Изюмов, Николай Андреевич

Николай Андреевич Изюмов
Дата рождения	24 декабря 1920(1920-12-24)
Место рождения	посёлок Симский завод, Ашинский район, Челябинская область
Дата смерти	28 июня 1944(1944-06-28) (23 года)
Место смерти	Бобруйский район, Могилёвская область
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	бронетанковые войска
Годы службы	1939-1944
Звание
Часть	16-я гвардейская танковая бригада
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Николай Андреевич Изюмов (1920-1944) — капитан Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1945).

Биография

Николай Изюмов родился 24 декабря 1920 года в посёлке Симский завод (ныне — город Сим в Ашинском районе Челябинской области). Русский После окончания восьми классов школы работал хронометристом на Ашинском металлургическом заводе. В 1939 году Изюмов был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. В 1941 году он окончил Ульяновское танковое училище. С октября того же года — на фронтах Великой Отечественной войны. Принимал участие в боях на Западном, Брянском, Донском, Юго-Западном, 1-м Белорусском фронтах, два раза был ранен. Участвовал в битве за Москву и Сталинградской битве. К июню 1944 года гвардии капитан Николай Изюмов командовал 1-м танковым батальоном 16-й гвардейской танковой бригады 1-го гвардейского танкового корпуса 65-й армии 1-го Белорусского фронта. Отличился во время освобождения Белорусской ССР.

24-28 июня 1944 года батальон Изюмова успешно захватил железнодорожную станцию Мирадино в Бобруйском районе Могилёвской области и перерезал шоссе Бобруйск-Слуцк, лишив противника в Бобруйске возможности отступить. 28 июня с десантом на броне танкисты батальона освободили деревню Шатково. В том бою Изюмов получил ранения в обе ноги, но продолжал сражаться и руководить боем из подбитого танка, пока не был убит. Похоронен в братской могиле в деревне Бояры Бобруйского района Могилёвской области Белоруссии.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года за «проявленные в боях с немецкими захватчиками мужество и героизм» гвардии капитан Николай Изюмов посмертно был удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Был также награждён орденами Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, Красной Звезды.

В честь Изюмова названы улица и школа, установлен памятник в Аше, названа улица в Боярах, а деревня Дуриничи Бобруйского района переименована в Изюмово.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
• Ушаков А. П. Во имя Родины — Юж.-Урал. кн. изд-во, 2004.

Отрывок, характеризующий Изюмов, Николай Андреевич

– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.