Калин-царь

Калин-царь (иначе Галин, Каин, Калин царь Калинович) — эпический татарский царь, нередко упоминаемый былинами.

Обычные его эпитеты: собака, вор, проклятый. Калин осаждает Киев с сорока царями, с сорока королями, у которых у каждого силы по сороку тысячей (всего — 3 200 000), и посылает с татарином письмо князю Владимиру с требованием без боя сдать Киев. Освободителем города, по одним былинам, является Илья Муромец, по другим — его племянник Ермак Тимофеевич.

Илья едет с подарками князя к Калину, чтобы просить отсрочки, а когда Калин не соглашается, начинает избивать его войско. Татары делают подкопы, в которые попадает с конём Илья Муромец. Когда, скрутив его чембурами, татары по приказанию Калина ведут его на казнь, Илья, освободив руки, схватывает татарина и, махая им, прочищает себе дорогу и приколачивает всю силу татарскую.

Калин бежит с позором и заклинается впредь ходить на Русь. Иногда в роли Калина выступает Мамай. Былины о Калине принадлежат к числу тех, в которых сохранились яркие следы отношения Руси к татарам.

Этимологический словарь Фасмера возводит имя «Калин» к тюркоязычному прозвищу «толстяк». Возможно, у данного персонажа существовал определенный исторический прототип, но о том, какой именно, сколь-нибудь определённого единого мнения не существует.

В кино

• Илья Муромец (1956; СССР) режиссёр Александр Птушко, в роли Калина Шукур Бурханов.

Литература

• Калин-царь // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Калин-царь

– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.