Джамбакуриан-Орбелиани, Григорий Дмитриевич

Григорий Дмитриевич Джамбакуриан-Орбелиани
генерал-адъютант Григорий Дмитриевич Джамбакуриан-Орбелиани
Дата рождения	2 октября 1804(1804-10-02)
Место рождения	Тифлис, Российская империя
Дата смерти	21 марта 1883(1883-03-21) (78 лет)
Место смерти	Тифлис, Российская империя
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	пехота
Звание	генерал от инфантерии
Командовал	Апшеронский пехотный полк, 1-я бригада 21-й пехотной дивизии
Сражения/войны	Кавказская война, Русско-персидская война 1826—1828, Русско-турецкая война 1828—1829
Награды и премии	Орден Святой Анны 4-й ст. (1827) Орден Святого Владимира 4-й ст. (1829) Орден Святого Станислава 2-й ст. (1842) Орден Святой Анны 2-й ст. (1846) Орден Святого Владимира 3-й ст. (1847) Орден Святого Станислава 1-й ст. (1849) Орден Святой Анны 1-й ст. (1851) Орден Святого Георгия 4-й ст. (1854) Орден Святого Владимира 2-й ст. (1856) Орден Белого Орла (1859) Орден Святого Александра Невского (1861) Орден Святого Андрея Первозванного (1871) Орден Святого Владимира 1-й ст. (1879)

Григо́рий Дми́триевич (Григо́л Зура́бович) Джамбакуриан-Орбелиа́ни (2 октября 1804 — 21 марта 1883) — русский генерал, один из выдающихся деятелей Кавказской войны. Один из крупнейших грузинских поэтов.

Биография

Родился 2 октября 1804 года в Тифлисе, происходил из грузинского княжеского рода. Сын князя Дмитрия Николаевича Орбелиани (1766—1827), начальника тифлисской таможни.

Окончил Благородное училище в Тифлисе и 21 ноября 1816 года поступил на военную службу юнкером в 21-ю артиллерийскую бригаду. 11 марта 1817 г. произведён в портупей-юнкеры и 29 сентября 1820 г. был переведён с переименованием в портупей-прапорщики в Грузинский гренадерский полк. Весной 1822 года участвовал в экспедиции для подавления выступления джарцев.

Произведённый 19 августа 1825 г. в подпоручики, Джамбакуриан-Орбелиани в составе своего полка участвовал в войне с Персией и находился в отряде генерал-майора графа И. И. Симонича, прикрывал отступление войск к Тифлису и принимал участие в бою у Наусского поста. В сентябре 1826 был под началом князя В. Г. Мадатова в сражении с персами при Шамхоре, в октябре-ноябре — в экспедиции за р. Аракс. В 1827 г. следовал в авангарде К. Х. Бенкендорфа до Эчмиадзина и затем принимал, находясь в отряде барона А. А. Фредерикса, участие в осаде Эривани, во время которой был командирован к генерал-лейтенанту графу П. П. Сухтелену и был при взятии Сардар-Абада. Вернувшись к осадному корпусу под Эривань принял участие во взятии последней. За отличие во время персидской кампании он был награждён 27 января 1827 г.орденом св. Анны 4-й степени и 12 января 1828 г. произведён в поручики.

По заключении мира с Персией началась война с Турцией. При осаде Карса Джамбакуриан-Орбелиани был в штурмовой колонне Н. Н. Мурваьёва и среди первых поднялся на верки крепости. После взятия Карса, по-прежнему находясь под началом Н. Н. Муравьёва, участвовал в рекогносцировке и взятии Ахалкалаки. Затем был под началом барона Д. Е. Остен-Сакена и штурмовал крепости Гертвис и Ахалцихе; за особое отличие при штурме Ахалцихе 21 апреля 1829 г. он был награждён орденом св. Владимира 4-й степени с бантом.

По окончании военных действий Джамбакуриан-Орбелиани недолго состоял при военно-пограничном начальнике Кахетии князе А. Г. Чавчавадзе и был командирован к князю И. Ф. Паскевичу, под началом которого принял участие в экспедиции против джарских и белоканских аварцев и разрушении аула Закаталы.

Активный участник заговора грузинского дворянства 1832 года. После раскрытия заговора был приговорен к ссылке на три года. После ссылки был переведён на службу сперва в Образцовый, а потом — в Невский пехотный полк; 8 сентября 1836 г. произведён в штабс-капитаны.

На Кавказ Джабмакуриан-Орбелиани вернулся лишь в 1838 г., где снова был определён в Грузинский гренадерский полк. В кампанию 1839 г. был в экспедиции генерал-майора А. М. Симборского в Шекинской провинции и за отличие 18 января 1840 г. получил чин капитана. В этом же году был в походе под началом князя И. М. Андроникова. 25 июня за отличие против горцев был произведён в майоры и в осенней кампании находился в отряде князя М. З. Аругтинского-Долгорукого под Озургетами. В 1844 г. был командирован в 5-й пехотный корпус и под началом генерала от инфантерии А. Н. Лидерса был в многочисленных стычках с горцами. С мая 1844 по июнь 1847 гг. состоял при генерал-майоре Шамхал-Тарковском и неоднократно был с особыми поручениями командирован в боевые отряды к генерал-майорам М. Ф. Кудашеву и И. М. Лабынцеву. 8 июля 1844 г. получил чин подполковника и 14 января 1846 г. — полковника.

В кампанию 1847 г. Джамбакуриан-Орбелиани участвовал в штурме Гергебиля и с 14 июля он командовал Апшеронским пехотным полком. В 1848 г. князь Арутинский-Долгоруков повторно штурмовал Гергебель, Апшеронский полк в этой экспедиции сыграл одну из ведущих ролей и за боевые отличия Джамбакуриан-Орбелиани был произведён 6 декабря 1848 г. в генерал-майоры. 9 марта 1850 г. он был назначен командиром 1-й бригады 21-й пехотной дивизии а с конца 1851 г. управлял Джаро-Белоканской областью и был начальником Лезгинской линии.

В 1853 г., располагая всего 7 батальонами пехоты, 5 сотнями и 6 горными орудиями, Джамбакуриан-Орбелиани рядом искусных мер и энергичных действий отразил скопища Шамиля, вторгшиеся в Джаро-Белоканскую область, освободил осаждённую ими крепость Закаталы и нанес горцам ряд поражений: у Закатал (25 августа), у с. Балакан (27 августа) и у с. Чардахлы (2 сентября). 3 октября этого же года за отличие Джамбакуриан-Орбелиани был произведён в генерал-лейтенанты и 4 апреля 1855 г. назначен командующим войсками в Прикаспийском крае, 10 ноября 1857 г. — пожалован в генерал-адъютанты к Его Императорскому Величеству, а в 1859 г. был назначен председателем совета при наместнике Его Императорского Величества на Кавказе. С тех пор имя Джамбакуриан-Орбелиани было тесно связано с установлением нового гражданского порядка в Закавказье (как сказано в Высочайшем рескрипте, данном князю в 1871 г.). В 1860 г. он был назначен Тифлисским генерал-губернатором, 30 августа 1862 г. произведён в генералы от инфантерии, 28 октября 1866 г. был назначен членом Государственного совета, а 21 сентября 1871 г. награждён орденом св. Андрея Первозванного.

Среди прочих наград имел золотую шашку с алмазами и надписью «За храбрость» (1 октября 1857 г.) и ордена св. Станислава 2-й степени (8 мая 1842 г., за кампанию 1840 г.), св. Анны 2-й степени (20 февраля 1846 г., императорская корона к этому ордену пожалована 3 марта 1848 г.), св. Владимира 3-й степени (25 марта 1847 г.), св. Станислава 1-й степени (1 сентября 1849 г.), св. Анны 1-й степени (18 июля 1851 г., за постройку укрепления Лучекское; императорская корона пожалована 21 марта 1853 г.), св. Георгия 4-й степени (26 ноября 1854 г., за выслугу 25 лет в офицерских чинах), св. Владимира 2-й степени (10 сентября 1856 г.), Белого Орла (8 сентября 1859 г.), св. Александра Невского (сентябрь 1861 г., алмазные знаки получил 20 июля 1864 г.), св. Владимира 1-й степени (1 января 1879 г., «во внимание к важным заслугам и полезному его содействию во всех мероприятиях по устройству населения Кавказского и Закавказского края»).

Умер 21 марта 1883 года в Тифлисе, похоронен в Кашветской Георгиевской церкви.

Творчество

Джамбакуриан-Орбелиани был одним из лучших грузинских поэтов XIX века. «Он написал немного, но многое», — как говорили римляне. Его стихи отдельным изданием были напечатаны только в советское время: в Тбилиси в 1939 и 1947 гг. и в Москве в 1949 г.

В своем поэтическом творчестве Григорий Орбелиани часто обращался к теме патриотизма, воспевая прошлое Грузии, и идеализируя его (например «Заздравный тост», или «Пир после Ереванской битвы»). Патриотическая тема сливается в этом произведении с темами возвышенной любви и дружбы. Его произведения проникнуты светлым, оптимистическим восприятием мира. Фрагмент его стихов включён в современный Гимн Грузии.

Известны его переводы на грузинский язык произведений А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, И. А. Крылова. Также он перевел «Исповедь Наливайки» К.Ф Рылеева. С 11 января 1852 г. он был действительным членом Кавказского отделения Русского географического общества и с 1867 г. — почетным президентом Грузинского дворянского банка.

Источники

• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
• Милорадович Г. А. Список лиц свиты их величеств с царствования императора Петра I по 1886 г. СПб., 1886
• Шилов Д. Н., Кузьмин Ю. А. Члены Государственного совета Российской империи. 1801—1906: Биобиблиографический справочник. СПб., 2007

Отрывок, характеризующий Джамбакуриан-Орбелиани, Григорий Дмитриевич

В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.