Иерусалимский международный кинофестиваль
Поделись знанием:
После первого монолога всё общество встало и окружило m lle Georges, выражая ей свой восторг.
– Как она хороша! – сказала Наташа отцу, который вместе с другими встал и сквозь толпу подвигался к актрисе.
– Я не нахожу, глядя на вас, – сказал Анатоль, следуя за Наташей. Он сказал это в такое время, когда она одна могла его слышать. – Вы прелестны… с той минуты, как я увидал вас, я не переставал….
– Пойдем, пойдем, Наташа, – сказал граф, возвращаясь за дочерью. – Как хороша!
Наташа ничего не говоря подошла к отцу и вопросительно удивленными глазами смотрела на него.
После нескольких приемов декламации m lle Georges уехала и графиня Безухая попросила общество в залу.
Граф хотел уехать, но Элен умоляла не испортить ее импровизированный бал. Ростовы остались. Анатоль пригласил Наташу на вальс и во время вальса он, пожимая ее стан и руку, сказал ей, что она ravissante [обворожительна] и что он любит ее. Во время экосеза, который она опять танцовала с Курагиным, когда они остались одни, Анатоль ничего не говорил ей и только смотрел на нее. Наташа была в сомнении, не во сне ли она видела то, что он сказал ей во время вальса. В конце первой фигуры он опять пожал ей руку. Наташа подняла на него испуганные глаза, но такое самоуверенно нежное выражение было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла глядя на него сказать того, что она имела сказать ему. Она опустила глаза.
– Не говорите мне таких вещей, я обручена и люблю другого, – проговорила она быстро… – Она взглянула на него. Анатоль не смутился и не огорчился тем, что она сказала.
– Не говорите мне про это. Что мне зa дело? – сказал он. – Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны? Нам начинать.
Наташа, оживленная и тревожная, широко раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцовали экосез и грос фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
– Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… – и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.
– Натали?! – прошептал вопросительно его голос, и кто то больно сжимал ее руки.
– Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.
Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
| Иерусалимский международный кинофестиваль | |
| Общие сведения | |
|---|---|
| Дата проведения | |
| Место проведения | |
| Призы фестиваля | |
|
Приз Волджина / Хаджаджа | |
|
Премия памяти Анат Пирхи | |
Иерусалимский международный кинофестиваль (ивр. פסטיבל הקולנוע ירושלים, араб. مهرجان القدس السينمائي) проводится в Израиле с 1984 года. В программе фестиваля игровые и документальные фильмы. С 1989 года главной наградой фестиваля является Приз имени Волджина, с 2010 года — Приз Хаджаджа.
Содержание
Общая информация
Первый Иерусалимский международный кинофестиваль прошёл в 1984 году по инициативе директора иерусалимской Синематеки (неофициальное название Израильского центра кино) Лии ван Лир[1]. Он продолжался три недели, в его программу было включено более 100 кинолент, в том числе премьерные показы израильских фильмов и лучшие образцы зарубежного кино. Среди гостей фестиваля были Лилиан Гиш, Жанна Моро, Уоррен Битти, Джон Шлезингер и Андре Дельво.
С 1980-х годов сформировался традиционный облик фестиваля. Он продолжается десять дней и включает ряд программ:
- «Панорама» — иностранные игровые фильмы
- Программа документальных фильмов
- «Еврейский опыт» (англ. Jewish Experience) — фильмы на еврейскую тематику
- «Дух свободы» (англ. In the Spirit of Freedom) — фильмы на тему свободы и прав человека
- Программа телевизионной драмы
- Программа фильмов новых режиссёров
- Программа израильского кино
В 1989 году был учреждён Гран-при фестиваля — Приз Волджина, названный в честь мецената Джека Волджина (Jack Wolgin) из Филадельфии. Приз предназначен только для израильской кинопродукции и в дальнейшем стал вручаться в трёх номинациях — полнометражный игровой фильм, документальный фильм и короткометражный фильм. В 2010 году, после смерти Джека Волджина, фестиваль нашёл нового спонсора - семью американского продюсера Роберта Нисима Хаджаджа[2][3]. Ещё один приз, вручаемый израильским кинематографистам в рамках фестиваля — Телевизионная и кинопремия памяти Анат Пирхи (до 2010 года; в 2011 году вучалась премия имени Анат Пирхи лучшему режиссёру полнометражного фильма). Спонсорами фестиваля являются Фонд Иерусалима, Фонд группы ван Лир и Семейный фонд Островских[1].
Хотя в центре внимания фестиваля остаётся израильское кино, международная программа фестиваля обычно демонстрирует высокое качество отобранных фильмов. В рамках Иерусалимского фестиваля проходили показы дебютных лент таких будущих знаменитостей, как Вонг Карвай, Цай Минлян, Джон Сэйлс, Джим Джармуш, Стивен Фрирз, Спайк Ли, Квентин Тарантино, Нил Джордан и Джон Лассетер. Зарубежные фильмы участвуют в борьбе за призы «Дух свободы» и «Еврейский опыт».
Основной площадкой фестиваля на протяжении большей части его истории остаётся иерусалимская Синематека. По мере его развития в программу также вошли демонстрации фильмов под открытым небом на территории Бассейна султана.
Лауреаты
| Год | Приз Волджина — полнометражный игровой фильм |
Дух свободы — приз памяти Вима ван Лира |
Премия средиземноморского кино «За мир и терпимость» |
Еврейский опыт — игровой фильм |
Премия Анат Пирхи |
|---|---|---|---|---|---|
| 1989 | Зелёные поля (реж. И. Ц. Йешурун) | Не присуждался | Не присуждался | Не присуждался | Не присуждался |
| 1990 | Назначенец (реж. Д. Ваксман) | ||||
| 1991 | Шуру (реж. Ш. Габизон) | ||||
| 1992 | Непостижимая милость (реж. А. Гутман) | Жизнь по Агфе (реж. А. Даян) | |||
| 1993 | Болван в круге (реж. А. Премингер) | Синий воздушный змей (реж. Тянь Чжуанчжуан) | |||
| 1994 | Расстояние (реж. Д. Вольман) | Южный Крест (реж. П. Гусман) | |||
| 1995 | Под тутовым деревом (реж. Э. Коэн) Влюблённый из третьего квартала (реж. Ш. Габизон) |
Отец, сын и священная война (реж. Ананд Патвардхан) | Вуковар (реж. Б. Драшкович) | ||
| 1996 | На глазах Запада (реж. Й. Пичхадзе) | Штетл (реж. М. Марзынски) | Хайфа (реж. Р. Машарауи) Лето в Ла-Гулетте (реж. Ф. Бугедир) | ||
| 1997 | Афула Экспресс (реж. Д. Шалаз) | Идеальный круг (реж. А. Кенович) | Не присуждался | Смелость матери (реж. М. Верхувен) | Флорентин-95 (реж. Э. Фокс) Душ (реж. Х. Гурвич) |
| 1998 | День за днём (реж. А. Гитай) | Ребёнок из Чаабы (реж. К. Ружжиа) | Жизнь прекрасна (реж. Р. Бениньи) | Тень твоей улыбки (реж. Э. Аннер) | |
| 1999 | Друзья Яны (реж. А. Каплан) | Elvjs e Merilijn (реж. А. Манни) | Путешествия (реж. Э. Финкьель) | Зинзана (реж. Х. Бузагло) | |
| 2000 | Бесаме Мучо (реж. Й. Пичхадзе) Иностранная сестра (реж. Д. Вольман) |
Долгий ночной путь в день (реж. Д. Хоффман, Ф. Рид) | Вкус солнечного света (реж. И. Сабо) | Дотянуться до рая (реж. Я. Гольдвассер, Р. Ниньо) | |
| 2001 | Поздняя свадьба (реж. Д. Косашвили) | Наши годы (реж. Д. Гальяноне) | Нечестная конкуренция (реж. Э. Скола) | Мой первый «Сони» (реж. У. Барбаш, У. Сабаг, Э. Бикель) | |
| 2002 | Сломанные крылья (реж. Н. Бергман) | Кровавое воскресенье (реж. П. Гринграсс) | Нигде в Африке (реж. К. Линк) | Почтальонша (реж. Д. Цви-Риклис) | |
| 2003 | Трагедии Нины (реж. Ш. Габизон) | Поцелуй в щёчку (реж. Мани Ратнам) | Маленький лужок с берёзами (реж. М. Лоридан-Ивенс) | Инсайт (реж. Э. Хальфон) | |
| 2004 | Жажда (реж. Т. абу Вайль) Ор (моё сокровище) (реж. К. Йедайя) |
Свидетели (реж. В. Брешан) | Танго Рашевского (реж. С. Гарбарски) | Зеркала (реж. О. Малесса) | |
| 2005 | Эта прекрасная страна (реж. Э. Хальфон) | И черепахи могут летать (реж. Б. Гобади) | Только человек (реж. Т. де Пелигри, Д. Арари) | Дети СССР (реж. Ф. Герчиков) | |
| 2006 | Тупик (реж. Д. Сабо) | Грбавица (реж. Я. Жбанич) | Кантор (реж. Ж. Мордер) Путешествие Нины (реж. Л. Эйнхорн) |
Ссуда (реж. Ш. Маймон, Т. Гранит) Ринго и Тахер (реж. Й. Арбид) | |
| 2007 | Визит оркестра (реж. Э. Колирин) | Персеполис (реж. М. Сатрапи, В. Паронно) | Укради для меня карандаш (реж. М. Охайон) | Красные (реж. А. Манор) | |
| 2008 | Семь дней (реж. Р. Элькабец, Ш. Элькабец) | Голод (реж. С. Маккуин) | Uden for kærligheden (реж. Д. Эспиноса) Тайна зелёной мусорки (реж. Т.-Х. Йоффе) |
Ты должен любить (реж. Х. Эльбаум) | |
| 2009 | Аджами (реж. С. Копти, Я. Шани) | Истории Ёдока (реж. А. Фидык) | Человеческая ошибка (реж. М. Верхувен) | Фриленд (реж. Г. Бентвич) | |
| 2010 | Внутренняя грамматика (реж. Н. Бергман) | Бродяга (реж. Ш. Гольдман) | Жизнь в военные времена (реж. Т. Солондз) Троцкий (реж. Д. Тьерни) |
Растворение (реж. Н. Менкес) | |
| 2011 | Реставрация (реж. Й. Мадмони) | Приз (реж. П. Маркович) | Шолом-Алейхем: смех в темноте (реж. Д. Дорман) | Не присуждался | |
| 2012 | Шаркия (реж. А. Ливне) | Тут и там (реж. А. Мендес Эспарса) | Последний полёт Петра Гинца (реж. С. Диксон, Ч. Робертс) |
См. также
Напишите отзыв о статье "Иерусалимский международный кинофестиваль"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.jff.org.il/?CategoryID=899 Основатели] на сайте Иерусалимского кинофестиваля (англ.)
- ↑ Нирит Андерман. [www.mouse.co.il/CM.articles_item,392,209,51365,.aspx Приз Волджина за израильское кино станет Призом Хаджаджа] (иврит). Ахбар ха-Ир (28 июня 2010). Проверено 31 января 2013.
- ↑ [www.jff.org.il/?CategoryID=848&ArticleID=647&sng=1 Приз семьи Хаджадж] на сайте Иерусалимского кинофестиваля (англ.)
Ссылки
- Официальный сайт: [www.jff.org.il/?cl=en en], [www.jff.org.il/?cl=he he]
- [www.imdb.com/event/ev0000375/overview Иерусалимский международный кинофестиваль] на сайте IMDB (англ.)
Отрывок, характеризующий Иерусалимский международный кинофестиваль
– Adorable, divin, delicieux! [Восхитительно, божественно, чудесно!] – слышалось со всех сторон. Наташа смотрела на толстую Georges, но ничего не слышала, не видела и не понимала ничего из того, что делалось перед ней; она только чувствовала себя опять вполне безвозвратно в том странном, безумном мире, столь далеком от прежнего, в том мире, в котором нельзя было знать, что хорошо, что дурно, что разумно и что безумно. Позади ее сидел Анатоль, и она, чувствуя его близость, испуганно ждала чего то.После первого монолога всё общество встало и окружило m lle Georges, выражая ей свой восторг.
– Как она хороша! – сказала Наташа отцу, который вместе с другими встал и сквозь толпу подвигался к актрисе.
– Я не нахожу, глядя на вас, – сказал Анатоль, следуя за Наташей. Он сказал это в такое время, когда она одна могла его слышать. – Вы прелестны… с той минуты, как я увидал вас, я не переставал….
– Пойдем, пойдем, Наташа, – сказал граф, возвращаясь за дочерью. – Как хороша!
Наташа ничего не говоря подошла к отцу и вопросительно удивленными глазами смотрела на него.
После нескольких приемов декламации m lle Georges уехала и графиня Безухая попросила общество в залу.
Граф хотел уехать, но Элен умоляла не испортить ее импровизированный бал. Ростовы остались. Анатоль пригласил Наташу на вальс и во время вальса он, пожимая ее стан и руку, сказал ей, что она ravissante [обворожительна] и что он любит ее. Во время экосеза, который она опять танцовала с Курагиным, когда они остались одни, Анатоль ничего не говорил ей и только смотрел на нее. Наташа была в сомнении, не во сне ли она видела то, что он сказал ей во время вальса. В конце первой фигуры он опять пожал ей руку. Наташа подняла на него испуганные глаза, но такое самоуверенно нежное выражение было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла глядя на него сказать того, что она имела сказать ему. Она опустила глаза.
– Не говорите мне таких вещей, я обручена и люблю другого, – проговорила она быстро… – Она взглянула на него. Анатоль не смутился и не огорчился тем, что она сказала.
– Не говорите мне про это. Что мне зa дело? – сказал он. – Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны? Нам начинать.
Наташа, оживленная и тревожная, широко раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцовали экосез и грос фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
– Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… – и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.
– Натали?! – прошептал вопросительно его голос, и кто то больно сжимал ее руки.
– Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.
Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
