Кавказский пленник
| Кавказский пленник | |
| Язык оригинала: | |
|---|---|
| Дата написания: |
1820—1821 |
 Текст произведения в Викитеке | |
«Кавка́зский пле́нник» (1820—1821) — первая из цикла южных байронических поэм Пушкина. Начата в Гурзуфе, окончена 20 февраля 1821 г. в Каменке (имение В. Л. Давыдова).
В основу сюжета положен романтический топос страстной любви разочарованного, мятежного героя (пленного русского офицера) к «детям природы», не испорченным цивилизацией (их представляет прекрасная черкешенка). Эта лирическая тема подана на эпическом фоне: красоты безбрежного Кавказа, экзотическая жизнь горцев, успехи русского оружия.
О грандиозном успехе поэмы свидетельствует тот факт, что ещё во время пребывания поэта в южной ссылке Дидло поставил на её сюжет в Петербурге балет, где в главной партии была занята знаменитая Истомина. Среди многочисленных подражаний примечательна одноименная поэма 14-летнего Лермонтова, заимствующая у первоисточника целые фрагменты текста.
Как и следующая, крымская поэма Пушкина, «Кавказский пленник» оставался при жизни поэта самым популярным его произведением[1]. В. В. Набоков характеризует обе восточные поэмы Пушкина как «стремительный поток не разбитого на строфы четырехстопного ямба»[2]. Впоследствии Пушкин иронически отмежёвывался как от отождествления себя с героем «Пленника», так и от романтических «неистовств» стиля поэмы[3]:
Я... хотел изобразить это равнодушие к жизни и к её наслаждениям, эту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодости XIX века… Вообще я своей поэмой очень недоволен и почитаю её гораздо ниже «Руслана», — хоть стихи в ней зрелее.
Завершает поэму стихотворный эпилог, воспевающий русское покорение Кавказа и в особенности доблесть командующего Ермолова. Это послесловие вызвало гневную отповедь со стороны близких к поэту людей либеральных взглядов, в частности, П. А. Вяземского[3]:
Что за герои Котляревский, Ермолов? Что тут хорошего, что он, как чёрная зараза, «губил, ничтожил племена»? От такой славы кровь стынет в жилах и волосы дыбом становятся. Если мы просвещали бы племена, то было бы что воспеть. Поэзия — не союзница палачей… гимны поэта никогда не должны быть славословием резни.
Напишите отзыв о статье "Кавказский пленник"
Примечания
- ↑ Мирский Д. С. Пушкин // Мирский Д. С. История русской литературы с древнейших времен до 1925 года / Пер. с англ. Р. Зерновой. — London: Overseas Publications Interchange Ltd, 1992. — С. 135—159.
- ↑ В. Набоков. Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин». СПб, 1998. Стр. 213.
- ↑ 1 2 Якубович Д. «Кавказский пленник» // Путеводитель по Пушкину. — М.; Л.: Гос. изд-во худож. лит., 1931. — С. 163—164.
| ||||||
Отрывок, характеризующий Кавказский пленник
Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
