Зорич, Семён Гаврилович

Зорич Семён Гаврилович
Портрет Семена Гавриловича Зорича. Россия. Конец 18 века. Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения	1745(1745)
Дата смерти	1799(1799)
Место смерти	Российская империя
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Звание	Генерал-лейтенант
Сражения/войны	Русско-турецкая война 1768-1774
Награды и премии

Семён Гаврилович Зорич (1743 или 1745—1799) — русский военный, один из фаворитов императрицы Екатерины II.

Биография

Происходил из сербского рода Наранджичей. Был привезён в Россию усыновившим его офицером Максимом Зоричем и уже девятилетним зачислен в гусарский полк. К 15 годам имел чин вахмистра, был ранен, побывал в прусском плену. В 1769—1770 гг. командовал передовыми частями российской армии в Русско-Турецкой войне, в 1769 г. сжёг столицу Ханской Украины г.Томбасар (Дубоссары) вместе с окрестными селениями на 5 вёрст, проявил героизм при обороне реки Прут в мае 1770 г., а в июле 1770 года попал в турецкий плен, в котором находился 5 лет.

В 1775 году, вернувшись в Россию, стал адъютантом Потёмкина и по его протекции был представлен Екатерине II, 26 ноября того же года был награждён орденом св. Георгия 4-й степени (№ 281 по списку Григоровича — Степанова, № 234 по списку Судравского). В августе 1777 г. пожалован во флигель-адъютанты к императрице, месяцем позже произведён в генерал-майоры и назначен шефом Ахтырского гусарского полка. Находился при Екатерине до мая 1778 года, когда вызвал неудовольствие императрицы неумеренной карточной игрой, а недовольство Потёмкина — нежеланием считаться с его интересами. Был уволен в отставку с большим вознаграждением, пожалован 7 тысячами крестьян и поселился в подаренном ему Екатериной II местечке Шклове, где на свои средства основал Шкловское благородное училище. Большой известностью пользовался также основанный Зоричем крепостной театр. Екатерина несколько раз гостила у Зорича в Шклове.

После смерти Екатерины Павел I вернул Зорича на службу, произвел в генерал-лейтенанты и дал в командование Изюмский полк. Однако Зорич быстро запутался в финансовых делах полка и в 1797 году был отправлен в отставку. Денежные затруднения и пожар в Шклове, почти полностью уничтоживший училище, ускорили его смерть. Воспитанники училища были в 1801 году переведены в Москву и составили Первый Московский кадетский корпус.

Память

В 2007 году в белорусском городе Шклове был открыт памятник Семёну Зоричу, который владел городом и окрестностями и внёс огромный вклад в их развитие.

Литература

• Бантыш-Каменский, «Словарь достопамятных людей» (т. II, изд. 1836);
• Карнович, «Замечательные богатства русских людей»;
• Барсуков, «Шкловские авантюристы» (в «Заре», 1871 г., № 1);
• Душан Мартиновић, «Генерали из Црне Горе у руској војсци», Подгорица, 2002.

Ссылки

• Зорич, Семен Гавриилович // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
• [www.milhist.info/2013/09/08/bobrovsky_4 Бобровский Д. Е. Шклов графа Зорича.]

Отрывок, характеризующий Зорич, Семён Гаврилович

– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.