Гутман, Теодор Давидович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Теодор Давидович Гутман
Основная информация
Дата рождения

11 ноября 1905(1905-11-11)

Место рождения

Киев

Дата смерти

1 ноября 1995(1995-11-01) (89 лет)

Место смерти

Москва, Россия

Профессии

пианист

Инструменты

фортепиано

Награды

Теодор Давидович Гутман (19051995) — советский пианист, заслуженный деятель искусств РСФСР (1991), профессор Московской консерватории, Музыкально-педагогического института им. Гнесиных.





Биография

Теодор Давидович Гутман[1] родился 11 ноября 1905 года в Киеве. Отец Теодора Давидовича, пианист, работал в Киевском оперном театре. Поэтому все детские музыкальные впечатления Теодора были связаны с этим музыкальным жанром.

Первым учителем для него стал отец, который умер в 1918 году. Мальчику приходится готовиться к поступлению в консерваторию под руководством учеников отца. В то время там работали Генрих Нейгауз, Феликс Блуменфельд, Болеслав Яворский, учился Владимир Горовиц. Общение и дружба с этими великими музыкантами очень повлияли на развитие личности Гутмана. Первые два года он учился в классе Юзефа Турчинского, затем у Генриха Нейгауза.

С 1924 по 1926 годы Гутман работает преподавателем в консерватории.

В 1926 году музыкант поступает в класс Нейгауза и переезжает в Москву. Спустя 5 лет он оканчивает Московскую консерваторию с золотой медалью, и становится ассистентом в классе Нейгауза. Пианист довольно много концертирует по всей стране как сольно, так и в составе трио: со скрипачом М. Затуловским, виолончелистом Г. Цомыком. Одновременно он работает на Всесоюзном радио.

В 1932 году Гутман становится лауреатом II Международного конкурса имени Шопена в Варшаве, а через год получает третью премию на I Всесоюзном конкурсе пианистов в Москве. Завоевав эти престижные награды, он постепенно входит в ряды ведущих музыкантов всего Советского Союза.

Он преподает не только в консерватории, но и в музыкальном училище при консерватории. А в возрасте 36 лет получает звание профессора.

В 1930-1943 годы преподавал в Московской консерватории (с 1942 года профессор).

В годы Великой Отечественной Войны Гутман вместе со своими учениками был эвакуирован в Пензу, а после своего возвращения он не был приглашен опять работать в Московской консерватории. Это было тяжелым ударом для музыканта. Немного позже он получает приглашение от Е.Ф. Гнесиной преподавать в Музыкально-педагогическом институте им. Гнесиных. С 1944 года он - профессор Музыкально-педагогического института им. Гнесиных.

С 1958 по 1972 годы он заведует кафедрой специального фортепиано.

Своим ученикам Гутман стремился открыть красоту музыкального мира в его многообразии, научиться смотреть на мир с восторгом и удивлением, пытался воспитать в них чувство прекрасного, а затем все эти ощущения воплотить в своей игре. — Вот эти из некоторых основ знаменитой школы Т. Гутмана.

Все своё время Гутман отдавал педагогике, которая заняла основное место в его жизни. Он почти не концертировал, лишь изредка на концертах, посвященным юбилейным датам. Последние концерты музыканта состоялись в 1994 году, на вечерах памяти Нейгауза и Гнесиной. Скончался Гутман 14 февраля 1995 года. Похоронен на Введенском кладбище Москвы[2].

Теодор Гутман был артистом серьёзной, глубокой мысли, зрелого мастерства, большого динамического диапазона. Осталось очень мало записей его выступлений[3]. В 1999 году японская фирма «Denon» выпустила два компакт-диска с выступлениями пианиста. Туда вошли сочинения Шопена, Шумана, Мендельсона, Брамса, Мясковского, Аренского. В России до сих пор не выпущено ни одной его записи.

« Отличительной особенностью игры Гутмана является тщательность, законченность интерпретации. В его игре нет промахов, недоделанных эпизодов, досадных небрежностей… Ему не свойственна внешняя самоуверенность, а тем более самодовольство. Его тон полнозвучен, всегда мягок, приятен. За его игрой чувствуется большая человеческая доброта. »

А. Альшванг «Генрих Нейгауз и его школа» (1938 г.)

В 2005 году в Москве прошел фестиваль, посвященный столетию этого выдающегося педагога и музыканта[4]. На него съехались его ученики, знаменитые сейчас во всем мире.

Ученики

Среди его учеников были будущие знаменитые пианисты, педагоги школ и институтов, профессора, лауреаты всероссийских и международных конкурсов - В. Монастырский, В. Тропп, М.В.Юзефович, Н.В.Юзефович, С. Почекин, Н. Груберт, И. Беркович, А. Скрипай, В. Зверева, И. Лавров, С. Сенков, И. Бриль, Л. Чижик, М. Андрианов, А. Майкапар, Ф. Готлиб, И. Фридман и многие другие.

Премии, награды

Лауреат Международного конкурса им. Ф.Шопена (восьмая премия), Варшава, 1932[5]

Третья премия на Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей, Москва, 1933.

Заслуженный деятель искусств РСФСР (1991).

Напишите отзыв о статье "Гутман, Теодор Давидович"

Ссылки

  • www.allpianists.ru/gutman-t.html
  • www.21israel-music.com/Monastyrsky_Gutman.htm

Примечания

  1. img-fotki.yandex.ru/get/6404/36256508.1e/0_634c4_bfcaf5b6_orig
  2. img-fotki.yandex.ru/get/6405/36256508.1e/0_63398_d56bccca_orig
  3. [classic-online.ru/ru/production/501 Баллада №2 фа мажор, Op. 38 - Шопен Фредерик Францишек (Frederic Chopin) - слушать онлайн, скачать бесплатно mp3, ноты]
  4. [www.forumklassika.ru/archive/index.php/t-4676.html Фестиваль к 100-летию со дня рождения Т.Д.ГУТМАНА [Архив] - ForumKlassika.Ru]
  5. img-fotki.yandex.ru/get/6603/36256508.1e/0_6353c_8df169bc_orig

Отрывок, характеризующий Гутман, Теодор Давидович

На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.