Дионисий (Хитров)
Епископ Дионисий<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 12 декабря 1883 — 8 сентября 1896 | ||
| Предшественник: | Никанор (Бровкович) | |
| Преемник: | Иустин (Полянский) | |
| ||
| 12 января 1870 — 12 декабря 1883 | ||
| Предшественник: | он сам как викарный епископ Якурский | |
| Преемник: | Иаков (Домский) | |
| ||
| 9 февраля 1868 — 12 ноября 1870 | ||
| Предшественник: | Петр (Екатериновский) | |
| Преемник: | он сам как епископ Якутский | |
| Имя при рождении: | Дмитрий Алексеевич Хитров | |
Епи́скоп Диони́сий (в миру Дмитрий Васильевич Хитров; 22 октября 1818, Хитрово, Данковский уезд, Рязанская губерния — 8 (20) сентября 1896, Москва) — епископ Русской православной церкви, епископ Уфимский и Мензелинский. Миссионер, переводчик священного писания и богослужебных текстов на якутский язык[1].
Содержание
Биография
Родился 22 октября 1818 года в бедной и многодетной семье пономаря села Хитрово Данковского уезда Рязанской губернии. В раннем возрасте он осиротел и остался без каких-либо средств к существованию[2].
С 6 лет обучался грамоте в доме священника Тимофея Венцева, затем у дворовых людей. В сентябре 1828 года поступил в Данковское духовное училище, где получил фамилию Хитров от названия родного села. В 1832 году осиротел, умер и старший брат, у которого жил Дмитрий Хитров во время учебы.
В августе 1834 года, сдав экзамен «с похвалой», был переведен в Рязанскую духовную семинарию, которую окончил в 1840 году по первому разряду. В том же году указом Святейшего Синода в числе 10 лучших воспитанников семинарии был направлен на миссионерское служение в Иркутскую епархию.
Вступил в брак и 22 января 1841 года вместе с супругой отправился в Сибирь. 16 марта 1841 года Дмитрий Васильевич Хитров был рукоположен в сан диакона, а 6 апреля того же года — во священника Преображенской церкви города Якутска[2], после чего пятнадцать лет (1841—1858) состоял миссионером, проповедуя среди инородцев.
Возведённый в сан протоиерея, с 1856 года занимал должности: смотрителя Якутского духовного училища и ректора Якутской семинарии, продолжая вместе с тем прежнюю миссионерскую деятельность до 1867 года.
Овдовел. Архиепископ Иннокентий (Вениаминов) в письме графу А. Н. Муравьёву от 31 января 1857 года писал, что «лучшего для Якутской епархии и не найти».
3 июля 1867 года указом Святейшего Синода был назначен викарием Камчатской епархии. После этого был пострижен в монашество с именем Дионисий (точная дата не установлена).
9 февраля 1868 года в в Благовещенске-на-Амуре был хиротонисан в епископа Якутского, викария Камчатской епархии[2]. Хиротонию возглавил святитель Иннокентий (Вениаминов)[3].
В состав Камчасткой епархии входили на тот момент материковые области Империи Дальнего Востока и Аляска с островами. По этой причине формально являясь викарием, фактически был самостоятельным архиереем, который решали все вопросы, связанные с повседневной церковной жизнью: рукоположение священнослужителей, церковный суд, объезд приходов, надзор за жизнью своих прихожан[3].
С 12 января 1869 года, по образовании отдельной Якутской кафедры, состоял самостоятельным епископом.
многократно предпринимал продолжительные и опасные миссионерские путешествия по своей обширной епархии, проповедуя миру Евангелие, утверждая новообращенных в истинах веры, благоустраивая свою паству в духовно-нравственном отношении. Он обращал в православие десятки тысяч людей, строил храмы, школы, устраивал церковную жизнь[2].
Самым важным памятником миссионерской деятельности епископа Дионисия является составление якутской азбуки и грамматики, а также перевод на якутский язык и издание Нового Завета, Книги Бытия, Псалтири, Служебника, Требника, Каноника, Часослова и целого ряда произведений религиозной литературы[2].
За свои многолетние труды в 1881 году был избран в почётные члены Казанской Духовной Академии.
12 декабря 1883 года переведён на Уфимскую епископскую кафедру, где и находился почти до самой смерти.
Скончался 8 сентября 1896 года в Москве, куда прибыл на лечение[2]. Погребён под соборным храмом московского Покровского миссионерского монастыря.
Публикации
- «Евангелие от Марка, на якутском языке». М., 1848.
- «Описание Жиганского улуса» // Западно-Сибирское отделение РГО. 1856. Кн. 1;
- Обозрение церквей Уфимской епархии его преосвященным Дионисием, еп. Уфимским и Мензелинским // Уфимские Епархиальные Ведомости. 1889. № 17. С. 529—545; № 18. С. 562—577; № 19. С. 607—622; № 20. С. 651—658; № 21. С. 684—688; № 22. С. 718—726; № 23. С. 743—754; № 24. С. 786—795; 1890. № 1. С. 13-20; № 2. С. 62-68; № 3. С. 95-102; № 4. С. 131—137; № 5. С. 174—178; № 6. С. 200—206; № 7. С. 235—241; № 8. С. 283—293; № 9. С. 334—356;
- «Краткая грамматика якутского языка». М., 1858.
- Преосвященный Дионисий, еп. Уфимский и Мензелинский: (Автобиогр.) // Прибавление к Церковным Ведомостям 1900. № 14. С. 575—728;
- Путевой журнал священника приходных церквей г. Якутска Д. В. Хитрова за 1849—1854 гг.: Мат-лы к биогр. преосв. Дионисия, еп. Уфимского и Мензелинского // Уфимские ЕВ. 1903. № 1. С. 31-40; № 2. С. 126—132; № 3. С. 188—197; № 4. С. 247—254; № 5. С. 304—312; № 6. С. 396—403; № 7. С. 463—468; № 8. С. 521—525; № 9. С. 609—613; № 10. С. 650—660; № 11. С. 727—738; № 13. С. 866—876; № 14. С. 966—973; № 15. С. 1024—1031; № 16. С. 1092—1105; № 17. С. 1166—1174; № 18. С. 1227—1235; № 19. С. 1325—1335; № 20. С. 1372—1383; № 21. С. 1442—1449; № 22. С. 1566—1573; № 23. С. 1644—1652;
- Письма Владыки к брату, священнику с. Воейкова, Рязанской епархии, о. Г. В. Хитрову, и племяннику, свящ. с. Жерновков, той же епархии, о. И. Г. Хитрову: Материалы к биогр. преосв. Дионисия, еп. Уфимского и Мезелинского // Там же. 1904. № 5. С. 302—307; № 6. С. 375—380; № 7. С. 443—448; № 8. С. 509—515; № 9. С. 567—571; № 10. С. 640—645; № 11. С. 755—759;
- Письма Владыки к секретарю своему П. М. Некрасову [из Санкт-Петербурга, 1887—1888]: Материалы к биографии преосв. Дионисия, еп. Уфимского и Мезелинского // Там же. 1904. № 22. С. 1515—1520; № 23. С. 1576—1581.
Напишите отзыв о статье "Дионисий (Хитров)"
Литература
- «Иркутские Епархиальные Ведомости», 1884, № 5 и 6.
- «Церковные Ведомости», 1891, № 16, 17; 1896, № 37, 46.
- «Исторический Вестник», 1896, кн. 10, с. 352—353.
- «Русское Слово», 1896, № 244.
- «Московские Церковные Ведомости», 1896, № 38.
- Некролог. «Московские Ведомости», 1896 № 249.
- «Московские Ведомости», 1901, № 360.
- Титов А. Миссионерская деятельность преосвященных Нила Исаковича и Дионисия Хитрова. (М., 1910).
- Прот. Борис Пивоваров, И. А. Маякова [www.pravenc.ru/text/178415.html ДИОНИСИЙ] // Православная энциклопедия. Том XV. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2007. — С. 299-302. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-026-4
Примечания
- ↑ admdankov.ru/documents/otdely/turizm/tipologia.doc
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [dankov48.ru/nash-dankov/znamenitye-lyudi.html Знаменитые люди Данкова] // Данковский городской информационный портал «dankov48»
- ↑ 1 2 иером. Ефрем (Пашков), [www.bogoslov.ru/text/2962727.html «Канонические и правовые основания деятельности викарного епископа в Русской Церкви в XVII — начале XX века»] // bogoslov.ru, 19 ноября 2012
Ссылки
- [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_6659 Дионисий (Хитров)] на сайте «Русское православие»
Отрывок, характеризующий Дионисий (Хитров)
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.
Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.
Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
