Карцов, Павел Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Павел Петрович Карцов
Дата рождения

24 июня 1821(1821-06-24)

Место рождения

Новгородская губерния

Дата смерти

22 апреля 1892(1892-04-22) (70 лет)

Место смерти

Санкт-Петербург

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

инженерные войска

Звание

генерал от инфантерии

Командовал

3-й стрелковый батальон, Санкт-Петербургский гренадерский полк, 7-я пехотная дивизия, 3-я пехотная дивизия

Сражения/войны

Венгерская кампания 1849 года, Польская кампания 1863 года, Русско-турецкая война 1877—1878

Награды и премии

Павел Петрович Карцов (24 июня 1821 — 22 апреля 1892) — генерал от инфантерии, военный писатель, участник Русско-турецкой войны 1877—1878 годов.





Биография

Сын адмирала Пётра Кондратьевича Карцова, брат генерала от инфантерии Александра Петровича Карцова и сестры милосердия Елизаветы Петровны Карцовой[1], родился 24 июня 1821 года, происходил из дворян Новгородской губернии.

Образование получил в Новгородском графа Аракчеева кадетском корпусе и Дворянском полку, из которого 2 августа 1842 года был выпущен прапорщиком в лейб-гвардии Семёновский полк.

В 1849 году Карцов участвовал в походе гвардии в Венгрию против мятежников.

В 1856 году произведён в полковники, в 1857 году назначен командиром 3-го стрелкового батальона, в 1858 году — командиром учебного стрелкового батальона, в 1861 году — командиром Санкт-Петербургского гренадерского полка.

Произведённый 30 августа 1862 года в генерал-майоры, в следующем году Карцов принял участие в подавлении восстания в Польше. За отличия против поляков был награждён орденами св. Владимира 3-й степени (в 1863 году) и св. Станислава 1-й степени (в 1864 году).

30 августа 1870 года произведён в генерал-лейтенанты с назначением начальником 7-й пехотной дивизии, в 1876 году назначен начальником 3-й пехотной дивизии.

В войне с Турцией в 1877—1878 годах Карцов, кроме командования Ловче-Сельвинским отрядом и удачных действий под Плевной (занятие селений Тораса, Турского Избора и Горного Тетевена), совершил с отдельной колонной трудный зимний переход через Траянов перевал за Балканы, заняв с бою ряд городов (Сапаш, Карлово и другие), и в 1878 году за отличие был награждён орденом Белого Орла с мечами[2].

По окончании войны Карцов был прикомандирован к Главному штабу и в конце 1885 года, вследствие своего преклонного возраста, был зачислен по запасным войскам. 18 апреля 1892 года Карцов был окончательно уволен со службы с производством в генералы от инфантерии.

Среди прочих наград Карцов имел ордена св. Анны 1-й степени (в 1867 году, императорская корона к этому ордену пожалована в 1869 году) и св. Владимира 2-й степени (в 1874 году).

Умер 22 апреля 1892 года в Санкт-Петербурге, похоронен на Митрофаниевском кладбище[3]. Имел сына Георгия.

Перу Карцова принадлежат следующие труды:

  • Субалтерн-офицер в роте, эскадроне и батарее. СПб., 1884
  • История лейб-гвардии Семёновского полка. 1683—1854. Ч. 1—2. СПб., 1852—1854
  • Памятно-справочная книга для командиров отдельный частей войск. СПб., 1880
  • Командование отдельной частью. СПб., 1883
  • Командование ротой и эскадроном. СПб., 1881 (2-е издание, исправленное и дополненное: СПб., 1885)
  • Воспоминания участника минувшей войны. СПб., 1879
  • Исторический очерк Новгородского графа Аракчеева кадетского корпуса и Нижегородской военной гимназии. 1834—1884. СПб., 1884
  • Исторический очерк лейб-гвардии Первого стрелкового Е. И. В. батальона с 1856 по 1885 год. СПб., 1885
  • Справочная книжка для строевого офицера. СПб., 1887
  • Из прошлого. Личные и служебные воспоминания. Ч. 1—2. СПб., 1888

Кроме того, в журналах «Русская старина», «Военный сборник» и других, а также в газетах, им было напечатана масса статей военно-исторического и мемуарного характера.

Семья

Сын Георгий (1861—1931) — деятель общественного охотничьего движения.

Напишите отзыв о статье "Карцов, Павел Петрович"

Примечания

  1. [www.koipkro.kostroma.ru/Sledovo/Shared%20Documents/%D0%98%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%8F%20%D1%80%D0%BE%D0%B4%D0%B0%20%D0%9A%D0%B0%D1%80%D1%86%D0%B5%D0%B2%D1%8B%D1%85.aspx История рода Карцевых]
  2. В литературе распространено ошибочное утверждение, что Карцов был награждён орденом св. Георгия 4-й степени, однако это не находит подтверждения в его послужном генеральском списке и орденских справочниках.
  3. [vivaldi.nlr.ru/bx000050141/view#page=347 Карцов, Павел Петрович] // Петербургский некрополь / Сост. В. И. Саитов. — СПб.: Типография М. М. Стасюлевича, 1912. — Т. 2 (Д—Л). — С. 342.

Источники

Отрывок, характеризующий Карцов, Павел Петрович

Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.