Земский совет Эстляндии

Временный земский совет Эстляндской губернии Российской республики (эст. Eestimaa Kubermangu Ajutine Maanõukogu, эст. Maapäev) был избран после Февральской революции 1917 года. Он подчинялся непосредственно губернскому комиссару Временного правительства Российской республики, который и осуществлял управление Эстляндской губернией. Задачей губернского Временного земского совета было решение местных вопросов, введение налогов и норм, а также «предварительная разработка вопросов о составлении проекта временных правил об административном устройстве Эстляндской губернии и положения о местном самоуправлении».

15 (28) ноября 1917 года, после Октябрьской революции губернский Временный земский совет не признал легитимность новой власти и провозгласил себя органом власти в Эстляндской губернии России, и призвал к выборам в Эстонское Учредительное собрание. 19 ноября (2 декабря) 1917 года Временный земский совет был распущен.

19 февраля 1918 года, на следующий день после начала нового наступления германских войск, Временный земский совет, находясь в подполье, создал Комитет спасения Эстонии в составе трёх человек, который подготовил, издал и публично огласил сперва 23 февраля в Пярну, а затем 24 февраля в Ревеле, Декларацию независимости Эстонии.

История

30 марта (12 апреля) 1917 года Временное правительство России издало постановление «О временном устройстве административного управления и местного самоуправления Эстляндской губернии». Эстляндская губерния, объединённая с северной частью Лифляндской губернии, организовала автономную губернию . Согласно постановлению, при губернском комиссаре создавался Временный губернский земский совет «из членов от уездов и городов, по одному представителю на каждые 20 000 жителей, причем города с меньшим числом населения выбирают одного представителя от каждого».

Члены Совета избирались уездными земскими советами и городскими думами. Члены уездных земских советов, в свою очередь, избирались на уездных избирательных собраниях. Члены уездного избирательного собрания, по одному на каждую 1000 человек населения, избирались на волостных собраниях всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием. Волости с населением, не достигающим 1000 человек, избирали одного представителя. Таким образом, выборы в Совет для городского населения были двухступенчатыми, а для сельского населения — трёхступенчатыми. Право участия в выборах было предоставлено всем жителям волостей, достигшим 21 года и проживавшим к 1 (14) марта 1917 года не менее 1 года в пределах волости или принадлежащих к ней имений или местечек. Правом быть избранным в губернский и уездные земские советы пользовались не только местные жители волости, но и лица, проживающие за её пределами.

Выборы 62 депутатов сейма проводились в несколько стадий; члены, представляющие сельские общины, были избраны на двухуровневых выборах в мае—июне, а представители городов — в июле—августе 1917 года. Выборы повлекли за собой создание и реорганизацию эстонской национальной партийной системы.

В Совете были представлены шесть партий, три независимых депутата и два депутата, представляющих балтийско-немецкие и балтийско-шведские меньшинства.

Выборы окончились со следующими результатами:

• 13 мест — Эстонский союз земледельцев (эст. Eesti Maarahva Liit), возглавляемая Яаном Хюнерсоном
• 11 мест — Эстонская трудовая партия (эст. Eesti Tööerakond), возглавляемая Юри Вильмсом
• 9 мест — Эстонские социал-демократы (эст. Eesti Sotsiaaldemokraatlik Tööliste Partei), меньшевистская фракция РСДРП, возглавляемая Микелем Мартна и Аугустом Рейем
• 8 мест — эсеры (эст. Eesti Sotsialistide-Revolutsionääride Partei), возглавляемые Хансом Круусом и Густавом Суйтсом
• 5 мест — большевики, возглавляемые Яаном Анвельтом
• 4 места — радикальные демократы
• 2 места — балтийские немцы и балтийские шведы
• 3 места — независимые непартийные

Первое заседание Совета состоялось 1 (14) июля в Ревеле. Председателем Земского совета был избран Артур Вальнер.

23 октября 1917 года в Ревеле была установлена Советская власть. А уже после Октябрьской революции в Петрограде, Земский совет отказался признать новую большевистскую власть. После этого большевики попытались распустить Совет. На своем последнем заседании 15 (28) ноября 1917 года Совет провозгласил себя законной верховной властью на территории Эстляндской губернии до созыва Эстляндского Учредительного собрания Совету старейшин было разрешено в том числе: "предварительная разработка вопросов о составлении проекта временных правил об административном устройстве Эстляндской губернии и положения о местном самоуправлении...". Земский совет был распущен большевиками 26 ноября, однако его лидеры продолжили свою деятельность в подполье.

На выборах в Эстонское Учредительное собрание в начале 1918 года, организованных большевиками, две трети избирателей поддержали партии, настаивающие на государственном статусе Эстонии. Тогда большевики сразу же провозгласили выборы недействительными. Совет старейшин решил провозгласить независимость Эстонии. Для этой цели 19 февраля был создан Комитет спасения (в составе трех членов комитета, сформированного из членов Земского Совета , как орган исполнительной власти на время, когда не осуществлялась деятельности Земского Совета) с особыми полномочиями. Утром 24 февраля 1918 года в Ревеле началось антисоветское восстание. Основная часть большевиков в этот момент находилась в порту и готовилась к эвакуации, так как около Ревеля были уже германские войска. Утром 25 февраля в городе Комитет спасения огласил «Манифест ко всем народам Эстонии», в котором провозглашалась независимость Эстонской республики. В полдень в центре Ревеля (Таллина) в честь провозглашения независимости прошёл военный парад, в котором приняли участие подразделения 3-го Эстонского полка. В этот же день в город вошли германские войска.

После окончания в ноябре-декабре 1918 года германской оккупации Эстонии, Земский совет продолжил своё существование как законодательное собрание Эстонии до 1919 года. Официально его деятельность была прекращена 23 апреля 1919 года — в день открытия I сессии вновь избранного Учредительного собрания.

См. также

• Эстляндская губерния
• Комитет спасения Эстонии
• История Эстонии
• Список председателей Земского совета Эстляндии
• Эстонская освободительная война
• Тартуский мирный договор между РСФСР и Эстонией

Отрывок, характеризующий Земский совет Эстляндии

– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.