Готлобер, Валентин Михайлович

Валентин Михайлович Готлобер
советский экономист, создатель уральской экономической школы
Дата рождения:	15 июня 1916(1916-06-15)
Место рождения:	Москва, Российская империя
Гражданство:	Российская империя Российская империя→ СССР СССР→ Россия Россия
Дата смерти:	1999(1999)
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Валенти́н Миха́йлович Готло́бер (15 июня 1916, Москва — 1999, Краснодар?) — известный советский экономист, считающийся создателем уральской экономической школы, начало которой было положено в 1948 г. открытием аспирантуры по подготовке научно-педагогических кадров для вузов Уральского региона при кафедре политической экономии Уральского университета. Организатор экономического образования на Урале после Великой Отечественной войны. Один из организаторов экономического факультета Уральского университета и первый его декан (1960—1967), а также инициатор и один из организаторов Свердловского института народного хозяйства (1967). Профессор Уральского государственного университета (1946—1967), профессор и ректор Свердловского института народного хозяйства (1967—1968), профессор и зав. кафедрой политэкономии (позже — экономической теории) Кубанского государственного университета (1970—1999?).

Биография

Довоенный и военный период

В. М. Готлобер родился в известной еврейской семье. Дед В. М. Готлобера — поэт, писатель и просветитель XIX века. Отец Михаил Абрамович Готлобер был профессиональным революционером, занимал ответственный пост в Наркомате юстиции, с 1924 занимался научно-педагогической деятельностью: был доцентом и профессором Политической академии, профессором политэкономии и деканом экономического факультета Северо-Кавказского университета (до смерти в 1930 г.).

В. М. Готлобер закончил семилетнюю школу, Северо-Кавказский электромонтажный техникум (1929—1931). В 1936 г. окончил с отличием Московский институт народного хозяйства им. Г. В. Плеханова. Научно-педагогическую деятельность начал в Ростовском государственном университете в 1938 г. В сентябре 1941 г. защитил кандидатскую диссертацию, а в октябре был призван в Красную армию и назначен комиссаром батальона 84-й отдельной морской стрелковой бригады. Во время войны участвовал в обороне Москвы, в боях под Старой Руссой, Орджоникидзе, Краснодаром, на Таманском полуострове.

Послевоенный уральский период

В. М. Готлобер демобилизовался в звании полковника в апреле 1946 г. и возглавил кафедру политической экономии Уральского университета. При его активном участии с 1948 г. в Уральском университете открывается аспирантура по экономическим специальностям, а в 1960 г. организуется экономический факультет. Активно способствуя начавшейся реформе А. Н. Косыгина, В. М. Готлобер выступил с предложением о создании на Урале нового экономического вуза. 26 марта 1966 г. было принято постановление Совета Министров СССР об организации Свердловского института народного хозяйства (СИНХ) Министерства высшего и среднего специального образования СССР, который начал свою деятельность 10 октября 1967 г. Первым ректором СИНХа приказом Министра высшего и среднего специального образования РСФСР от 3 июля 1967 г. был назначен В. М. Готлобер, проделавший огромную организационную работу по созданию нового вуза, определению его структуры и направления деятельности. В 1968 г. он оставил эту должность и переехал на Кубань.

Под руководством В. М. Готлобера, одной из первых в стране кафедра политической экономии УрГУ стала выполнять хоздоговорные работы по заказам промышленных предприятий. Характерной чертой научной работы преподавателей и аспирантов кафедры стала коллективная разработка актуальных проблем теории и практики развития народного хозяйства, вопросов совершенствования хозяйственного расчета, управления производством, стимулирования труда, развития аграрных отношений, научной организации труда и роста его производительности и т. д. На основе результатов проведенных бюджетных и хоздоговорных исследований было защищено 5 докторских и 110 кандидатских диссертаций, в том числе написанных под непосредственным руководством В. М. Готлобера — 70 диссертаций. Многие из его учеников в дальнейшем стали видными учёными, заведующими кафедрами, общественно-политическими деятелями. Среди них академик ВАСХНИЛ В. А. Тихонов, доктора экономических наук, профессора В. Д. Патрушев, А. В. Моисеев, В. И. Олигин-Нестеров, А. П. Кудряшов, В. Ф. Башмачников и др.

Известный уральский философ М. Н.Руткевич вспоминал позже, что после XXI съезда КПСС было принято решение о введении дополнительного предмета марксистского толка — теорию научного коммунизма. В специально созванном по этому поводу Всесоюзном совещании руководителей кафедр общественных наук в старом Кремлёвском дворце ярче всех выступил В. М. Готлобер, который «на пальцах» доказал ненужность введения этого предмета, повторяющего куски из политэкономии социализма, истории партии и исторического материализма. Ему дружно похлопали в зале, но новый курс все равно ввели.

Научные достижения и человеческие качества

В. М. Готлобер отличался пытливым и острым умом, энциклопедическим знанием экономической теории, чутьем и исключительной интуицией в решении насущных научных проблем, неиссякаемой кипучей энергией, педагогическим и лекторским мастерством, покорявшим любую аудиторию. Ему были присущи такие человеческие качества, как личное обаяние, внимательность, доступность, простота и подлинный демократизм в общении с людьми, умение сплотить их, остроумие и юмор. Он пользовался безграничным уважением и любовью тех, кто близко знал его.

После его отъезда на Кубань осталось огромное количество легенд о его деятельности в Свердловске, а его остроты цитировались очень долгое время.

21 апреля 2008 г. вновь открытой аудитории 232 на Экономическом факультете Уральского университета было присовено имя Валентина Михайловича Готлобера.

Награды

За участие в Великой Отечественной войне награждён орденами и медалями.

• Орден Красной Звезды (07.05.1943)
• Орден Отечественной войны I (23.05.1945) и дважды II степени (23.10.1944 и 06.04.1985)
• Медаль «За отвагу» (24.03.1943)
• Медаль «За оборону Москвы»
• Медаль «За оборону Кавказа»
• Медаль «За победу над Германией»

Публикации

• Пути ускорения оборота рубля: (Оборотные средства предприятия и пути их оборачиваемости). — Свердловск, 1949;
• Хозяйственный расчёт как экономическая категория и социалистический метод хозяйствования. — Свердловск, 1958;
• Экономическая эффективность внедрения новой техники. — М., 1958 (в соавторстве);
• Вопросы теории хозрасчета. — Братислава, 1961 (чешск.);
• Социалистическое соревнование и передовой опыт в лёгкой промышленности: (На прим. текстил. предприятий Краснодар. края). — М.: Лег. и пищ. пром-сть, 1981. — 119 с. (в соавт. с В. С. Демченковым);
• Экономика безотходного производства: Опыт работы предприятий пищ. пром-сти Краснодар. края. — М.: Агропромиздат, 1986. — 77,[2] с. (в соавт. с В. С. Демченковым, С. Н. Труниным);
• Социально-экономические проблемы развивающихся стран: Учеб. пособие. — Краснодар: КубГУ, 1988. — 107,[2] с. (в соавт. с Ю. В. Филипповым, Н. В. Остапенко);
• Народные университеты в системе непрерывного образования трудящихся: Из опыта работы Краснодар. краев. нар. ун-та экон. культуры. — М.: Общество "Знание" РСФСР, 1989. — 39,[1] с.
• Бригадные формы организации и стимулирования труда: опыт, задачи и перспективы развития / Отв. ред. А. И. Бакурский. — Ростов н/Д: Изд-во Рост. ун-та, 1989. — 96 с. — ISBN 5-7507-0073-9 (в соавт.).

Источники

• Уральский государственный университет в биографиях. 2-е изд., перераб. / Отв. ред. М. Е. Главацкий, Е. А. Памятных. — Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2000.
• Уральский государственный экономический университет в биографиях / Под ред. В. М. Камышова, В. М. Куликова; Авт. и сост. В. М. Куликов, А. П. Воропай. — Екатеринбург: Изд-во Урал. гос. экон. ун-та, 2001.
• Пчёлкина А. В., Шульга Н. С., Бланк Т. В. Первый ректор СИНХа В. М. Готлобер (1916−1999) // Конкурентоспособность территорий и предприятий меняющейся России: Материалы Х Всероссийского форума молодых учёных и студентов / Отв. за выпуск В. П. Иваницкий: В 4 ч. — Екатеринбург: Изд-во Урал. гос. экон. ун-та, 2007. — Ч. 2. — С. 192−194.
• Реализованные проекты [Эл. ресурс] // [www.econ.usu.ru/patterns/page.php?id=204 Сайт экономического факультета УрГУ].

Отрывок, характеризующий Готлобер, Валентин Михайлович

Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.