Hamburg 1915.
• Wo steht der Hauptfeind? Verlag der Internationalen Korrespondenz Baumeister, Berlin 1915.
• Deutsche Sozialdemokraten — Sozialdemokratische Deutsche. Rede (…) gehalten am 3. März 1915 (…). Landgraf, Chemnitz 1915.
• Der deutsche Arbeiter und sein Vaterland. Verlag der Internationalen Korrespondenz. Berlin-Karlshorst 1915.
• Sozialdemokratie und nationale Verteidigung. Buchhandlung Vorwärts, Berlin 1916.
• Die deutsche Sozialdemokratie in und nach dem Weltkriege. Mit einem Anhang: Zur Bibliographie der sozialistischen Kriegsliteratur (= Kriegspolitische Einzelschriften. Bd. 6/7). Schwetschke, Berlin 1916.
• Franz Klupsch: Die Judenhetze. Eine schwere Gafahr für den staatlichen und wirtschaftlichen Wiederaufbau Deutschlands. Mit einem Geleitbrief von Konrad Haenisch (Wirtschaft und Volk. Schriften zur Wiederaufrichtung Deutschlands und Genesung unseres Volkes. Hrsg. von der Deutschen Wirtschafts-Politischen Gesellschaft, Berlin). Berlin 1920.
• Staat und Hochschule. Ein Beitrag zur nationalen Erziehungsfrage. Verlag für Politik und Wirtschaft, Berlin 1920.
• Neue Bahnen der Kulturpolitik . Aus der Reformpraxis der deutschen Republik. Dietz, Berlin 1921.
• Gerhart Hauptmann und das deutsche Volk. Dietz, Berlin 1922.
• Лассаль. Человек и политик / Lassalle. Mensch und Politiker. Mit einem Bildnis Lassalles von Jakob Steinhardt und 10 Faksimile-Beilagen. Schneider, Berlin 1923.
• August Bebel. Schneider, Berlin 1923.
• Parvus. Ein Blatt der Erinnerung. Verlag für Sozialwissenschaft, Berlin 1925.
• Johann Plenge: In den Umsturztagen 1918/19. Aus meinem Briefwechsel mit Konrad Haenisch. Mit einem Brief an Philipp Scheidemann vom 8. November 1918. Bredt, Münster (um 1934).

Литература

• Wilhelm Stapel: Das geistige Deutschland und die Republik. Offener Brief an Konrad Hänisch. Hanseatische Verlags-Anstalt, Hamburg 1921.
• Walter Wittwer: Haenisch, Konrad. In: Geschichte der deutschen Arbeiterbewegung. Biographisches Lexikon. Dietz, Berlin 1970, S. 182 f.
• Robert Sigel: Die Lensch-Cunow-Haenisch-Gruppe (= Beiträge zu einer Geschichte Bayerns im Industriezeitalter. Bd. 14). Duncker und Humblot, Berlin 1976, ISBN 3-428-03648-4.
• Wolfgang Herber: Reformer preussischer Schulpolitik. Der Regierungspraesident Konrad Haenisch (1876—1925). In: Wiesbadener Kurier. Bd. 45 (1989), H. 197 vom 26./27. August 1989, WK-Magazin, S. 6.
• Matthias John: Konrad Haenisch (1876—1925). «und von Stund an ward er ein anderer» (BzG — kleine Reihe Biographien). 2., ergänzte Auflage. Trafo, Berlin 2003, ISBN 3-89626-471-0.
• Erich Weidner: Konrad Haenisch. Vom Greifswalder Gymnasiasten zum Kultusminister von Preußen. In: Heimathefte für Mecklenburg und Vorpommern. Bd. 15 (2005), H. 3, S. 14-18.
• Matthias John: Ausgewählte Briefe führender Sozialdemokraten an Konrad Haenisch und dessen Briefe an Dritte. Trafo, Berlin 2005, ISBN

3-89626-410-9.

• Heinz Dieter Tschörtner: Konrad Haenisch und Hauptmann. In: Gerhart-Hauptmann-Blätter. Bd. 11 (2009), H. 1, S. 7-10.

Отрывок, характеризующий Гениш, Конрад

– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.