Голицын, Фёдор Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Александрович Голицын

Художник О. Кипренский, 1833 год
Дата рождения:

16 августа 1805(1805-08-16)

Место рождения:

Санкт-Петербург

Подданство:

Российская империя Российская империя

Дата смерти:

26 июня 1848(1848-06-26) (42 года)

Место смерти:

Болонья

Князь Фёдор Александрович Голицын (16 августа 180526 июня 1848) — камер-юнкер, католик, писатель; правнук генерал-адмирала М. М. Голицына и барона А. Г. Строганова; брат библиофила М. А. Голицына.





Биография

Младший сын русского посланника в Риме князя Александра Михайловича Голицына (1772—1821) и любимой фрейлины императрицы Натальи Фёдоровны Шаховской (1779—1807). Первоначальное воспитание получил в Париже, где жил с отцом и братом. В 1821 году после смерти отца вместе с братом вернулся в Россию под опеку родного дяди князя С. М. Голицына. В 1823 году в звании камер-юнкера поступил на службу в Коллегию иностранных дел.

В 1833 году был отправлен в Рим, состоял «сверх штата» при русской миссии в чине коллежского асессора. В 1841 году в Италии он принял католичество и стал членом ордена иезуитов. В Риме Голицын, проживал в доме на виа Умильто, который получил от отца. Его гостями были цесаревич Александр Николаевич, во время своего путешествия по Европе, В. А. Жуковский, Н. В. Гоголь и А. И. Тургенев, называвший Голицына «добрым и рассеянным аристократом», а его стол первым в Италии[1].

В 1841 году Голицын был вызван в Россию, но по состоянию здоровья взял отпуск для лечения в Швейцарии. В 1842 году за невозвращение из отпуска был уволен от службы. Из Швейцарии Голицын переехал в Париж, где занялся религиозным просвещением солдат городского гарнизона. В 1844 году активная деятельность Голицына была запрещена французским правительством. 14 сентября 1845 года решением Государственного совета заочно лишен всех прав состояния и приговорен к каторжным работам «за невозвращение в отечество вопреки неоднократным вызовам правительства».

В 1847 году в Италии вступил волонтером в папскую армию. Участвуя в июне 1848 года в сражении под г. Тревизо, Голицын серьезно заболел и умер. Гравер Ф. И. Иордан в своих воспоминаниях рассказывал[2]:

Будучи слаб умом, но очень богат, князь пожертвовал большую часть своего богатства, чтобы освободить Италию от ига австрийцев... Итальянцы были рады увидеть в рядах своего войска русского князя. Эта весть разглашалась повсюду. Князь Голицын обещался мало того, что служить, но нести наравне с другими всю тягость военной службы. Он даже отправился пешком с войском, но, сделав несколько верст, захворал, и ему пришлось доехать в своем экипаже до Болоньи хворым, после чего он вскоре скончался.

Был похоронен в Болонье на кладбище картезианского монастыря как национальный герой Италии. В 1860 году там же был похоронен князь М. А. Голицын, памятники обоих братьев стоят рядом; на монументе князя Фёдора написано латинское изречение: «Он любил быть неизвестным».

Предки

Голицын, Фёдор Александрович — предки
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Михаил Андреевич Голицын
 
 
 
 
 
 
 
Михаил Михайлович Голицын
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Прасковья Никитична Кафтырёва
 
 
 
 
 
 
 
Михаил Михайлович Голицын
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Кирилл Алексеевич Нарышкин
 
 
 
 
 
 
 
Татьяна Кирилловна Нарышкина
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Анастасия Яковлевна Мышецкая
 
 
 
 
 
 
 
Александр Михайлович Голицын
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Григорий Дмитриевич Строганов
 
 
 
 
 
 
 
Александр Григорьевич Строганов
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Мария Яковлевна Новосильцева
 
 
 
 
 
 
 
Анна Александровна Строганова
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Василий Афанасьевич Дмитриев-Мамонов
 
 
 
 
 
 
 
Елена Васильевна Дмитриева-Мамонова
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
NN Грушецкая
 
 
 
 
 
 
 
Фёдор Александрович Голицын
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Пётр Иванович Шаховской
 
 
 
 
 
 
 
Яков Петрович Шаховской
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Ирина Яковлевна Пушкина
 
 
 
 
 
 
 
Фёдор Яковлевич Шаховской
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Алексей Путятин
 
 
 
 
 
 
 
Александра Алексеевна Путятина
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Наталья Фёдоровна Шаховская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
</center>

Напишите отзыв о статье "Голицын, Фёдор Александрович"

Примечания

  1. Остафьевский архив князей Вяземских. Том 3. ч.1. — СПб., 1899. — С. 261.
  2. Записки ректора Академии художеств Ф. И. Иордана.— М., 1918.— С. 278.

Литература

  • Н. Н. Голицын. Род князей Голицыных. — СПб., 1892. — С. 171—172, 332, 407.

Ссылки

  • [trojza.blogspot.ru/2013/03/blog-post_11.html Ф. А. Голицын]

Отрывок, характеризующий Голицын, Фёдор Александрович

Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»