История Александра Великого

«Исто́рия Алекса́ндра Вели́кого» (греч. Άλεξάνδρου πράξεις; греч. Βίος Αλεξάνδρου του Μακεδόνος; лат. Historia Alexandri Magni) — псевдоисторический греческий роман об Александре Македонском.

Текст

Первоначальный текст II—I в. до н. э. не сохранился. На протяжении нескольких веков он подвергался различным изменениям, сокращениям, дополнениям, или, как их обычно называют, редакциям, и лишь к III в. н. э. принял свою более или менее законченную форму. Текстуальная греческая традиция романа составляет 3 главные группы, которые обычно обозначаются исследователями: А, В и С. Эти рукописи различных редакций сохранены в Национальной библиотеке Парижа. Полагают, что автором первоначальной записи, также как и окончательной редакции римского времени, был какой-то александриец, вышедший из народа.

Редакции

Из них редакция А (Βίος Αλεξάνδρου του Μακεδόνος) восходит к самой древней версии романа. Латинская версия романа Юлия Валерия (начало IV в. н. э.) представляет собой свободное, с некоторыми сокращениями, переложение греческого текста редакции А. Близок к редакции А, а также к переводу Юлия Валерия армянский перевод романа, относящийся к V в. н. э., и сирийский перевод.

Версия В составлена не ранее IV в. н. э. В ней авторство приписывается Каллисфену (который действительно написал биографию Александра Македонского). Ряд добавлений отличает её от версии А: например, письмо к Олимпиаде и Аристотелю (II, 23—41), рассказ о лагере Пора и др. Александрийский колорит повествования, характерный для версии А, заметно затушеван в ней греческим.

Версия С представляет собой последующую, значительно расширенную обработку рукописи В: письмо к Олимпиаде превращено в ней в фантастический рассказ о чудесах Индии, добавлены легенды о воздушном полете Александра на крыльях птиц и его спуске в морскую глубь, посещение им Палестины и др.

В истории романа прослеживаются две основные линии: реальная биография и действия Александра Македонского и предания, не считавшиеся с историческими фактами и полные фантазии и чудес. Исторические свидетельства соединены в нём с преданиями фольклорного характера. По сути дела этот роман представляет собой фантастическое сплетение исторических сведений с полулегендарными отрывками и вымыслами составителя, роман, в котором соединялись многочисленные варианты легенд об Александре и литература в письмах, как подлинных, так и фиктивных. Эрвин Роде, рассматривая роман как народную книгу, признал основой его фиктивные письма Александра к Аристотелю и Олимпиаде о диковинных странах, фантастических встречах и невероятных приключениях.

Источники

Основными источниками «Романа об Александре», известными или предполагаемыми, являются:

1. Историографические — история Александра, идущая от Клитарховой традиции; при этом действительной истории в романе уделяется ещё меньше места, чем в сочинениях Диодора и Курция, имеющих романтический характер. Роман содержит ряд красочных картин и деталей, привлекающих читателя занимательностью и обилием выдумки, характерных и для беллетристической историографии.

2. Эпистолографические — действительные исторические письма, существовавшие самостоятельно или в собранном виде, а также псевдоисторические, составляющие эпистолярный роман, в котором в последовательной сюжетной переписке были описаны основные события жизни Александра и вымышленные письма Александра к Олимпиаде и Аристотелю, отзвуки устных народных сказаний об Александре.

3. Фольклорные материалы и сказания мистического и фантастического характера.

Сюжет

Первая книга: последний египетский царь Нектанеб, с помощью магических средств узнавший однажды, что его страной овладеют персы, бежит из Египта, захватив золото и переменив платье, в Македонию. Здесь, в Пелле, он приобретает славу искусного мага, влюбляется в Олимпиаду, жену царя Филиппа, околдовывает её и добивается её взаимности. Олимпиада думает, что находится в связи с богом Амоном, образ которого принимал Нектанеб, являясь к ней на свидание. Филипп по возвращении узнает, что у Олимпиады родится сын и верит, благодаря чарам Нектанеба, что это сын бога. Александр ещё будучи отроком, проявляет много мужества и разума: укрощает коня-людоеда Буцефала, побеждает на олимпийских состязаниях в беге на колесницах, мудро отвечает послам Дария, требовавшим дань, мирит поссорившихся родителей и т. д. Вступив на престол после смерти Филиппа, Александр отправляется в освободительный поход против персов. Пройдя ряд стран, Сицилию и Италию, где он подчиняет римлян, он переправляется в Африку, посещает оракул Амона в Ливийской пустыне и, получив его предвещание, основывает город Александрию. После посещения Мемфиса, где египтяне признают его сыном своего царя Нектанеба, который должен был вернуться к ним по предсказанию оракула, Александр отправляется в Сирию и завоевывает город Тир, не пожелавший сдаться ему. В битве у реки Пинара, Александр, разбив персидские войска, обращает их предводителя, царя Дария, в бегство. Затем, неожиданно прервав войну, он отправляется в путешествие в Илион, где поклоняется героям Трои, затем в Грецию, разрушает Фивы, не внимая мольбам певца Исмения пощадить город, но позднее вновь отстраивает этот город. Вторая книга начинается с рассказа о народном собрании афинян, на котором Демосфен выступил с предложением подчиниться Александру Македонскому. Победив спартанцев, Александр возвращается в Азию. Здесь он предпринимает военные действия против персов и переходит через Евфрат. Между Александром и Дарием идет постоянная переписка. По совету Амона, явившегося Александру во сне, Александр, переодевшись, отправляется в лагерь Дария, однако, будучи узнанным, бежит. После новой битвы с персами он берет в плен родственников Дария. Сам Дарий бежит, спасаясь от преследователей, и попадает в руки двух своих сатрапов, замысливших убить его. Александр находит смертельно раненого Дария, великодушно оказывает ему помощь и обещает жениться на его дочери Роксане. Убийц Дария он казнит. Написав о своих намерениях Олимпиаде и матери Дария, он женится на Роксане.

Последняя, третья, книга начинается с описания возмущения греческих войск, обращения к ним с увещательной речью Александра и примирения. Далее рассказывается о походе против индийского царя Пора и победе над ним. После посещения брахманов и беседы с ними на философские темы Александр пишет Аристотелю о чудесах Индии и фантастических приключениях своего войска. На пути странствования Александру встречаются удивительные люди-полузвери (шестирукие, безголовые, с глазами на груди, трехглазые, с собачьими головами, с птичьими туловищами и т. п. странные существа и чудовища), диковинные земли, где царит или палящий зной, или сплошной мрак, а земля, по которой идет войско, покрыта драгоценностями. Сам Александр отваживается подняться в воздух на крыльях огромных птиц и опуститься на дно морское в стеклянной камере. Возвращаясь из Индии, он под именем Антигона попадает во дворец эфиопской царицы Кандаки. Но царица узнает его по имеющемуся у неё портрету. Александр вновь в опасности: младший сын Кандаки, женатый на дочери Пора, намерен отомстить ему за смерть Пора. Кандака и её старший сын Кандавл, жену которого Александр освободил из плена, спасают Александра, и он с дарами возвращается. После переписки с фантастическими амазонками, заключив с ними договор, Александр возвращается в Вавилон. Оттуда он пишет обо всем Олимпиаде и Аристотелю. Различные знамения предвещают близкую смерть Александра. Умирая, он оставляет завещание. Тело его доставляется в Мемфис, а затем в Александрию. Роман заканчивается перечислением основанных Александром городов.

Переводы

Интерес к жизни Александра Македонского, возникший в Александрии после его смерти и достигший кульминационного пункта в III в. н. э. при Александре Севере, дал новый толчок дальнейшим расширениям, обработкам и переделкам старого позднеэллинского романа Псевдо-Каллисфена. Кроме перевода Юлия Валерия (IV в. н. э.), известна ещё латинская обработка романа архиепископа Леона Неаполитанского (X в. н. э.) — так называемая «История о битвах Александра Македонского» и «Александреида» Вальтера де Кастильоне (XII в. н. э.). Сказочная история об Александре на протяжении веков пользовалась большой известностью и успехом, получив широкое распространение во множестве литературных вариаций. Произведения о прославленном полководце слагались и на Востоке, и на Западе в серию романов — «александрий» и пользовались популярностью вплоть до XVIII в. Все последующие версии основаны, главным образом, на греческой версии Псевдо-Каллисфена.

Роман распространился в персидской, арабской, сирийской, армянской, эфиопской, коптской, малайской и других версиях. На армянский язык был переведен уже в конце V века. Об Александре писали такие крупные поэты средневекового Востока, как Фирдоуси («Шахнаме»), Низами («Искандер-наме»), Алишер Навои («Вал Искандера») и др.

В XII в. возникли две французские метрические версии Ламбера Турского и Александра Берне.

Французские версии легли в основу английских переработок (King Alisander, XIV в. и «Роман об Александре» — переведен в Шотландии в 1438 г.). Немецкими стихами изложили роман Л. Лампрехт (около 1130 г.), Ульрих фон Эшенбах и Рудольф Эмсский (XIII в.). В XVI в. было известно 90 обработок «Романа об Александре» на 24-х языках.

В древней Руси с XIII в. также были хорошо известны сказания об Александре, называвшиеся «Александриями». В 1861 г. Общество любителей древней письменности издало факсимиле древней рукописи «Александрии» из библиотеки И. И. Вяземского. Известны пять редакций русских «Александрий», относящихся к XII—XIII вв. и русская редакция сербской Александрии XV в. См. Александрия (древнерусский роман).

Литература

• История Александра Великого / Пер. А.Егунова // Поздняя греческая проза. М., Худ. лит. 1960, с. 397—416.
• Античный роман. М., 1969
• [www.infanata.org/index.php?newsid=1146086252 Истрин В. Александрия русских хронографов (исследование и текст)]. — М., 1893
• [ia600402.us.archive.org/10/items/bulgarskistarini13bulguoft/bulgarskistarini13bulguoft.pdf Милетич, Л. Една българска Александрия от 1810 год. (= Български старини, XIII). София, 1936]

Книги

• Морис Дрюон. «Александр Великий, или книга о Боге», 1958

Отрывок, характеризующий История Александра Великого

Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.