Закон Смута — Хоули о тарифе
Закон Смута-Хоули о тарифе (англ. The Smoot-Hawley Tariff Act, иногда упоминается как Закон Хоули-Смута (англ. The Hawley-Smoot Tariff Act), 1930) — американский закон о таможенном тарифе, подписанный президентом 17 июня 1930 года. Законом поднимались ставки пошлин на более чем 20 тысяч импортируемых товаров. Против закона выступили 1028 известных американских экономистов, однако президент Герберт Гувер подписал его. Результатом стала ответная реакция других государств, поднявших пошлины на американские товары, что привело к резкому падению торгового оборота между США и европейскими странами и окончательно столкнуло экономику в Великую депрессию[1].
Содержание
Инициаторы закона
Законопроект выдвинули два республиканца: сенатор от Юты Рид Смут (Reed Smoot) и член Палаты представителей от Орегона Уиллис Хоули (Willis C. Hawley).
Президент Герберт Гувер предложил Конгрессу понизить ставки ввозных пошлин, однако обе палаты проголосовали за повышение. Поскольку одним из обещаний Гувера в рамках кампании по выборам президента в 1928 году было поддержать тарифами фермеров, страдавших от падения цен на сельскохозяйственную продукцию, он подписал закон.
Противники закона
1028 американских экономистов (под руководством Пола Дугласа, Ирвинга Фишера, Фрэнка Тауссига и Клэра Уилкокса) подписали письмо президенту с просьбой наложить вето на закон [2].
Известный американский промышленник Генри Форд лично встречался в Белом доме с президентом Гувером, убеждая ветировать закон[3].
В выборной кампании 1932 года оппонирующий переизбирающемуся Гуверу Франклин Рузвельт обвинил данный закон в развале внешней торговли США, однако вечером перед голосованием заверил избирателей, что понимает необходимость тарифов[3].
Ответная реакция
Реакция других стран появилась задолго до вступления закона в силу в июне 1930 года. С мая 1929 года, когда законопроект был принят Палатой представителей, начался бойкот американских товаров и повышение импортных ставок на американские товары в различных странах-контрагентах США.
Так, Канада уже в мае 1930 года ввела новые повышенные тарифы на 16 товаров, доля которых в американском экспорте в Канаду составляла 30%[4]. А позже Канада усилила сотрудничество в рамках Британского содружества.
Франция и Великобритания протестовали и стали развивать торговлю с другими странами. Германия наоборот увеличила свою изоляцию от западного мира, одновременно расширяя торговые взаимоотношения с Советским Союзом.
Экономические последствия
Согласно официальной статистике, общий импорт в США упал на 66% с $4,4 млрд. в 1929 году до $1,5 млрд. в 1933 году, а экспорт США упал на 61% с $5,4 млрд. до $2,1 млрд., что сильнейшим образом ударило по ВВП страны. Импорт из Европы упал с $1,334 млрд. в 1929 году до $390 млн. в 1932 году, тогда как американский экспорт в Европу снизился с $2,34 млрд. до $784 млн.[5]
Согласно данным официальных статистических сборников США, эффективная ставка пошлин в 1929 году равнялась 13,5%, а в 1933 — 19,8% (при этом 63% всего импорта не облагалось пошлиной). К 1937 году эффективная ставка была снижена до 15,6% (что не повлияло на возникновение спада 1937−38 года). С другой стороны, на более чем 3,2 тыс. товаров была установлена эффективная ставка 60% или более.
Снижение тарифов
Уже во время Второй мировой войны начались межгосударственные переговоры об изменении торговых отношений в сторону многосторонних торговых соглашений, что привело к Бреттон-Вудским соглашениям 1944 года о существенном сокращении тарифов к декабрю 1945 года, а в дальнейшем — к формированию ГАТТ.
Отражение в культуре
В кинокомедии «Феррис Бьюллер берёт выходной» (1986) преподаватель экономики (которого играет Бен Штейн, чей отец — Герберт Штейн — был профессором экономики и экономическим советником правительства США) объясняет классу Закон Хоули-Смута о тарифе.
Напишите отзыв о статье "Закон Смута — Хоули о тарифе"
Примечания
- ↑ Фридман М., Фридман Р. Свобода выбирать: Наша позиция. — М.: Новое издательство, 2007.
- ↑ «1,028 Economists Ask Hoover To Veto Pending Tariff Bill»: Professors in 179 Colleges and Other Leaders Assail Rise in Rates as Harmful to Country and Sure to Bring Reprisals // [www.clubforgrowth.org/media/uploads/smooth%20hawley%20ny%20times%2005%2005%2030.pdf «The New York Times». — 1930. — May 5] (недоступная ссылка с 23-05-2013 (3991 день)). (англ.) (PDF) — 11.01.2009.
- ↑ 1 2 Shades of Smoot-Hawley // [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,960038,00.html «Time». — 1985. — October 7]. (англ.) — 11.01.2009.
- ↑ [www.google.com.au/books?id=5SoP6KUDwY4C&pg=PA246&dq=smoot+hawley&sig=GplUGJBCti3Tv3XN2saPicP5Lsw Brown W. B., Hogendorn J. S. International Economics: In the Age of Globalization. — Broadview Press, 2000. — P. 246]. (англ.) — 11.01.2009.
- ↑ The Smoot-Hawley Tariff // [future.state.gov/when/timeline/1921_timeline/smoot_tariff.html U.S. Department of State]. (англ.) — 11.01.2009.
Ссылки
- Журавлёв С. Загадки эпохи джаза // [web.archive.org/web/20090204003535/www.expert.ru/printissues/expert/2009/01/zagadki_epohi_dzhaza/ «Эксперт». — 2008-09. — № 1(640). — С. 61−66]. (рус.) — 11.01.2009.
- Куряев А. Международная торговля (История международной торговли. Теория международной торговли. Протекционизм) // [www.prompolit.ru/146724 Горизонты промышленной политики]. (рус.) — 11.01.2009.
- Краткая история США / пер. с англ. — М.: ППП (Проза. Поэзия. Публицистика), 1993. [www.infousa.ru/society/history/ch7.htm Глава 7. За границей война, а на родине — социальные изменения]. (рус.) — 11.01.2009.
Исследования:
- Eichengreen B. The Political Economy of the Smoot-Hawley Tariff // Research in Economic History. — 1989. — Vol. 12. — Pp. 1−43.
- Temin P. Lessons from the Great Depression: The Lionel Robbins Lectures for 1989. — Cambridge, Massachusetts: MIT Press, 1989.
Отрывок, характеризующий Закон Смута — Хоули о тарифе
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
