Мензоберранзан

Мензоберранзан (англ. Menzoberranzan) — город эльфов-дроу в вымышленной вселенной Забытых Королевств. Находится глубоко в Подземье на северо-западе Фаэруна.

Мензоберранзан — самый известный город дроу, благодаря тому, что является ареной действия романов Роберта Сальваторе, Элейн Каннингем, нескольких компьютерных игр и многих других произведений по Забытым Королевствам.

Мензоберранзан — небольшой стандартный город дроу, там живёт только 20 тысяч дроу и сотни тысяч рабов разных рас. Он заполняет огромную пещеру, прежде служившую логовищем гигантского паука. Гномье название Мензоберранзана — Араурилкаурак (буквально «Пещера большого столба»), из-за большого естественного столба-скалы в его центре, который присоединен к верхнему этажу и уходит в глубокую шахту.

История

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Уход из Голотэра

Пять тысяч лет назад город был основан высшей жрицей Ллоc по имени Мензоберра Безродная, названной так потому, что она не имела ни одного выжившего родственника. Мензоберра бежала из большого города дроу Голотэра, разрушаемого гражданской войной между последователями Ллоc и поклонниками Гонадора. Жрицы натравливали на врага пауков или погребали их под гигантскими валунами, маги творили заклинания, призывающие гигантских пурпурных червей, пожирающих армии, обрушивающие огромные сталактиты с потолка пещеры на лежащие внизу здания, открывающие трещины в толще скал, которые поглощали воинов дроу вместе с их крепостями. Повсюду в Голотэре была смерть и разрушение безо всякой надежды на благополучный исход.

Гордая и могущественная жрица Ллоc, Мензоберра, единственная из своих сестер-жриц уклонилась от боя. Она собрала семь семей, богатых и сильных, и сказала им, — «Следуя воле Ллоc, да будет основан новый, верный Ллоc город!»

Оставив разрушенный войной Голотэр, отряд Мензоберры двинулся в неизвестное, доверив Ллоc руководить ими. Они долгое время путешествовали по Подземью, отбивая атаки многих чудовищ, преодолевая опасности водопадов, обвалов, каменных оползней и вездесущего мрака.

Всякий раз, когда отряд, казалось, терял дорогу, или был готов погибнуть от голода или рук врага, Ллот посылала им помощь: множество добычи, такой как гигантские летучие мыши, которых легко подстрелить, или паука, выводящего их тайным путём из безводного тупика, или своевременный обвал, засыпающий иллитидов, готовых настигнуть дроу.

При всей помощи Ллоc, дорога была длинной и трудной, и ни один из отряда Мензоберры не нашёл бы дороги назад, к разрушенному Голотэру, даже если бы пожелал этого.

Топоры дворфов

Несколько раз блуждающие по пещерам дроу, находившие правильным способ, которым Мензоберра отыскивала дорогу, следуя за видениями, что посылала ей Паучья Королева, встречали и побеждали небольшие отряды свирфнеблинов и дворфов.

Затем они прибыли в пещеры, принадлежащие Клану Чёрного Топора, богатые железом, но бдительно охраняемые дворфами. Стражи клана отступили, считая силы дроу слишком значительными, и послали сообщения старейшинам.

Горстка героев вызвалась задержать дроу в маленькой пещере, известной как Пещера Расколотых Голов, в то время как за стеной их щитов весь клан бежал. У дворфов не было ничего, кроме топоров и храбрости против вооружённых мощными заклинаниями и превосходящих их числом дроу, но почти половина отряда Мензоберры пала от их руки, в то время как дворфы погибали один за другим, борясь до последнего. «Храбрые Бороды», как впоследствии называли их дроу.

Последний из дворфов, поверженный, но не сдавшийся, корчась в судорогах от яда дроу, предсказал захватчикам гибель от Многих Глаз, прежде, чем кровь потекла через его бороду, и он умер. Своего рода магический артефакт, должно быть, был на его броне, так как его тело стало погружаться в твердый камень пола пещеры, пока не исчезло.

Гибель Многих Глаз

Следуя через темные и покинутые пещеры, где сталагмиты и сталактиты стояли, как ряд оскаленных клыков, отряд Мензоберры прибыл наконец в огромную пещеру, всю сверкающую мягким свечением зарослей съедобных грибов и лишайников, и полную костей тех, кто стал жертвой жителя пещеры — гигантского наблюдателя, которого местные дворфы и называли Многие Глаза, как дроу узнали впоследствии. Наблюдатель, обхватом с самую большую башню в далеком Голотэре, имел двадцать или больше щупалец, оканчивающихся глазами, и правил пещерой при помощи различных чудовищ, включая собственное потомство. Устрашенные дроу как можно скорее бежали из этого места.

Они пытались пробиться через орды монстров, служивших Многим Глазам, когда Ллос явилась им, паря в воздухе над осажденным отрядом, воплотившись в облике головы прекрасной женщины дроу огромного роста, чьи локоны обвивали длинные, темные паучьи ноги.

Паучья Королева сказала дроу, что они избраны ею, и это место предназначено ею для них. Если они будут достойны, они смогут отвоевать его и сделать своим новым домом.

И тогда отряд Мензоберры повернул назад и клинками и магией вступил в схватку с множеством тварей, окружавших наблюдателя. Наконец он остался в одиночестве — магия глаз против заклинаний дроу.

Основание Мензоберранзана

Множество дроу погибли, сражаясь с Многими Глазами, рухнув с высоты или превращенные в камень во время того, как они рубили щупальца наблюдателя и всаживали отравленные стрелы в пристально глядящие глаза размером больше их собственных голов. Не один Дом был поставлен на грань гибели во время той битвы. В конце концов, сама Мензоберра призвала Ллос и бросила заклинание прямо в зияющую пасть наблюдателя. Заклинание разорвало тварь, и когда дымящиеся, корчащиеся останки опустились на пол пещеры, Мензоберра именем Ллос, Королевы всех дроу, объявила эту пещеру их новым домом.

Выстоявшие вместе с ней в этот день смерти дроу происходили из семей С’Срил, Тэйалла, Бэнр, Маск’ил’ир, Насадра, Тачет и Уусралла. Они поселились вместе в сокровищнице логова наблюдателя, большом гроте в южной стене огромной пещеры, и возвели там алтарь Ллоc. Йоклол явилась им в ответ на их первую молитву, и повелела им назвать город «Мензоберранзан» (дом Мензоберры) в честь заслуг Мензоберры и её верной службы Паучьей Королеве.

Так на карте Подземья в 3917 году до КД появился новый город дроу — Мензоберранзан.

Проклятие дроу

Слишком скоро проклятие, преследующее всех темных эльфов, та самая вражда, рождённая гордостью и жестокостью, и жажда сражений, которая разрушила Голотэр, вернулась к дроу Мензоберранзана.

Тэйалла был Домом гордых и могущественных магов, а почти все выжившие из Дома Насадра были жрицами Ллос. Насадра приказывали магам Тэйалла, подвергая сомнению их верность Ллос и карая тех, кто уклонялся от выполнения приказов во имя богини. В дальнейшем, как всегда бывает, когда затронута гордость, Насадра подвергли пыткам старейшего и мудрейшего из магов Тэйалла, и он умер под пыткой.

В гневе Дом Тэйалла обратился к Мензоберре, чтобы та ограничила произвол Дома Насадра. Мензоберра посоветовалась с Ллос, после чего полностью приняла сторону жриц Насадра, вручив им плети, чьи хвосты заканчивались живыми змеиными головами, чтобы они и дальше утверждали волю Паучьей Королевы. Торжествующие Насадра радостно стали сдирать кожу с магов Тэйалла. Оставшиеся в живых в отчаянии сбежали и собрались в отдаленном углу пещеры. Они потратили свои жизни на великое заклинание, которое в 3864 году до КД в единственном катастрофическом взрыве разрушило усадьбы Тэйалла, Маск’ил’ир, Тачет и Уусралла, убив саму Мензоберру, и сократило семьи С’Срил и Насадра до горстки выживших. Взрыв превратил прежний грот в плато, которое в дальнейшем стало известно как К’елларц’орль, но центральный столб пещеры, Нарбондель, каким-то чудом уцелел.

Путь Ллос

Спасшиеся Насадра предъявили права на власть над оставшимися дроу, но остатки жриц С’Срил, старейшие и наиболее почтенные из выживших, бросили им вызов. Дом Бэнр, который сохранил достаточно бойцов, чтобы придать решающий перевес, присоединившись к одной из сторон, примкнул к Дому С’Срил, чтобы предотвратить дальнейшее кровопролитие, которое бы неизбежно слишком ослабило бы всех дроу, чтобы противостоять опасностям Подземья. Жрицы Дома Бэнр предложили компромисс: те, кто принял сторону Насадра, могут уйти, чтобы основать другой город во славу богини, а те, кто остался на стороне С’Срил, останутся в Мензоберранзане.

Ллос явилась лично и благословила мудрость и сдержанность Дома Бэнр. Паучья Королева тогда заложила основу Пути Ллос, кодекса законов, по которому бы жили оба города. Она также постановила, что эти города должны оставаться дружественными друг к другу, или оба навлекут на себя её полную немилость. Возглавляемый домом Насадра отряд отправился в Подземье, чтобы основать там город Чед-Насад.

Восстановление Мензоберранзана

Восстановление Мензоберранзана поначалу продвигалось медленно, но ускорилось, когда бездомные беженцы прибыли из павшего Голотэра и из Клоиббры, города дроу далеко на юге, который был разрушен союзом дворфов, свирфов и таалуд.

Дом С’Срил постепенно пришёл в упадок (единственный благородный Дом Мензоберранзана, который пал по ненасильственным причинам), последние старейшие жрицы С’Срил основали Академию, чтобы обучать вновь прибывающих в Мензоберранзан дроу вере Ллос. Под их руководством и среди стабильности, поддерживаемой Домом Бэнр, быстро развивалось мастерство магов, и город стал гордым и могущественным, богатым и полным прекрасных усадеб.

Очень скоро конкуренция снова стала слишком сильна, и Дом Бэнр, собрав правящий Совет, железной рукой навел порядок согласно Пути Ллос. Появились правила для воюющих Домов, которые позволяли дроу стать сильнее, при этом, не истребляя друг друга. Поскольку власть дроу росла, росло и планарное влияние Ллос, Паучьей королевы, Темной Матери всех дроу, и она покровительствовала городу.

Война с Мифриловыми Палатами

1358 год по летоисчислению Долин — Год трудностей — боги ходят среди королевств, магия выходит из-под контроля. Воспользовавшись смятением и ослаблением Правящих Домом Мензоберранзана, третий Дом Облодра нападает на семью Фэн Тлаббар, в результате погибают Мать Геннитирот Тлаббар и её дочь Финни’сей. Ллос, не оценив действия Дома Облодра, лишает их своей милости, и третий Дом уничтожается силой Паучьей Королевы и Домом Бэнр.

Мать Бэнр организует нападение на Мифриловые Палаты с целью устранить потенциальную угрозу для Мензоберранзана, уничтожить Дриззта До’Урдена, опозорившего её дом, и расширить сферу своего влияния. Война с Мифриловыми Палатами идет тяжело, некоторые Матери начинают сомневаться в успехе мероприятия, однако, Мать Бэнр продолжает боевые действия. Когда ситуация становится критической и грозит уничтожением армии дроу Мать Оропол Дирр отказывается подчиняться приказам Бэнр, за что уничтожается демоном по приказу Первой Матери. Смерть Оропол Дирр лишает Мать Бэнр расположения Ллос, в результате чего Первая Мать, правившая Мензоберранзаном более 20 столетий, погибает в битве с королём Мифриловых Палат Бренором Боевым Топором. Мензоберранзан терпит поражение в войне, а смерть Первой Матери обостряет борьбу за власть, во время которой фактическим правителем Мензоберранзана впервые становится мужчина, архимаг Громф Бэнр.

Удар по Блингденстоуну

В 1371 году КД, Году Расстроенной Арфы, Матери шести великих Домов Мензоберранзана, под предводительством Триль Бэнр, занявшей трон Первой Матери, отложили на время свои разногласия, чтобы отомстить гномам Блингденстоуна, за их помощь Митриловым Палатам в войне против дроу. С помощью заклятий, накладываемых магами и колдунами по указанию Матерей, орда демонов была спущена на Блингденстоун. Следом за атакой демонов в город вошли колонны воинов дроу, которые завершили разрушение. Население Блингденстоуна было практически истреблено. Триль Бэнр была вынуждена крайне осторожно привлекать, запугивать и обманывать Матерей меньших Домов, чтобы снова собрать их вместе для этого военного похода. Причиной удара по Блингденстоуну было желание Триль укрепить свою позицию как Матери Дома Бэнр и позицию Дома в целом, приведя Мензоберранзан к победе над внешним противником. В результате войны город гномов был полностью разрушен. Из 12 000 гномов, населявших город, спаслись около пятисот. Оставшиеся в живых бежали в Сильверимун.

Молчание Ллос

В 1372 году по летоисчислению Долин Ллос лишила жриц своей силы. Этот период в истории дроу назван Молчанием Ллос. Воспользовавшись слабостью клириков Паучьей Королевы, организация Жэзред Чольссин, поклоняющаяся Варауну, организует восстание рабов в Мензоберранзане, которое успешно подавляется. Целью восстания является истощение магического запаса города для дальнейшей атаки на оплот Ллос. Главы Жэзред Чольссин объединяются с дэргарами Граклстага и танаруками Каанира Вока и осаждают Мензоберранзан. Враги находятся и в самом городе. Дом Аграч Дирр, управляемый личом-магом, совершает нападение на архимага Громфа Бэнра, в попытке избавить Мензоберранзан от помощи самого могущественного из волшебников. Но нападение проваливается, лич уничтожается Громфом, Дом Аграч Дирр несет огромные потери. Мать Анивал Дирр, пытаясь сохранить остатки дома, передает его в вассальное подчинение Дому Бэнр на пять столетий. Ллос, прервав своё молчание, возвращает силу жрицам, и дроу разбивают врага и снимают осаду с города. Мензоберранзан понес сравнительно небольшие потери, главной утратой для города стала потеря торговых связей с Чед-Насадом, практически уничтоженным Жэзред Чольссин.

Общество

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Население города составляет 32 000 жителей, из которых значительную часть составляют рабы из других рас. Это не самый густонаселенный город (существуют города дроу и с населением более ста тысяч), однако один из самых влиятельных и могущественных. Большинство жителей города поклоняются паучьей богине Ллос, и власть в Мензоберранзане принадлежит её жрицам. Верховной жрицей является матрона правящего дома, в настоящее время Мать Триль Бэнр. Строгий матриархат, присущий культу Ллот, ставит мужчин в ущемленное положение.

В городе находятся цитадели нескольких десятков Великих Домов, строго выстроенных по номерам в иерархии. Продвижение вверх возможно только в случае исчезновения вышестоящего Дома. Из-за этого Дома ведут непрерывную тайную войну друг с другом, отваживаясь на крупномасштабные нападения только с целью полного уничтожения Дома-противника. Кодекс Мензоберранзана запрещает открытые убийства, и нарушителя карают смертью.

Детей благородных дроу воспитывают в храмах Ллот до двадцати лет. После этого семья отдает их в академию Тир Бреч. Все девушки обязаны обучаться на жриц Ллос в школе Арах-Тинилит, в то время как для юношей семья может выбрать карьеру воина (школа Мили-Маджере) или мага (школа Сорцере). Главы школ магов и воинов являются, как правило, самыми влиятельными мужчинами-дроу в городе.

Великие Дома

Город управляется советом матрон первых восьми домов Мензоберранзана, в результате чего постоянно идёт скрытая война между домами за право дома находится в совете. На данный момент первые восемь домов:

1. Дом Бэнр (Baenre)
2. Дом Баррисон Дель’Армго (Barrison Del’Armgo)
3. Дом Фэн Тлаббар (Faen Tlabbar)
4. Дом Ксорларрин (Xorlarrin)
5. Дом Миззрим (Mizzrym)
6. Дом Фей-Бранч (Fey-Branche)
7. Дом Туин’Тарл (Tuin’Tarl)
8. Дом Даскрин (Duskryn)

География

Мензоберранзан расположен глубоко в Подземье на северо-западе Фаэруна, к югу от Хребта Мира и поблизости от Мифриловых Палат. Над городом находятся Лунный лес, населенный светлыми эльфами, и их город Сильверимун.

Пещера, в которой расположен Мензоберранзан, имеет вытянутую с запада на восток форму наконечника стрелы (на острие — озеро Донигартен), в самом широком месте её окружность достигает трех километров. Высота пещеры 300 метров, её потолок украшают многочисленные сталактиты и колонны, образованные из сросшихся сталактитов и сталагмитов.

Дно Пещеры разделено на части тремя огромными провалами и множеством маленьких колонн. Две из этих частей возвышаются над остальным городом (Тир Бреч и Галерея Знатных домов). Стоя на этих двух возвышенностях, можно увидеть весь город так, как будто бы он оказался у вас на ладони. Среди прочих строений можно отыскать великолепные замки, вырезанные из камня, с их прекрасными остроконечными башнями, которые освещаются разноцветными волшебными огоньками. За исключением Нарбондели, в городе нельзя встретить необработанный камень — все гладко и прекрасно. Многие из огромных построек города, в частности, в которых располагаются влиятельные дома Мензоберранзана, сделаны из колонн. К самым великолепным архитектурным достижениям дроу принадлежат искусно обработанные сталактиты, которые свисают над К’елларц’орль и которые связаны с основной пещерой множеством лестниц.

Тир Бреч

Тир Бреч (англ. Tier Brieche, в пер. буквально — Ряд бреши, иногда Брешская Крепость) — самая высокая часть городского пейзажа, небольшая, прилегающая к основной каверне пещерка с расположенной в ней Академией. С главной частью города Ряд Бреши соединяется каменной лестницей. Его верхний конец находится между двух гигантских каменных столбов. В тени каждого, всегда стоят начеку мужчины — воины дроу, студенты — старшекурсники школы воинских искусств Мили-Магтира.

Академия — это билет во взрослую жизнь и получение статуса полноправного гражданина Мензоберранзана. Сюда двадцатилетние дроу прибывают для обучения и им не позволяют пройти назад вниз по лестнице в город до выпускного экзамена, принятого Главой или Хозяйкой Академии. Мужчина, который в юности не показал способностей к магии, или обладающий больше воинским талантом, чем способностями к колдовству, идет сначала в Мили-Магтир, восточную и наибольшую из трех структур Ряда Бреши. Это школа воинов, где Дзирт До’Урден провел девять лет, подобно бесчисленным поколениям дроу прежде и после него, обучаясь боевым искусствам. Половину десятого года обучения Дзирт провел в Сорцере, самой близкой к западной стене Ряда Бреши башне, изваянной из сталагмита. Здесь многие из самых могущественных мужчин дроу живут, скрываясь от смертельно опасной конкуренции внутри своего Дома и городской политики, интригуя и ожидая шанса отомстить.

Самым северным и наиболее внушительным зданием Академии, имеющем форму паука является Арак-Тинилит, где обучаются жрицы Ллот. Мужчины проводят здесь только последние шесть месяцев своего десятилетнего обучения. Дроу оставляют Академию подготовленными к жестокой жизни Мензоберранзана. «Гнева Паучьей Королевы», как называют этот город дроу из других городов. Те, кто не справился с обучением — умирают или бывают превращены в драуков.

Нарбондель

Нарбондель (англ. Narbondel) — это огромный столб, оставленный необработанным. Он служит всем обитателям города, обладающим инфразрением — гигантскими часами. В конце каждого дня, городской (согласно разряду) архимаг (или мастер-колдун в редких случаях, когда архимаг мертв, очень занят или находится за пределами города) зажигает зачарованный огонь в его основании. Высокая температура, созданная заклинанием, поднимается вверх по камню, который становится красным от основания до вершины. Когда жар исчезает, наступает темнота — «Черная смерть Нарбондели». Время, когда волшебник создает зачарованный огонь, соответствует полуночи в верхних царствах, так же как цикл огня Нарбондели равняется дню верхнего мира. Нарбондель не излучает видимого света и не отбрасывает тени.

Мензоберранзан был основан Мензоберрой Безродной, высшей жрицей Ллос. Никто из горожан и не догадывается, что могила Мензоберры находится у основания Нарбондели, скрытая под спиральной лестницей, что спускается по столбу от секретной двери на его вершине. Когда-то кости Мензоберры лежали в коконе в центре огромной паутины. Закнафейн, оружейник Дома До’Урден, по указанию Матери Мэлис До’Урден нашёл могилу и похитил кинжал Мензоберры, который находился в том же коконе. Когда кинжал был извлечен, кости Мензоберры упали в пропасть, и сеть, которая закрывала яму, распалась. В то время как кинжал Мензоберры теперь покоится во владениях Паучьей королевы в Бездне, много других сокровищ лежит на дне пропасти, хотя они, скорее всего, под охраной давно забытых стражей.

Донигартен

В самой гладкой и низкой пещере в восточной части города находится природного происхождения озеро Донигартен. Его холодные воды служат жизненным потребностям дроу — в озере рабы-гоблины ловят рыбу, в частности угрей. Воды озера орошают тщательно возделанные поля, где орки выращивают различные съедобные грибы на кучах отбросов, вывезенных из города, питают две плантации мха. На большей из них произрастает мох, который дроу употребляют в пищу и считают деликатесом, вторая плантация мха находится на острове, занимает его целиком и кормит большое стадо рофов (крупный рогатый скот, подобный волам), ограниченное водами водоема и усердием рабов-пастухов. Маленькие загоны на берегу поблизости позволяют оркам разводить и других животных захваченных или купленных на поверхности (особенно деликатесы вроде горных баранов или съедобных подземных тварей, которых приносят с охоты дроу).

Неимоверное количество рабов, служащих для выполнения тех или иных целей дроу, является одной из особенностей Мензоберранзана. Невольников добывает дом Облодра из многочисленных пещер Клорифты, большой пропасти рядом с городом.

Рабы бороздят озеро на плотах из грибных волокон. Им позволяется плавать и даже нырять с копьями, а также закидывать сети, если срочно нужна рыба, но запрещено исследовать темное и грязное дно водоема. Легенды о таящемся под водой чудовище умышленно и регулярно повторяются, но самые мудрые орки подозревают, что подводных тварей дроу поселили в водоем в качестве стражи, и настоящая цель запрета — препятствовать рабам находить волшебные изделия и ценности, потерянные дроу в давние дни, когда по обычаю сокровища опускались в водоем.

Это была традиция старых времен — хоронить тела Матерей и Старших сестер восьми правящих домов, а также — с одобрения Ллоc — воинов-героев дроу, в водах Донигартена. Тела облачали в нарядные одежды и парадные доспехи и украшали драгоценностями и амулетами, принадлежавшими дроу при жизни, павшим воинам оставляли их оружие, а затем мертвецов приковывали к каменным плитам и окутывали маскирующим заклинанием. Камни позволяли топить тела, а волшебство скрывало точное их местонахождение от потенциальных воров магическим мерцанием.

Вторая традиция была неофициальной, но с энтузиазмом исполняемой честолюбивыми дроу, теми, кто убил друзей, конкурентов или решил избавиться от члена семьи с помощью утопления в Донигартене. Их тела в поспешности и со всеми ценностями сбрасывали в озеро, и озеро скрывало следы преступления, так как трупы терялись среди ранее похороненных.

Нечто, находящееся ниже чёрной как смоль поверхности Донигартена, пожирает трупы дроу, рабы орки и гоблины действительно исчезают время от времени, но рабы плавают и ныряют и не боятся нападения — чудовище никогда не нападает при свидетелях. Даже дети дроу слышали рассказы о затопленных тоннелях, связывающих Донигартен и подводное королевство с потерянным храмом более древнего бога, чем Ллос, или водяных пещерах, населённых более могущественными существами, чем куо-тоа. Ни один дроу, находясь в здравом уме, не пытался проверить правдивость этих слухов — мерцание древних заклинаний со дна Донигартена безнадежно запутывает все попытки исследовать озеро магическим способом, и чтобы узнать, что там, пришлось бы действительно опуститься под воду.

Тёмный Доминион

Более ста туннелей связывают городскую пещеру с окружающей вокруг темнотой — особенно почти с двумя дюжинами мест силы (волшебные места, где насыщенные колдовством камни испускает темное излучение), дроу ценят созданные там инструменты и оружие.

Область вокруг города, патрулируемая дроу, известна как Бэфваф (пер. пекв. Круг плаща), или более выспренно — как Тёмный Доминион. Монстры бродят по Доминиону, несмотря на постоянные патрули дроу, и даже рискуют проникать в город ради продовольствия, останавливая торговое движение. Тогда быстро посылаются дополнительные отряды дроу, так как сильная охрана есть только у единственного входа в Тир Бреш. Его стражами являются пара волшебных нефритовых пауков, несколько туннелей открывают вход на К’елларц’орль.

Восточный Путь — три туннеля в открытый восточный конец пещеры Мензоберранзана, где не живут дроу, там только драгоценная водная гладь Донигартена. Их проемы охраняются настоящими скорпионами и стреляющей ядом статуей нефритового паука.

Наименьший из этих туннелей ведет к пропасти в восточном краю Доминиона, населенном драйдерами и изгоями из города. Они убивают и пожирают все, что попадется в их лапы, особенно ненавидят и любят плоть оставшихся дроу.

Ближайший к Мензоберранзану город — Блингденстон, город свирфов — глубинных гномов.

Структура города

• К’елларц’орль — плато, расположенное в юго-западной части города и отделенное от остального города густым лесом гигантских грибов. Над этим плато, в свою очередь, господствует небольшое возвышение, на котором расположен обширный комплекс Дома Бэнр, вмещающий двадцать сталагмитовых колонн и десять гигантских сталактитов. Дом Бэнр — Верховный Дом Мензоберранзана — существует уже более пяти тысяч лет, с самого основания Мензоберранзана, и все это время работы по усовершенствованию дома не прекращались.
• Нарбонделлин — район, где располагаются молодые и амбициозные Дома, в то время, как более старые и влиятельные Дома занимают большую область, прилегающую к Западной Стене.
• Манифолк — здесь проживает средний класс. Основная (и самая обширная) часть города, где расположено большинство торговых лавок.
• Базар — торговая площадь.
• Истмир — район, где расположены дома простолюдинов, гильдии наемников и низшие торговые Дома.
• Браэрин — район, предназначенный для низшей прослойки дроу и других рас Подземья. Патрулируемый район.
• Донигартен — является внутренним источником продовольствия для города, ибо здесь, возле небольшого озера, располагаются богатые грибные фермы и пасутся стада рофов (местный скот).

Появление

Мензоберранзан является местом действия романов Роберта Сальваторе:

• трилогия «Тёмный Эльф»:
  1. «Родина» (англ. Homeland), 1990 год;
  2. «Изгнанник» (англ. Exile) 1990 год;
  3. «Странствие» (англ. Sojourn), 1991 год;
• «Беззвездная Ночь» (англ. Starless Night), 1993 год;
• «Осада Тьмы» (англ. Siege of Darkness), 1994 год;

В романе Элейн Канингем главная героиня происходит из одного из влиятельных домов Мензоберранзана:

• «Дочь Дроу» (англ. Daughter of the Drow), 1995 год;

Также в Меноберранзане происходят действия и события романов межавторского цикла под редакцией Роберта Сальваторе — «Война Паучьей Королевы» (англ. War of the Spider Queen):

• Ричард Ли Байерс — «Отречение» (англ. Dissolution), 2002 год;
• Томас Рейд — «Восстание» (англ. Insurrection), 2002 год;
• Ричард Бейкер — «Приговор» (англ. Condemnation), 2003 год;
• Лиза Смедман — «Угасание» (англ. Extinction), 2004 год;
• Филип Этанс — «Истребление» (англ. Annihilation), 2004 год;
• Пол Кемп — «Возрождение» (англ. Resurrection), 2005 год.

Сеттинг

Для ролевой игры Dungeons&Dragons по вселенной Забытые Королевства выпущено более 150 руководств, атласов, модулей и прочей книжной продукции, в том числе 4 различных издания с базовым описанием мира (1987, 1993, 1996 и 2001 годах). По Мензоберранзану было выпущено 3 книги («Книга 1: Структура Города», «Книга 2: Дома Мензоберранзана», «Книга 3: Приключения»), которые в декабре 1992 года были собраны под одной обложкой «Мензоберранзан: Главный город дроу».

Компьютерные игры

Мензоберранзан является местом действия, или упоминается в играх по вселенной Forgotten Realms:

• Menzoberranzan (англ), 1994 год;
• Baldur's Gate, с дополнением Tales of the Sword Coast. Упоминание о городе дроу встречается и в последующих частях игры (Shadows of Amn и Throne of Bhaal).
• Серия компьютерных игр от студии «Black Isle Studios»: «Icewind Dale», аддон к ней «Icewind Dale: Heart of Winter» и продолжение «Icewind Dale II».

См. также

• Подземье
• Фейрун

Ссылки

Внешние изображения
	[www.midiadesign.com/menzo/images/NWN_server_small.jpg Детальная карта Мензоберранзана]

• [wiki.aerie.ru/index.php?title=Мензоберранзан Статья о Мензоберранзане в «BG Wiki»]
• [web.archive.org/web/20030602182608/www.underdark.boom.ru/index.htm Underdark.boom] Сайт о Подземье  (рус.)
• [drizzt.chronarda.ru/face.php Drizzt. chronarda] Сайт о Дриззте и дроу  (рус.)
• [leaf.irk.ru/index.htm Leaf.irk] — сайт о Мензоберранзане  (рус.)

Отрывок, характеризующий Мензоберранзан

– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.
Анна Павловна дала поцеловать ему свою сухую руку, познакомила его с некоторыми незнакомыми ему лицами и каждого шопотом определила ему.
– Le Prince Hyppolite Kouraguine – charmant jeune homme. M r Kroug charge d'affaires de Kopenhague – un esprit profond, и просто: М r Shittoff un homme de beaucoup de merite [Князь Ипполит Курагин, милый молодой человек. Г. Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум. Г. Шитов, весьма достойный человек] про того, который носил это наименование.
Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.
– Vienne trouve les bases du traite propose tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir meme par une continuite de succes les plus brillants, et elle met en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. C'est la phrase authentique du cabinet de Vienne, – говорил датский charge d'affaires. [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов: и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета, – сказал датский поверенный в делах.]
– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
– Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'Empereur d'Autriche, – сказал МorteMariet. – L'Empereur d'Autriche n'a jamais pu penser a une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit. [Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора. Австрийский император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.]
– Eh, mon cher vicomte, – вмешалась Анна Павловна, – l'Urope (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) l'Urope ne sera jamais notre alliee sincere. [Ах, мой милый виконт, Европа никогда не будет нашей искренней союзницей.]
Вслед за этим Анна Павловна навела разговор на мужество и твердость прусского короля с тем, чтобы ввести в дело Бориса.
Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему:
– Il faut absolument que vous veniez me voir, [Необходимо нужно, чтоб вы приехали повидаться со мною,] – сказала она ему таким тоном, как будто по некоторым соображениям, которые он не мог знать, это было совершенно необходимо.
– Mariedi entre les 8 et 9 heures. Vous me ferez grand plaisir. [Во вторник, между 8 и 9 часами. Вы мне сделаете большое удовольствие.] – Борис обещал исполнить ее желание и хотел вступить с ней в разговор, когда Анна Павловна отозвала его под предлогом тетушки, которая желала его cлышать.
– Вы ведь знаете ее мужа? – сказала Анна Павловна, закрыв глаза и грустным жестом указывая на Элен. – Ах, это такая несчастная и прелестная женщина! Не говорите при ней о нем, пожалуйста не говорите. Ей слишком тяжело!


Когда Борис и Анна Павловна вернулись к общему кружку, разговором в нем завладел князь Ипполит.
Он, выдвинувшись вперед на кресле, сказал: Le Roi de Prusse! [Прусский король!] и сказав это, засмеялся. Все обратились к нему: Le Roi de Prusse? – спросил Ипполит, опять засмеялся и опять спокойно и серьезно уселся в глубине своего кресла. Анна Павловна подождала его немного, но так как Ипполит решительно, казалось, не хотел больше говорить, она начала речь о том, как безбожный Бонапарт похитил в Потсдаме шпагу Фридриха Великого.
– C'est l'epee de Frederic le Grand, que je… [Это шпага Фридриха Великого, которую я…] – начала было она, но Ипполит перебил ее словами:
– Le Roi de Prusse… – и опять, как только к нему обратились, извинился и замолчал. Анна Павловна поморщилась. MorteMariet, приятель Ипполита, решительно обратился к нему:
– Voyons a qui en avez vous avec votre Roi de Prusse? [Ну так что ж о прусском короле?]
Ипполит засмеялся, как будто ему стыдно было своего смеха.
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.