Гомес де ла Серна, Рамон

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Гомес и Серна

Рамон Гомес де ла Серна
Род деятельности:	прозаик, драматург, эссеист

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Рамóн Гóмес де ла Сéрна (исп. Ramón Gómez de la Serna; 3 июля 1888, Мадрид — 13 января 1963, Буэнос-Айрес) — испанский писатель.

Биография

Сын юриста, окончил юридический факультет Мадридского университета. Целиком отдался журналистике и литературе. Представитель богемы, стал завсегдатаем шумного мадридского литературно-художественного кафе Помбо (где, среди прочих, с ним познакомился молодой Борхес, впрочем, тяготевший к кругу Кансиноса-Ассенса, конкурировавшему с кругом Гомеса де ла Серны). Активно печатался в прессе. В годы Республики принимал участие в деятельности Ассоциации интеллектуалов-антифашистов в защиту культуры. С августа 1936 года, когда он уехал на Международный конгресс ПЕН-клуба в Буэнос-Айрес, жил в столице Аргентины.

Творчество

Оказался связующим звеном между поколением 98 года и поколением 27 года. Представитель авангарда, был близок к сюрреализму. Работал практически во всех жанрах, кроме стихотворных: Борхес считал, что дон Рамон всю жизнь пишет одну вещь — Книгу всего на свете и много чего ещё. Ему принадлежат литературные манифесты, романы, новеллы, драмы, биографии писателей и художников (Лопе де Вега, Кеведо, Рёскин, Эдгар По, Оскар Уайльд, Валье-Инклан, Асорин, Колетт, Кокто, Эль Греко, Веласкес, Гойя, Солана, Пикассо и др.), портреты современников, автобиографические книги, многообразная и разнородная эссеистика. Ввёл в литературу жанр так называемых грегерий (исп. greguería) — кратчайшего высказывания, соединяющего меткую метафору с неизменным юмором (во Франции эти его сочинения переводил и пропагандировал Валери Ларбо). Постоянным «героем» Гомеса де Серны был Мадрид — от его центра до окраин, от Прадо до уличных цирков и рынков. Также ему принадлежат эссе о Париже, Неаполе, Лиссабоне. В аргентинский период написал книги о Буэнос-Айресе и танго.

Избранные произведения

• El concepto de la nueva literatura (1909)
• Utopia (1909, драма)
• El drama del palacio deshabitado (1909, драма)
• El Doctor inverosimil (1914, роман)
• El Rastro (1914)
• Greguerías (1917)
• El Circo (1917)
• Senos (1917)
• Muestrario (1918)
• Disparates (1921)
• La viuda blanca ya negra (1921, роман)
• La Sagrada cripta de Pombo (1924)
• Cinelandia (1925, роман)
• La mujer de ambar (1927, роман)
• Seis falsas novelas (1927, шесть коротких романов)
• El hijo surrealista (1930, роман)
• Ismos (1931)
• Flor de greguerías (1933)
• Ensayo sobre lo cursi (1934)
• Los muertos, las muertas y otros fantasmagorias (1935)
• Retratos contemporaneos (1941, портреты современников)
• Nuevos retratos contemporaneos (1945)
• Automoribundia (1948, автобиография)
• Cartas a las golondrinas (1949)
• Total de greguerías (1955)
• Cartas a mi mismo (1956)

Сводные издания

• Obras completas. Barcelona: Editorial AHR, 1956—1957

Публикации на русском языке

• Необыкновенный доктор. Л.: Гиз, 1927
• Киноландия. Л.: Гиз, 1927
• Избранное. М.: Художественная литература, 1983
• Эль Греко. Таллин: Кунст, 1990
• Дали. М.: АСТ; Астрель, 2006
• [magazines.russ.ru/inostran/2003/12/serna.html Новая теория сновидений]

Литература

• Gómez de la Serna G. Ramón; obra y vida. Madrid: Taurus, 1963
• Nicolás C. Ramón y la greguería: morfología de un género nuevo. Cáceres: Publicaciones Universidad de Extremadura, 1988
• McCulloch J.A. The dilemma of modernity: Ramón Gómez de la Serna and the Spanish modernist novel. New York: Peter Lang, 2007
• Борхес Х. Л. Собрание сочинений в 4-х томах. СПб: Амфора, 2005. Т.I, с.65-66; т. IV, с.343-344.

Ссылки

• [www.ramongomezdelaserna.net Официальный сайт]
• [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le2/le2-6032.htm Статья в Литературной энциклопедии, 1929] (рус.)

Отрывок, характеризующий Гомес де ла Серна, Рамон

– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.