Мориньиго, Ихинио
| Ихинио Мориниго Мартинес Higinio Morínigo Martínez<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Франклин Рузвельт встречается с Мориниго в Белом доме, 1943</td></tr> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 9 сентября 1940 — 3 июня 1948 | |||
| Предшественник: | Хосе Феликс Эстигаррибия | ||
| Преемник: | Хуан Мануэль Фрутос | ||
| Рождение: | 11 января 1897 Парагуари, Парагвай | ||
| Смерть: | 27 января 1983 (86 лет) Асунсьон, Парагвай | ||
| Отец: | Хуан Альберто Мориниго | ||
| Мать: | Пабла Мартинес | ||
| Супруга: | Долорес Феррари | ||
| Дети: | Ихинио Эмилио, Хуан Альберто, Гильермо Херардо | ||
| Профессия: | военный, политик | ||
Ихинио Мориниго Мартинес (исп. Higinio Morínigo Martínez; 11 января 1897 — 27 января 1983) — президент Парагвая, диктатор с 1940 по 1948 год.
Содержание
Ранние годы
Мориниго родился в 1897 году в Парагуари. Его родителями были Хуан Альберто Мориниго, участник битвы при Акоста-Нью в ходе войны Парагвайской войны, и Пабла Мартинес, уроженка Виллеты. Первые годы своей жизни Ихинио провел в родном городе, помогая родителям, которые занимались сельским хозяйством. В 1906 году он переехал в Асунсьон, где закончил педагогическое училище, а следом — Национальный колледж.
В 1916 году Мориниго поступил в Военную академию, которую окончил в 1919 году в звании младшего лейтенанта[1]. В условиях гражданской войны 1922—1923 годов Мориниго воздержался от участия в конфликте. В 1926 году он был произведен в капитаны. 10 декабря 1932 года Мориниго женился на Долорес Феррари, которая родила ему троих сыновей — Эмилио, Хуана Альберто и Гильермо[2][3].
Участие в Чакской войне и приход в политику
В начале Чакской войны в 1932 году Мориниго был директором школы офицеров запаса. Позже он был произведен в подполковники и направлен в Первый армейский корпус в качестве начальника штаба. Он участвовал в битве при Сентено-Гондра, а в конце войны был назначен начальником Генерального штаба по инициативе президента Феликса Пайвы. В мае 1940 года Мориниго был назначен военным и морским министром президентом Хосе Феликс Эстигаррибия, а в июне того же года был произведен в бригадные генералы[1].
Приход к власти
7 сентября 1940 года в авиакатастрофе погиб президент Эстигаррибия. По принятой незадолго до этого новой Конституции должность вице-президента была упразднена, поэтому встал вопрос о преемственности власти. В соответствии с Конституцией, кандидатуру нового президента должен был предложить Государственный Совет[4]. Но в тот же день, вопреки положениям Конституции, в резиденции генерала Николаса Дельгадо состоялся совет военных с целью избрать нового президента страны. Либеральная партия, которая на тот момент была правящей партией, не принимала участия в этой встрече. Среди кандидатов были генералы Эдуардо Виера Торреани, Ихинио Мориниго и Паулино Антола. После серьезных споров и с согласия армии победителем стал Мориниго, он был избран временным президентом[4].
Первые действия на посту президента
Придя к власти, Мориниго пообещал соблюдать Конституцию 1940 года и продолжить программу правительства своего предшественника. Но вскоре для него пришло время продемонстрировать свою решимость в консолидации власти. В первую очередь необходимо было провести всеобщие выборы, чтобы узаконить пребывание Мориниго на посту президента. Однако эти выборы не проводились до 1943 года.
Первым актом правительства Мориниго было торжественное посмертное присвоение Эстигаррибии звания маршала, после чего останки бывшего президента были захоронены в Национальном Пантеоне Героев[4].
Мориниго старался дистанцироваться от политических партий, как либеральной, так и фашистских и тоталитарных движений того времени. Он сохранил кабинет своего предшественника, который был составлен в основном из либералов, но вскоре он рассорился с министрами, заподозрив из в заговоре. В этой ситуации президент распустил весь кабинет в конце сентября 1940 года[4]. Новый кабинет Мориниго сформировал наполовину из гражданских, наполовину из военных деятелей.
В идеологическом плане режим Мориниго нашел опору в движении «tiempistas», возникшем вокруг газеты «El Tiempo» и состоявшем из адвокатов, ученых и банкиров правого уклона, ориентировавшихся на политику Салазара в Португалии и Франсиско Франко в Испании[4][5]. Газета выступала против сторонников либерализма и индивидуализма, считая их неспособными решать национальные проблемы. Среди видных представителей «tiempistas» были врачи Луис Арганья, Карлос Андраде, Селсо Веласкес, Сигфридо Гросс, Анибал Делмас и другие[4].
Между тем, военные образовали движение Frente de Guerra, которое симпатизировало нацизму и восхищалось немецкой армией. Среди его лидеров движения выделялись подполковник Викториано Бенитес Вера и полковники Бернардо Аранда и Пабло Станьи[5][6].
Забастовки и отношения с прессой
Среди первоначальных трудностей, с которыми столкнулось правительство Мориниго, была проблема профсоюзов, которые требовали улучшения условий труда. Члены профсоюзов начали проводить систематические всеобщие забастовки, которые быстро переросли в политические, то есть направленные на отставку правительства Мориниго. Представители Парагвайской конфедерации работников обвиняли Мориниго в профашистской ориентации. Позже к забастовкам рабочих присоединились студенческие организации[6].
Мориниго первоначально реагировал на забастовки мягко и стремился прекратить демонстрации без репрессивных мер. Однако уже в октябре 1940 года он издал указ, учреждавший на острове Пенья-Эрмоза военную тюрьму, которая должна была стать своего рода концентрационным лагерем для противников президента[6]. Эта мера не снизила накала забастовочного движения, и Мориниго издал Указ № 4545 от 8 января 1941 года, который дал полномочия Национальному департаменту труда распустить непокорные профсоюзы. В течение одного года профсоюзы должны были либо прекратить забастовки, либо быть готовыми к репрессиям со стороны государства. В конечном счете эти меры привели к окончанию забастовок и нормализации ситуации в стране[4][6].
Подобным образом Мориниго поступил и с прессой. С начала забастовочной кампании он понял, что контроль над прессой облегчает контроль над общественным мнением. Среди первых правительственные репрессии на себе испытала газета «El Pais»: постановлением от 27 января 1941 года редактор газеты Поликарпо Артаса, который был либералом, был заменен на Леопольдо Рамоса, активного сторонника Мориниго. 22 октября того же года Указом № 9351 был учрежден Национальный Департамент прессы и пропаганды (DENAPRO)[7], направленный на контроль за всеми общественными мероприятиями. Пресса, кино, театр теперь должны были предварительно согласовывать свои инициативы с Департаментом. Среди других способов контроля за политической средой применялась смертная казнь за измену родине[4].
Роспуск Либеральной партии
Либеральная партия, хотя и ушла в оппозицию с приходом Мориниго к власти, по-прежнему являлась важной политической силой в пределах Парагвая, поэтому была воспринята президентом как препятствие на пути к построению сильного националистического государства. 21 апреля 1942 года ему представилась возможность избавиться от либералов. Министр иностранных дел Боливии Энрике Фино показал Мориниго переписку парагвайских ссыльных в Буэнос-Айресе, просивших поддержке у Боливии с целью свержения правительства в 1937 году. Пользуясь этим, Мориниго 25 апреля 1942 года издал указ об объявлении Либеральной партии вне закона.
В 1943 году Мориниго был избран президентом на грядущие 5 лет, но не смог завершить свой срок. Между августом и сентябрем 1946 года в стране началась так называемая «Демократическая Весна», среди прочего характеризовавшаяся массовыми демонстрациями в центре Асунсьона, и возвращением на родину полковника Рафаэля Франко, лидера Либеральной партии, и других ссыльных политиков.
12 января 1947 года Мориниго совершил переворот путём размещения членов Национальной Республиканской ассоциации (Партии Колорадо) на должностях министров своего правительства. Это стало причиной начала второй парагвайской гражданской войны, против коалиции из либералов, коммунистов, февралистов и независимых. 8 марта 1947 года произошел военный мятеж в гарнизоне Энкарнасьона. После нескольких месяцев сражений Мориниго удалось одержать победу, и война формально закончилась в апреле того же года.
Тем не менее, правительство было свергнуто с помощью военного переворота 3 июня 1948 года, и Мориниго был членом Партии Колорадо Хуаном Мануэлем Фрутосом. Мориниго был сослан в Аргентину до 1954 года, когда он смог вернулся в страну.
Ихинио Мориниго умер в Асунсьоне в 1983 году.
Напишите отзыв о статье "Мориньиго, Ихинио"
Примечания
- ↑ 1 2 Osvaldo Kallsen (1983), Imprenta Modelo S.A., ed., [www.portalguarani.com/detalles_museos_exposiciones.php?id=27&id_exposicion=110 Historia del Paraguay Contemporáneo 1869-1983], <www.portalguarani.com/detalles_museos_exposiciones.php?id=27&id_exposicion=110>
- ↑ Diario ABC Digital, [archivo.abc.com.py/efemerides.php?fec=2012-07-29&feca=2012-12-10 Efemérides], <archivo.abc.com.py/efemerides.php?fec=2012-07-29&feca=2012-12-10>
- ↑ ABC Digital (25-09-05), Luis Verón, ed., [archivo.abc.com.py/2005-09-25/articulos/206326/higinio-morinigo-martinez Los presidentes del Paraguay], <archivo.abc.com.py/2005-09-25/articulos/206326/higinio-morinigo-martinez>
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Gómez Florentín, Carlos (2011), El Lector, ed., [www.portalguarani.com/obras_autores_detalles.php?id_obras=14601 Higinio Morínigo, el soldado-dictador], <www.portalguarani.com/obras_autores_detalles.php?id_obras=14601>
- ↑ 1 2 Última Hora (7 de marzo de 2007), Hérib Caballero Campos y Richard Ferreira, ed., [www.ultimahora.com/notas/25101-A-60-a%C3%B1os-de-la-Guerra-Civil-del-%2747-y-el-inicio-de-una-era-de-hegemon%C3%ADa-colorada A 60 años de la Guerra Civil del '47 y el inicio de una era de hegemonía colorada], <www.ultimahora.com/notas/25101-A-60-a%C3%B1os-de-la-Guerra-Civil-del-%2747-y-el-inicio-de-una-era-de-hegemon%C3%ADa-colorada>
- ↑ 1 2 3 4 José Carlos Rodríguez (2010), El Lector, ed., [www.portalguarani.com/obras_autores_detalles.php?id_obras=13698 El Orden Militar sin héroe], <www.portalguarani.com/obras_autores_detalles.php?id_obras=13698>
- ↑ Diario ABC Digital, [archivo.abc.com.py/efemerides.php?fec=2013-02-09&feca=2013-10-22 Efemérides], <archivo.abc.com.py/efemerides.php?fec=2013-02-09&feca=2013-10-22>
Отрывок, характеризующий Мориньиго, Ихинио
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.
Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
