Карсавин, Платон Константинович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Платон Карсавин
Имя при рождении:

Платон Константинович Карсавин

Дата рождения:

29 ноября 1854(1854-11-29)

Место рождения:

Санкт-Петербург, Российская империя Российская империя

Дата смерти:

1922(1922)

Место смерти:

Петроград, СССР

Профессия:

артист балета, балетный педагог

Гражданство:

Российская империя Российская империяСССР СССР

Театр:

Мариинский театр

Плато́н Константи́нович Карса́вин (1854—1922) — артист балета, балетный педагог.





Биография

Платон Карсавин родился 17 (29) ноября 1854 года в Санкт-Петербурге в семье провинциального актёра, впоследствии ставшего портным и обосновавшегося в Петербурге, Константина Михайловича Карсавина, умершего в 1861 году[1], оставив трех детей (Платон — самый младший). Его жена, мать Платона Константиновича, Пелагея Павловна, скончалась в 1890 году в возрасте 70 лет.

Учился в Петербургском театральном училище, педагог М. И. Петипа. Дебютировал на сцене ещё учащимся в 1867 году партией Граф Ульрих в балете «Сирота Теролинда, или Дух долины» на музыку Цезаря Пуни, балетмейстер А. Сен-Леон.

По окончании училища в 1875 году был принят в балетную труппу Мариинского театра.

Проработал на сцене Мариинского театра до 1891 года.

Исполнитель балетных партий

Первый исполнитель партий и танцев в постановках балетмейстера Петипа: Аполлон («Две звезды», 1871), Тритон («Приключения Пелея», 1876), черногорский танец («Роксана, краса Черногории», 1878), Лавирон («Фризак-цирюльник», 1879), Шут («Млада», 1879), абиссинский танец («Зорайя», 1881), индусский танец («Талисман», 1889), Принц Фортюне («Спящая красавица», 1890), па де сие («Калькабрино», 1891).

Исполнитель танцев: уральский пляс («Конёк-Горбунок», композитор Ц.Пуни, балетмейстер А.Сен-Леон, возобновление М.Петипа; в Энциклопедии балета ошибочно указан М.Петипа как автор балета[2]), па-де-де («Жизель»), па-де-труа («Пахита»), тарантелла («Бандиты»), а также балетные танцевальные фрагменты балетмейстра М. И. Петипа в операх: «Джоконда», «Демон», «Мефистофель» — все балетмейстер Петипа; балетные сцены в опере «Волшебный стрелок» (балетмейстер Л. И. Иванов).

Среди партнёров: В. А. Никитина, М. Н. Горшенкова.[2]

Критика отмечала: «Отличался виртуозной техникой, обладал большим прыжком и сильными пируэтами. Имея все данные, К. не стал ведущим танцовщиком труппы, был артистом „даровитым, но затёртым закулисною рутиной» (А. А. Плещеев. Наш балет, 2 изд., СПб., 1S99).

В 1882—1896 гг. преподавал балетное мастерство в Петербургском театральном училище. Среди учеников: А. И. Чекрыгин.

Семья

По мемуарной книге дочери (Карсавина Т., Театральная улица, Л., 1971), семья жила небогато, из-за нехватки денег, приходилось часто переезжать в поисках более дешевой квартиры: «Так, воспоминания о месте жительства, относящиеся к 1890 году, можно дополнить указанием точного адреса съёмной квартиры, — набережная Екатерининского канала (ныне — канала Грибоедова), дом 170, кв. 9. По этому адресу семья Карсавиных жила до 1896 года, когда, в связи с ухудшением финансового положения (по свидетельству автора «Театральной улицы»), переехала в другую квартиру в том же доме — кв. 15. Дом 170 находится совсем недалеко от места соединения канала Грибоедова с Фонтанкой. До этого времени семья часто меняла адрес. Так, в 1888—1889 годах Анна Иосифовна проживала по четырем, последовательно сменяющимся адресам по Малой Морской, Торговой, Офицерской и Могилевской улицам. После дома на Екатерининском канале, с 1901 года, незадолго до окончания Тамарой балетного училища, семья проживала по Садовой улице, дом 93, кв. 13 [По свидетельству Т.Карсавиной («Театральная улица»), дом находился напротив церкви Покрова в Коломне (ныне площадь Тургенева, церковь снесена в 1934)]»[1].

Там же приведены интересные факты: «После выхода на пенсию в 1891 году Платон Константинович должен был „определиться“ со своим сословным статусом. До 1870 года, когда он поступил в число казенных воспитанников Театрального училища (с этого года началось также исчисление стажа его службы), П. К. Карсавин состоял в портном ремесленном цехе. В 1875 году, по выпуске из училища, он был уволен из ремесленного общества и из оклада исключен. Прослужив свыше 15 лет артистом Императорских театров, Карсавин имел право на причисление к сословию потомственных почетных граждан. Этим правом, с получением соответствующей грамоты, он воспользовался в 1891 году, после выхода в отставку»[4]

Напишите отзыв о статье "Карсавин, Платон Константинович"

Литература

  • Карсавина Т., «Театральная улица» ["Theatre Street". London, 1930; на русском языке — «Театральная улица». Л., 1971]
  • Плещеев А., Наш балет, 2 изд., СПб., 1S99;
  • Красовская В. М., Русский балетный театр второй половины XIX в., Л.-М., 1963;

Примечания

  1. 1 2 3 [baza.vgd.ru/18/73930/ ТАМАРА КАРСАВИНА — ШТРИХИ К БИОГРАФИИ И РОДОСЛОВНОЙ] // автор Заблоцкий Е. М.
  2. 1 2 [www.pro-ballet.ru/html/k/karsavin.html Карсавин в балетной энциклопедии (Источник: Русский балет. Энциклопедия. БРЭ, «Согласие», 1997)]
  3. [vestnik.mstu.edu.ru/v10_3_n28/articles/11_melikh.pdf О личности Л. П. Карсавина. К 125-летнему юбилею]
  4. [baza.vgd.ru/11/73997/?pg=2 ТАМАРА КАРСАВИНА — ШТРИХИ К БИОГРАФИИ И РОДОСЛОВНОЙ. Стр. 3]

Ссылки

  • [www.pro-ballet.ru/html/k/karsavin.html Карсавин в балетной энциклопедии (Источник: Русский балет. Энциклопедия. БРЭ, «Согласие», 1997)]
  • [culture.niv.ru/doc/ballet/encyclopedia/025.htm#ab429 Энциклопедия балета (страница 25), автор Т. Е. Кузовлева]

Отрывок, характеризующий Карсавин, Платон Константинович

Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.